Публикуется по изданию: А.П.Лопухин. Библейская история Ветхого Завета. Монреаль, 1986.
Оглавление:
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ
А. Подразделения Библии и проблема канона.
II. Сотворение первых людей и их блаженная жизнь в раю.
III. Грехопадение и его последствия. Местонахождение рая.
Iv. Сыновья и ближайшие потомки Адама. Каин и Авель. Два направления в жизни допотопного человечества. Долговечность патриархов. Летосчисление.
vI. Потомки Ноя. Родословие народов. Столпотворение Вавилонское и рассеяние народов. Начало идолопоклонства.
vII. Избрание Авраама. Переселение его в землю Ханаанскую и жизнь его в этой стране. Завет Бога с Авраамом и обетование сына.
vIII. Богоявление у дуба Мамрийского. Гибель городов в долине Сиддим. Высшее испытание веры Авраама и последние дни его жизни.
XII. Внутреннее и внешнее состояние избранного рода во время патриархальной эпохи. Богослужение и обряды. Нравы и образ жизни. Правление, промышленность и просвещение.
ХIII. Истинная религия вне избранного рода. Иов. Религиозное состояние языческих народов. Летоисчисление.
Xv. Моисей, его воспитание в Египте и пребывание в земле Мадиамской. Призвание его при горе Хорив.
XvI. Ходатайство пред фараоном и казни египетские. Приготовление к исходу. Пасха.
XvII. Исход из Египта. Переход чрез Чермное море.
XvIII. Странствование израильтян по пустыне до Сина.
XIX. История дарования Синайского законодательства. Золотой телец. Скиния. Священство. Исчисление народа.
XX. События 38-летнего странствования по пустыне. Завоевание восточно-иорданской страны. Последние распоряжения и увещания Моисея; его пророческое благословление народа и кончина.
XXI. Законодательство Моисея. Теократия. Скиния и связанные с нею учреждения.
XXII. Постановления Моисеева законодательства касательно гражданского быта. Просвещение. Боговдохновенные книги. Летосчисление.
ХХIII. Земля обетованная. Внешнее ее положение и природа. Население, его язык, религия и гражданское состояние.
XXIv. Иисус Навин, завоевание земли обетованной и разделение ее. Религиозное одушевление израильского народа.
XXv. Уклонения израильтян в идолопоклонство и обращения к их Богу во время постигавших их бедствий. Девора и Варак.
XXvIII. Религиозно-нравственное состояние израильтян во времена судей. История Руфи.
XXIX. Илий — первосвященник и судия.
XXXI. Помазание Саула на царство. Первые годы его царствования. Отвержение Саула и помазание Давида.
XXXII. Саул и Давид. Поражение Голиафа и возвышение Давида при дворе. Гонения на него. Кончина Саула.
ХХХIII. Царствование Давида. Завоевание Иерусалима. Перенесение ковчега завета, победоносные войны и мысль о построении храма.
XXXIv. Продолжение царствования Давида. Его могущество и падение. Авессалом и его восстание.
XXXv. Последние годы царствования Давида. Исчисление народа и наказание. Последние распоряжения и кончина Давида.
XXXvI. Царствование Соломона. Мудрость юного царя, его величие и могущество. Построение и освящение храма.
XXXvII. Соломон на вершине своей славы. Царица Савская. Падение Соломона и его кончина.
XXXvIII. Внутреннее состояние израильского народа во времена царей. Религия и богослужение. Просвещение и боговдохновенные книги. Летосчисление.
XXXIX. Разделение царства, его причины и значение. Иеровоам и произведенный им религиозный раскол.
XL. Слабость и нечестие Ровоама и Авии, царей иудейских, и благочестивое царствование Асы и Иосафата.
XLI. Цари израильские Ахав и Охозия. Полное водворение при них идолопоклонства в царстве Израильском. Пророк Илия. Вредные последствия союза Иосафата с царями израильскими.
XLII. Преемники Ахава. Пророк Елисей, Нееман Сириянин. Гибель дома Ахавова.
XLIII. Царь израильский Ииуй и его преемники. Пророк Иона. Падение царства Израильского и рассеяние десяти колен. Праведный Товит.
XLIv. Цари иудейские Иоас, Ахаз, Езекия и Манассия. Пророк Исаия. Преобразовательная деятельность царя Иосии.
XLv. Падение царства Иудейского. Пророк Иеремия. Гибелъ Иерусалима. Пленение Вавилонское.
XLvI. Внутреннее состояние избранного народа в vII периоде. Состояние окружающих народов. Летосчисление.
XLvII. Внешнее и религиозное состояние иудеев. Пророческая деятельность Иезекииля. Пророк Даниил.
XLvIII. Падение Вавилона. Положение иудеев при Кире. Манифест об освобождении пленников. Летосчисление.
XLIX. Возвращение иудеев из плена. Создание второго храма. Деятельность Ездры и Неемии. Последние пророки. Судьба иудеев, оставшихся в пределах царства Персидского: история Есфири и Мардохея.
L. Состояние иудеев под греческим владычеством. Время Маккавеев и подвиги их для церкви и государства. Иудеи под владычеством римлян. Царствование Ирода.
LI. Религиозно-нравственное состояние иудеев по возвращении из плена. Секты. Богослужение. Правление. Летосчисление.
LII. Иудеи рассеяния. Состояние языческого мира. Общее ожидание Спасителя.
IX. Солнцестояние при Иисусе Навине.
XIII. Меры сыпучих и жидких тел.
XIv. Синхронистическая таблица важнейших событий от исхода израильтян из Египта.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
В исторической науке в настоящее время совершается необычайное движение, именно благодаря тем изумительным открытиям, которые делаются на забытом пепелище исторической жизни древних народов востока. С того счастливого часа, когда историки, не ограничиваясь пером, взялись за заступы и лопаты и начали раскапывать мусор развалин в долинах Нила, Тигра и Евфрата, равно как и в других странах исторического востока, пред взорами исследователей открылся целый мир нового исторического знания: бледные и тощие страницы истории древних народов чрезвычайно оживились и расширились, открыто было даже существование новых, совершенно неизвестных дотоле народов и монархий, знание о которых пролило новый свет на всю судьбу древнего человечества. Но эти необычайные открытия получили еще больше значения вследствие того, что они оказались в ближайшем соотношении с Библейской историей, и не только пролили в нее много нового света, уясняя часто самые темные её страницы, но и представили почти чудесное подтверждение многих библейских событий и фактов, которые дотоле могли безнаказанно подвергаться критике скептицизма. Это обстоятельство чрезвычайно оживило интерес к Библейской истории, которая перестала быть сухою специальностью богословов, а привлекает теперь внимание и светских ученых историков и всего образованного общества всех цивилизованных народов. Интерес этот заметен и у нас; но, к сожалению, у нас он доселе еще не выходил из узких рамок кружка специалистов, и для нашего общества, собственно, доселе буквально не имеется ни одной такой общедоступной книги, которая бы могла служить руководством или введением к этой глубоко интересной и в высшей степени поучительной области знания. Удовлетворение этой, по нашему мнению, насущной потребности, отчасти и имеет в виду настоящая книга.
В своих главных частях она составлена была нисколько лет тому назад и предназначалась лишь в качестве конспекта для наших личных кабинетных занятий в соприкосновенной с нашею специальностью («Историей древняго мира») области библейско-историческаго знания. Но сознание указанной выше глубокой потребности побудило нас обработать этот конспект в таком виде, чтобы он хоть в малейшей мере мог удовлетворить эту потребность, именно давая связный и живой курс Библейской истории с привнесешем в него главненших черт из неисчерпаемого богатства новейших библейско-исторических исследоваий. Понятно, что в тех рамках, какие намечены были для настоящего руководства, означенные изследования не могли найти себе самостоятельнаго места в нем и мы действительно ограничились лишь привнесением некоторых черт из них; но надеемся, что читатели заметят их присутствие при каждом более или менее важном библейско-историческом событии, и сами убедятся, как много света новейшии открытия проливают в области истории и сколько свежего интереса придают самым общеизвестным фактам и событиям.
Свое «руководство» мы предназначаем для чтения вообще, но особенно желали бы, чтобы оно нашло доступ в среду учащегося юношества. По нашему глубокому убеждению, Библейская история может стать неисчерпаемым источником нравственного и высшего исторического воспитания для всякого более или менее способного к серьезной умственной жизни человека. Всякая история есть воспитательница ума и сердца и учительница мудрости; но Библейская история в этом отношении стоит выше всех других историй, потому что предмет её — центральные пункты духовной жизни человечества, и в ней раскрываются глубочайшие законы всемирно-исторического развития. Она яснее всего может показать, что в истории народов нет ничего случайного и произвольного, что всякая попытка «делать историю» бессмысленна и вредна, потому что все ждет и требует «исполнения времен», которого нельзя ни приблизить, ни отдалить. Вместе с тем, она представляет ряд глубоких житейских опытов величайших характеров, которые своими добродетелями и не менее своими пороками широко раскрывают дверь в самую глубь духовной жизни человека и тем самым преподают глубочайшие уроки для всякого обладающего достаточно живым нравственным чувством для того, чтобы воспринимать подобные поразительные опыты. Наше «руководство», конечно, не имеет никаких претензий на изложение Библейской истории с этой именно стороны: понимание этой стороны в ней предполагает предварительное знакомство с начатками библейско-исторического знания, и эти-то начатки именно и предлагаем мы в своей книге, в надежде, что она может послужить руководством к проникновению и в более глубокую область знания.
В непродолжительном времени имеет последовать подобное же «Руководство к Библейской истории Новаго Завета»
31 декабря 1887 года.
А.Л.
ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
НАШЕ «Руководство», встреченное живым сочуствием духовной и светской печати, не только русской, но и заграницей — славянской (на сербский язык оно переведено сполна), несмотря на значительное количество напечатанных экземпляров, разошлось сравнительно в короткое время и уже несколько лет не имелось в продаже. Так как требования на него не прекращаются, то мы порешили сделать второе издание, которое и предлагается благосклонному вниманию читателей. Не делая в нем никаких существенных изменений, мы только тщательно пересмотрели его и исправили, где оказалось нужным, а также дополнили несколькими примечаниями и библейскими цитатами, дающими возможность читателю легко отыскать повествование о каждом событии в самой Библии, как первоисточнике.
3 Июля 1896 г.
А. Л.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ
Мы печатаеи третьим изданием «Библейскую Историю» Ветхого Завета А. П. Лопухина и первым его заграничным в Русской Православной Зарубежной Церкви к празднованию тысячелетия Крещения Руси. К этому нашему заграничному изданию мы прибавили к началу книги историю происхождения Пятнкнижия с толкованием Преосвященного епископа Нафанаила.
Мы горячо рекомендуем этот труд как руководство и для школ среднего учебного образования и для всех благочестивых читателей Священнаго Писания, которые следуют духовному совету преп. Серафима Саровского что всякий христианин постоянно читающей Священное Писание не лишится Божьей милости. Особенность этой библейской истории в том, что читатель приобретает полную последовательную картину самой истории избранного народа, что почти совсем невозможно сделать самому читателю от чтения Священнаго Писания. Этот труд быль в свое время переведен на сербский язык и хорошо известен почти во всех поместных православных церквах.
Он также был подвержен суровой критике некоторыми представителями схоластической школы нашего духовенства. Но пусть это нас не смущает, ибо эта же школа не приняла замечательного труда Хомякова «Церковь Одна» и долго и упорно сопротивлялась учению нашего великого аввы и основателя Русской Православной Зарубежной Церкви Митрополита Антония Хроповицкого, признанного теперь всеми поместными православными Церквами как учителя Вселенской Православной Церкви.
Митрополит Виталий.
О СВЯТОЙ БИБЛИИ.
(Епископ Нафанаил)
А. Подразделения Библии и проблема канона.
Библия — слово греческое, значащее «книги». Ставится это слово по-гречески с определенным артиклем «та», во множественном числе, т.е., оно значит: «Книги с определенным содержанием».
Это определенное содержание есть Божие откровение людям, данное для того, чтобы люди нашли путь к спасению, т.е., сделались бы способными жить общей жизнью с Богом, т.е., жизнью вечной и радостной, в любви ко Творцу и друг ко другу, ко всем Богом сотворенным существам.
Эту цель Библии, её определенное содержание надо помнить при её изучении, так как иначе будет непонятно, почему Библия отмечает одни явления и пропускает другие, отвечает на одни вопросы и молчит о других, кажущихся на первый взгляд столь же заслуживающими внимания.
Библия — документ абсолютной совершенной правды. В ней нет ни одного слова, которое не соответствовало бы совершенной Божественной Правде. Но отеческая литература, вся подлинно церковная письменность и проповедь являются продолжением и развитием Библии, свидетельствами жизни Того же Духа Святого, Животворящего, Который глаголал Отцем во пророцех и глаголет и будет глаголать до конца веков в Святой Христовой Церкви.
Православный христианин не может «довольствоваться» Библией, как хочет делать протестант. Чем больше христианин будет жить Библией, тем более она сама будет заставлять его себя продолжать: продумывать, прочувствовать, стремиться воплощать и развивать всё, что в ней заложено. Продумыванием, прочувствованием, воплощением и развитием священного Божиего Закона и является жизнь всех святых Христовой Церкви, до современного нам о. Иоанна Кронштадского включительно.
И никогда не может православный христианин ни в чем, ни в малом, ни в большом «войти в противоречие с Библией», счесть хотя бы одно её слово «устарелым», потерявшим силу, или тем более фальшивым, как нас хотят уверить протестантские, а иногда даже называющие себя православными, критики, враги Божиего слова. «Небо и земля мимо идут, но словеса Божии не мимо идут» (Мф. 24:35), и «скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из Закона пропадет» (Лк. 16:17), как сказал Господь.
Библия есть голос Духа Святого, но Божественный голос звучал чрез человеческих посредников и человеческими средствами. Поэтому Библия есть книга, имеющая и земную свою историю.
Она явилась не сразу. Писалась она многими людьми в течение длительного периода на нескольких языках в разных странах.
Разделяется Библия на Ветхий и Новый Заветы. В Новом Завете — совершение и полнота всей Божественной Правды, в Ветхом Завете — подготовительное, педагогически неполное раскрытие её.
Человеческая природа искривлена грехом, вошедшим в нее падением прародителей и возросшим в дальнейших поколениях бесчисленными личными согрешениями людей. Для того, чтобы подготовить испорченное человечество к принятию Сына Божия и Его Божественного полного Закона, нужен был внимательнейший заботливый процесс. Его-то и совершает Господь в Ветхом Завете.
Само появление Ветхого Завета, дарование первоначального Божиего Откровения на горе Синайской — это уже очень значительный этап, в свою очередь подготовленный заботливым процессом Божиего отбора в человеческом роде и воспитанием этого отбора.
Первоначально, Богом — Моисею была дана лишь первейшая часть Библии, так называемая Тора, т.е. Закон, заключенный в пяти книгах — Пятикнижие.
Эти книги: Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие.
В течение длительного времени только это, т.е. Пятикнижие-Тора и было в полном смысле слова Священным Писанием, словом Божиим для Ветхозаветной Церкви, хотя тотчас же вслед за Торой почти одновременно с последними строками её явились и первые строки иных, из первоначального Божиего Закона органически вытекающих, писаний. Книга Иисуса Навина начала писаться в тот самый почти момент, когда заканчивалось писание Второзакония. Книга Судей продолжает книгу Иисуса Навина, книги Царств продолжают кн. Судей. Паралипоменон, т.е. Летописи дополняют книги Царств, книги Ездры и Неемии являются продолжением книг Царств и Паралипоменона. Книги Руфь, Есфирь, Иудиф и Товит рисуют отдельные эпизоды истории избранного народа. Наконец, книги Маккавейские заканчивают повествование об истории Израиля и доводят ее до порога цели, до порога пришествия Христова.
Так является следующий за Законом, второй отдел Священного Писания, называемый Историческими книгами, в узком смысле слова. Священной Историей.
И в книгах Исторических встречаются вкрапленными отдельные поэтические творения: песни, молитвы, псалмы, а также поучения (см. напр. Бытие 40 гл., Исх. 15 гл., многие места Второзак., Суд. 5 гл., 2 кн. Царств 1 гл. 19 ст. и далее, Товита 13 гл. и пр. т.п.). В более поздние времена песни и поучения выросли в целые книги, составляющие третий отдел Библии — Учительные книги, по-еврейски Кетубим. К этому отделу относятся: книга Иова, Псалтирь, Притчи Соломоновы, Екклезиаст, Песнь Песней, Премудрость Соломонова, Премудрость Иисуса сына Сирахова.
Наконец, творения свв. пророков, действовавших среди Еврейского народа по Божиему велению после разделение царства и после пленения Вавилонского, составили четвертый отдел Священных книг — книги Пророческие, по-еврейски называемые Небиим. В этот отдел включаются: книга прор. Исаии, прор. Иеремии, Плач Иеремии, Послание Иеремии, книга прор. Варуха, книга прор. Иезекииля, книга прор. Даниила и 12 малых Пророков, т.е. Осии, Иоиля, Амоса, Авдия, Ионы, Михея, Наума, Аввакума, Софонии, Аггея, Захарии и Малахии.
Такое деление Библии на книги Законодательные, Исторические, Учительные и Пророческие было применено и к Новому Завету, где Законодательными книгами являются Евангелия, Исторической книгой — Деяния Апостолов, Учительными книгами — Послания свв. Апостолов и Пророческой книгой — Откровение св. Иоанна Богослова.
Кроме этого деления мы часто еще слышим о делении Священного Писания Ветхого Завета на книги Канонические и книги Неканонические.
Чтобы выяснить этот вопрос, нам надо вернуться к нашим словам о том, что первоначально только Тора — Закон, т.е. пять книг Моисеевых были в полном смысле слова Священным Писанием, Законом для Ветхозаветной Церкви.
Остальные книги, включаемые ныне в Библию, были для древнего благочестивого еврея таким же продолжением Закона, его развитием, но не его частью, как для нас творения мужей апостольских, свв. отцев, жития святых, патерики, вплоть до творений таких современных писателей, как Феофан Затворник, о. Иоанн Кронштадский, митрополит Антоний.
В таком положении отношение к Священным книгам в древнем Израиле сохранялось до эпохи возвращения из Вавилонского плена. Отделившиеся в это время от Иудеев самаряне принимают в качестве Св. Писания только Пятикнижие Моисеево, хотя и знают в качестве назидательных книг некоторые и другие книги Библии.
Усвоив эту справку, мы яснее поймем, как возник вопрос о каноне Ветхозаветной Церкви, т.е. вопрос о том, какие именно из писаний должны пользоваться столь высоким авторитетом, чтобы быть поставленными рядом с Синайским Законом, а какие нет. Ведь и для нас некоторые творения церковных писателей более авторитетны, а другие менее. Это особенно верно в отношении позднейших, менее прославленных святостью писателей.
Вопрос о каноне, т.е. о том, какие из благочестивых писаний могут почитаться подлинно Богодухновенными и быть поставленными наряду с Торой, занимал Ветхозаветную Церковь в течение последних столетий пред Рождеством Христовым. Но Ветхозаветная Церковь канона не установила, хотя и сделала всю подготовительную для того работу. Один из этапов этой подготовительной работы отмечает 2-я книга Маккавейская, говоря, что Неемия «составляя библиотеку, собрал сказания о царях и пророках, и о Давиде и письма царей» (2:13). В еще большей степени подготовил установление канона священных книг выбор книг для перевода 70 толковников торжественно соборно совершенный Ветхозаветной Церковью.
И то и другое событие с некоторым правом можно было бы считать установлением канона, если бы мы имели список книг, какие в качестве священных собрал праведный Неемия или какие избрали для перевода Богоизбранные толковники. Но точного списка ни для того ни для другого события мы не имеем.
Разделение между признанными и непризнанными, каноническими и неканоническими было установлено иудейской общиной лишь после отвержения Христа Спасителя вождями иудейского народа, после разрушения Иерусалима, на грани I-го и II-го века по Рождестве Христовом, собранием иудейских раввинов в гор. Иамнии в Палестине. Среди раввинов наиболее выдающимися были рабби Акиба и Гамалиил Младший. Ими был установлен список в 39 книг (которые они искусственно свели в 24 книги, соединив в одно книги Царств, книги Ездры и Неемии и 12 книг малых пророков, по числу букв еврейского алфавита), который был принят иудейской общиной и введен во все синагоги. Этот список и является тем «каноном», в соответствии с которым книги Ветхого Завета называются каноническими или неканоническими.
Конечно, такой канон, установленный иудейской общиной, отвергшей Христа Спасителя, и потому переставшей быть Ветхозаветной Церковью, потерявшей всякое право на то Божие наследие, каковым является Священное Писание, такой канон не может быть обязательным для Церкви Христовой.
Тем не менее, Церковь считалась с Иудейским каноном, например, список священных книг, установленный Поместным святым Собором Лаодикийским, составлен явно под влиянием Иамнийского списка. Список этот не включает ни Маккавейских книг, ни Товита, ни Иудифи, ни Премудрости Соломоновой, ни третьей книги Ездры. Однако, и этот список не вполне совпадает со списком иудейского канона, так как список Лаодикийского Собора включает книгу пророка Варуха, послание Иеремии и 2-ю книгу Ездры, исключаемые иудейским каноном. (В Новом Завете Лаодикийский Собор не включил в канон Откровение св. Иоанна Богослова).
Но в жизни Церкви Лаодикийский канон не получил преобладающего значения. При определении Своих свящ, книг Церковь руководствуется в гораздо большей степени 85-м Апостольским правилом и Посланием Афанасия Великого, включающими в состав Библии в Ветхом Завете 50 книг и в Новом Завете 27 книг. На этот, более широкий выбор, оказал влияние состав книг перевода 70 толковников. Впрочем, и этому выбору Церковь подчинилась не безусловно, включив в свой список и книги, появившиеся позднее перевода 70, например, книги Маккавейские и книгу Иисуса сына Сирахова.
Что так называемые «неканонические» книги Церковь приняла в свою жизнь свидетельствуется тем, что в богослужениях они употребляются совершенно так же, как и канонические и, например, книга Премудрости Соломоновой, отвергаемая иудейским каноном, является наиболее читаемой из Ветхого Завета за богослужениями.
2-я глава Премудрости Соломоновой так пророчески ясно говорит о страданиях Христовых, как может быть ни одно другое место в Ветхом Завете, кроме пророка Исаии. Можно заподозрить, что это обстоятельство и явилось причиной, почему раввины в Иамнии отвергли эту книгу. Христос Спаситель в Нагорной проповеди приводит, хотя и без ссылок, слова из книги Товита (ср. Тов. 4:15 с Мф. 7:12 и Лк. 6:31; Тов. 4:16 с Лк. 14:13), из книги сына Сирахова (ср. 28:2 с Мф. 6, 14 и Мр. 2:25), из книги Премудрости Соломоновой (ср. 3:7 с Мф. 13:43). Ап. Иоанн в Откровении берет и слова и образы книги Товита (ср. Отк. 21:11—24 с Тов. 13:11—18). У апостола Павла в посланиях к Римлянам (1:21), к Коринфянам (1 Кор. 1:20—27; 2:7—8), к Тимофею (1 Тим. 1:15) есть слова из книги прор. Варуха. У ап. Иакова очень много общих фраз с книгой Иисуса сына Сирахова. Послание к Евреям св. ап. Павла и книга Премудрости Соломоновой так близки друг к другу, что некоторые умеренно отрицательные критики считали их творением одного и того же автора.
Все бесчисленные сонмы христианских мучеников первых веков вдохновлялись на подвиг святейшим примером мучеников Маккавейских, о которых повествует 2-я книга Маккавейская.
Б. Язык Библии.
Священное Писание в оригинале написано на трех языках: на еврейском, на арамейском и на греческом.
На еврейском написана большая часть Ветхого Завета. На арамейском языке написаны в Ветхом Завете 2—8 главы книги прор. Даниила, 4—8 главы 1 книги Ездры и книга Премудрости Иисуса сына Сирахова, а в Новом Завете Евангелие от Матфея. На греческом языке в Ветхом Завете написаны 2-я и 3-я книги Маккавейские и весь Новый Завет, кроме Евангелия от Матфея. Кроме того, и Евангелие от Матфея и все книги Ветхого Завета не признаваемые иудейским каноном, сохранились лишь на греческом языке, а в еврейском или арамейском подлиннике утрачены.
Первым известным нам переводом Священного Писания был перевод всех книг Ветхого Завета с еврейского на греческий, совершенный так называемыми 70 (точнее 72) толковниками в III веке до Р.Х.
Димитрий Фаларей, ученый вельможа эллинистического египетского царя Птоломея Филадельфа задался целью собрать в столице своего государя абсолютно все существовавшие тогда во всем мире книги. Иудея в это время (284—247 гг. до Р.Х.) была в подчинении у египетских царей, и Птолемей Филадельф приказал иудеям прислать в Александрийскую библиотеку все существовавшие у них книги, приложив к ним греческий перевод с них. Вероятно, никто из современников не понимал, что это типичное для библиофилов стремление царя и его вельможи составить наиболее полную коллекцию книг будет иметь такое важнейшее значение в духовной жизни человечества.
Иудейские первосвященники отнеслись, конечно, под воздействием Духа Святого, к этой задаче с чрезвычайной серьезностью и сознанием ответственности. Несмотря на то, что к этому времени фактически весь еврейский народ сосредоточился в одном колене иудином, и иудеи смело могли бы взять на себя одних выполнение пожелания египетского царя, однако вполне справедливо и свято желая, чтобы в таком деле приняла бы участие вся Ветхозаветная Церковь, весь Богоизбранный Израиль, духовные вожди еврейского народа установили пост и усиленную молитву во всем народе и призвали все 12 колен Израилевых избрать по 6 человек толковников, т.е. переводчиков от каждого колена, чтобы они совместным трудом перевели Священное Писание на греческий язык — язык всех племен и народов тогдашнего времени.
Этот перевод, явившийся, таким образом, плодом соборного подвига всей Ветхозаветной Церкви, получил название Септуагинты, т.е. Семидесяти, и сделался для православных христиан самым авторитетным изложением Священного Писания Ветхого Завета.
Значительно позднее (по-видимому, около I-го в. до Р X. для ветхозаветной части Священного Писания и около начала II-го по Р.Х. для новозаветной его части) явился перевод Священного Писания на арамейский язык, т.н. Пешитта, который во всем важнейшем совпадает с переводом Септуагинта.
Для Сирийской Церкви и для всех Восточных Церквей, связанных с Сирийской, Пешитта также авторитетна как для нас Септуагинта, и во всяком случае эти два перевода, а для западных еще и перевод, сделанный св. Иеронимом т.н. Вульгата (что по-латыни значит совершенно то же, что по арамейски Пешитта — «простой») почитаются гораздо более авторитетными, чем еврейский подлинник.
Это может показаться странным, и мы постараемся разъяснить это.
Ко времени Христа Спасителя древнееврейский язык, на котором написан Закон и большинство прочих книг Ветхого Завета, был уже языком мертвым. Еврейское население Палестины говорило языком общим тогда для всех семитических племен Передней Азии — арамейском. Христос Спаситель тоже говорил на этом языке. Те немногие слова Христовы, которые свв. евангелисты приводят в буквальной передаче, «талифа куми» (Мр. 5:41), «авва», в обращении Господа к Богу-Отцу (Мр. 14:36), предсмертный вопль Господа на кресте «Елои, Елои, ламма савахфани» (Мр. 15:34) — все это арамейские слова. (В Евангелии от Матфея слова «Елои, Елои» — Боже Мой, Боже Мой — приведены в древнееврейской форме «Или, Или», но вторая половина фразы в обоих Евангелиях дана в арамейском языке).
Когда же в течение 1-го и II-го веков после бурь Иудейской войны и восстания Бар-Кохбы, прекратилось существование и малых общин иудео-христиан, тогда Священное Писание на еврейском языке совершенно исчезло из христианской среды. Воле Божией угодно оказалось, чтобы отвергшая Его и тем изменившая своему основному предназначению иудейская община получила иное назначение, оказавшись единственной хранительницей Священного Писания на исконном языке и, вопреки своей воли, стала свидетельницей, что все то, что говорит Христова Церковь относительно древних пророчеств и прообразов о Христе Спасителе и о Божием Отеческом приуготовлении людей к принятию Сына Божия, не измышлено христианами, но является подлинной, многогранно утвержденной истиной.
Когда после многих веков раздельного существования в разных, и, притом, насмерть враждующих кругах Священного Писания в греческом и арамейском переводах и в переводах с греческого и арамейского с одной стороны, и еврейского подлинника с другой стороны, они были приведены к сличению, оказалось, что во всем сколько-нибудь главном, за редкими исключениями, оно тождественно. Перед лицом миллионоустой клеветы, которую во все века, а в наше время особенно, воздвигали и воздвигают враги после Божиего слова, это согласие является свидетельством того, как злостно недобросовестна клевета, как бережно любовно сбережен священный Текст Божественных слов, как достославно оправдало человечество Божие доверие, вручившее абсолютную Правду в попечение немощным и ограниченным человеческим силам.
Но если тексты во всем главном так совпадают, то почему для православных христиан все-таки остается более авторитетным греческий или арамейский перевод, а не еврейский подлинник.
Потому что греческий и арамейский переводы в Церкви Христовой хранились от порчи Божиею благодатью и благодатным человеческим подвигом, а еврейский текст в еврейской общине сберегался техническими приемами.
Когда строки Библии переписывались христианскими писцами, то и сам писец, будучи чадом Церкви, участником Церковной Божественной жизни, ведающим Истину, не делал важной ошибки в переписываемом тексте, и слушатели этого текста, которым передавал он переписанную книгу, не мог ли оставить без внимание чего-либо искажающего смысл священных слов, к которым Церковь так внимательна.
В еврейской же общине текст переписывался евреями, не ведающими полноты Истины. Многие строки Библии, говорящие о грядущем Христе или о иных Таинствах Христианской веры были им непонятны, и ни сами они, делая при переписывании ошибки, не могли быть остановленными правильным пониманием текста, ни их слушатели иудеи не могли их исправить. Утратившая благодатность, иудейская община не имела органического живого корректива для исправления доверенного ей текста, какой имела и имеет Христова Церковь. Поэтому в деле сохранения священного текста иудеи были предоставлены только природным человеческим средствам, которым свойственно ошибаться.
Иудейская община ясно, мучительно сознавала это, и видя как с каждым веком, с каждым поколением умножаются списки, ошибки, недосмотры в священном тексте и как оказывается невозможным судить о верности того или другого разночтения, чтобы предотвратить с ужасом предвидимую полную порчу текста Священного Писания, она решилась на удивительное гигантское предприятие.
В течение первых веков христианства иудейские книжники, называемые массоретами, т.е. хранителями традиции, изъяли из всех синагог во всем мире все списки священных книг и заменили их собственными, переписанными строго точно и многократно проверенными из буквы в букву самими массоретами. В дальнейшем же ни одна книга Священного Писания не могла быть дана в синагогу под страхом херема, т.е. проклятия, без того, чтобы двенадцать книжников не сверили ее по букве с наличными текстами. Так земными человеческими мерами обеспечивал ветхий Израиль ту неповрежденность, неподвижность текста Священного слова, которую Церкви Своей Господь дает благодатно туне.
Степень неподвижности синагогального массоретского текста изумительна. Когда в конце XIX века были обнаружены книги евреев центрального Китая, живших отдельной от прочего еврейства жизнью с Iv или v века, то оказалось, что в существовавших у них книгах (Тора, Пророки и Псалмы) обнаружилось лишь 16 разностей в буквах с европейскими синагогальными текстами.
Однако всё же назвать эту неповрежденность абсолютной нельзя. Достигнута лишь неподвижность текста, но те ошибки, которые уже были к моменту реформы массоретов, не только не были исправлены, но, наоборот, оказались запечатленными их реформой, некоторые же искажения были намеренно введены массоретами, чтобы уменьшить ясность пророческих предречений о Христе Спасителе.
Из этих последних укажем, прежде всего, на знаменитое изменение массоретами 14-го стиха 7-й главы пророчества Исаии «се Дева во чреве приимет и родит сына». Зная, что это место наиболее излюблено христианами и лучше всего свидетельствует о пренепорочном Рождестве нашего Господа, массореты при проведении своей реформы, во все еврейские тексты, по всему миру поставили вместо слова «Ветула» — Дева, слово «альма» — молодая женщина. На это в свое время древние христианские апологеты резонно возразили еврейским толкователям: «какое же знамение, о котором тут говорит пророк Исаия, было бы в рождении сына от молодой женщины, если это является повседневным обыкновением»..Из сказанного ясно, почему Церковь еврейскому оригиналу в качестве авторитетнейшего текста Священного Писания предпочитает переводы Септуагинты и Пешитты, из которых первый имеет еще и то преимущество, что и создан он был, как мы указывали, по вдохновению Духа Святого соборным подвигом Ветхозаветной Церкви.
Из дальнейших переводов необходимо указать на древние переложения Священного Писания на арамейский язык, т.н. таргумы, т.е. толкования.
Когда древнееврейский язык вышел у иудеев из употребления, и его место занял арамейский язык, раввины должны были для толкования Писания в синагогах переходить на этот последний язык. Но они не хотели полностью оставить драгоценное наследие отцев — подлинник Божиего Закона, и поэтому, вместо прямого перевода ввели чтение Священного Писания в еврейском подлиннике при разъяснительном толковании на арамейском языке. Эти толкования и называются таргумами.
Самыми древними и знаменитыми из таргумов являются таргум Вавилонский, составленный в I в. до Р.Х. неким раввином Онкелосом на все Священное Писание и таргум Иерусалимский, несколько более поздний, приписываемый Ионафану бен Узиелю, составленный только на Тору. Есть еще и другие таргумы, гораздо более поздние. Хотя оба древнейшие таргумы и появились до массоретской реформы, но текст, истолковываемый ими, почти совпадает с массоретскими, во-первых, потому что вышли таргумы из той же раввинистической среды, из которой вышли и массореты, а во-вторых, потому что текст таргумов (дошедших до нас лишь в позднейших списках) подвергся обработке массоретов.
В этом отношении очень важен для нас т.н. Самарянский таргум, который составлен в X—XI веках, но который в основу свою берет для истолкования не массоретский, а домассоретский еврейский текст, во многом совпадающий с текстом Септуагинты.
В нашей русской Церкви мы имеем легко под рукой в первоклассных переводах обе вариации Священного Писания: церковно-славянский перевод сделан с Септуагинты, а русский синодальный — с еврейского текста.
Первоначальный перевод на церковно-славянский язык Священного Писания сделан был свв. равноапостольными братьями Кириллом и Мефодием, но до нашего времени от их перевода дошли только те части Ветхозаветного текста, которые заключаются в богослужебных чтениях, т.н. паремиях. Полной же Библии, перевода свв. братьев, до нас не дошло ни одной. В XvI веке при начавшейся борьбе Церкви с ересью жидовствующих обнаружилось, что во всей России нет нигде полной Библии. Поэтому архиепископ Геннадий Новгородский приказал заново сделать перевод священных книг с греческого. Этот перевод со многими исправлениями и переработками и дошел до нас в современной церковно-славянской Библии.
Русский же перевод Библии сделан с еврейского в XIX веке. Впрочем, в хороших синодальных изданиях наиболее важные разночтения с Септуагинтой отмечены, и переводы с греческого поставлены в текст в скобках. Издания же Библейского общества делаются исключительно с еврейского текста без вариаций с греческого.
Почти одновременно с церковно-славянским переводом (даже позднее его) был сделан перевод Св. Писания на арабский язык Саадием Гаоном аль Фаюмом (в начале X в.). Этот перевод сделан с Пешитты.
Столь поздняя дата перевода Св. Писания на арабский язык объясняется тем, что арамейский язык, получивший свое позднейшее окончательное оформление в Пальмире среди североарабских племен, был до времени нашествия магометан литературным языком для всех северных арабов и сирийцев, понятным даже и для простого народа. Магометанским завоеванием был принесен на север язык южных арабов, от которого и произошел современный арабский язык, но арабы и сирийцы-христиане еще долго употребляли в свой церковной жизни арамейский язык, драгоценный тем, что на нем говорил Христос.
ПЕРИОД ПЕРВЫЙ.
(От сотворения мира до потопа)
Мир, рассматриваемый в его внешней красоте и внутренней гармонии, представляет собою дивное создание, изумляющее стройностью своих частей и чудесным разнообразием своих форм. Во всей своей необъятности он правильно движется подобно величественным часам, заведенным великим и искусным мастером. И как при взгляде на часы невольно является мысль о сделавшем и заведшем их мастере, так и при рассматривании мира в его правильном и стройном движении разум невольно приходит к мысли о том Виновнике, которому он обязан своим существованием и дивным устроением. Что мир не вечен и имеет свое начало, это ясно доказывается, прежде всего, общим верованием народов, у которых у всех сохраняется древнейшее предание о начале всех вещей. Затем изучение хода исторической жизни человечества, особенно древнейших его народов, показывает, что сама историческая жизнь имеет весьма ограниченную протяженность и скоро переходит в эпоху доисторическую, которая составляет детство человеческого рода, необходимо предполагающее, в свою очередь, рождение или начало. На то же указывает и ход развития наук и искусств, который опять приводит нас к первобытному состоянию, когда только начинались они. Наконец, новейшие науки (геология и палеонтология) через изучение наслоений коры земной и заключающихся в них останков неопровержимо и ясно доказывают, что земной шар постепенно образовывался в своей поверхности, и было время, когда на нем совершенно не было никакой жизни, и сам он находился в состоянии бесформенного вещества. Таким образом, начало мира несомненно, хотя бы и в виде бесформенного, первобытного вещества, из которого постепенно образовались все его формы. Но откуда явилось само это первобытное вещество? Вопрос этот издавна занимал мысль человеческую, но она бессильна была разрешить его без высшей помощи, и в языческом мире величайшие мудрецы и основатели религий не в силах были подняться выше той мысли, что это первобытное вещество существовало от вечности, и из него-то Бог создал или устроил мир, будучи лишь, таким образом, создателем или устроителем мира, но не в собственном смысле Творцом его. Тогда на помощь человеческому разуму явилось Божественное Откровение, заключающееся в книгах св. Писания, и оно просто и ясно провозгласило великую тайну бытия, постигнуть которую тщетно усиливались мудрецы всех времен и народов. Тайна эта открыта на первой странице книги Бытия, которою и начинается Библейская история мира и человечества.
«В начале сотворил Бог небо и землю», говорит в первом стихе книги Бытия бытописатель, св. пророк Моисей. В этих немногих словах выражена та необъятная по своей глубине истина, что все существующее на небе и на земле, а, следовательно, и первобытное вещество, имеет свое начало, и все сотворено Богом, который один только вечен и существовал в довременном бытии, и притом сотворено из ничего, как означает самый глагол бара, употребленный для выражения слова «сотворил» [2]. Бог есть единый Творец вселенной, и без Него ничего не могло произойти. Утверждая эту мысль, бытописатель тем самым отверг все другие способы объяснения происхождения мира, т.е., что мир не мог произойти ни от случая, ни от самозарождения, ни от борьбы доброго и злого начал (как учили языческие мудрецы, а за ними и новейшие любомудры), а единственно от свободного решения воли всемогущего Бога, благоволившего из небытия воззвать мир к временному бытию. Решение же это вытекло единственно из любви и благости Творца, с целью дать и твари возможность насладиться этими величайшими свойствами Его существа. И вот «Он», по словам боговдохновенного псалмопевца, «сказал и сделалось, Он повелел и явилось» все (Псал. 32:9). Орудием его при творении служило Слово Его («сказал и сделалось»), которое есть Слово изначальное, Сын Божий, чрез которого «все начало быть, и без Него ничто не начало быть, что произошло» (Иоан. 1:3). Так как во втором стихе отдельно говорится и об участии Духа Божия в деле творения, то ясно, что Бог действовал при создании мира как превечная Троица [3].
Открыв тайну происхождения мира как целого и его двух составных частей — неба и земли, бытописатель переходит к описанию порядка образования мира в его теперешнем виде, во всем разнообразии его видимых форм, и так как летопись бытия предназначалась в поучение жителям земли, то и главное внимание его обращается именно на историю образования земли, так что во втором стихе уже не упоминается о небе [4]. В первобытном своем состоянии «земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою». Это было только что сотворенное бесформенное вещество — хаос [5] «тогу-ва-богу», в котором бродили слепые силы вещества, ожидая зиждительного слова Творца, и над этою-то бродящею бездною была тьма, и только творческий Дух Божий носился над водою, как бы оплодотворяя зародыши и семена имевшей возникнуть жизни на земле. Откровение ничего не сообщает о продолжительности такого хаотического состояния. Только с известного момента началась творчески-образовательная деятельность Творца, и она совершилась в шесть последовательных периодов времени, называемых днями творения [6].
Когда настало время для начала творческой деятельности, над темным бесформенным веществом прогремело слово Божие: «да будет свет! и стал свет». Над бездной хаоса мгновенно рассвел прекрасный день Божий и озарил мрачную утробу довременной тьмы. «И увидел Бог свет, что он хорош»; и «отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один».
При появлении света усилилось брожение сил в клокочущем веществе хаоса. Огромные массы паров поднимались над поверхностью земного тела и окутывали его непроницаемыми тучами и мглою, так что терялась всякая грань, отделяющая его от других небесных тел. «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделит она воду от воды; (и стало так). И создал Бог твердь; и отделил воду, которая под твердию, от воды, которая над твердию; и стало так». Нижние слои паров превратились в воду и осели на поверхность все еще клокотавшей бездны, а верхние улетучились в необъятной области небесного пространства, и над землею открылось то прекрасное голубое небо, которое мы видим теперь. Это был день второй.
Над земным телом была уже очищенная от паров атмосфера, но сама земля была еще сплошным морем. Тогда «сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша; и стало так». Сгустившееся и постепенно охлаждавшееся вещество в одних местах поднималось, в других опускалось; возвышенные места обнажались от воды, делались сушею, а углубления и впадины наполнялись сливавшеюся в них водою и образовали из себя моря. «И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морем: и увидел Бог, что это хорошо». Но как ни хорошо было это распределение моря и суши, земля еще не обладала тем, что составляло цель её создания: на ней не было еще никакой жизни, и лишь голые, мертвые скалы мрачно смотрели на вместилища вод. Но вот, когда совершилось распределение воды и суши, и образовались необходимые условия для жизни, не замедлили появиться и первые начатки её — в виде растительности. «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя (по роду и по подобию её), и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле, и стало так». «И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день третий».
Но растительность для своего прозябания нуждается в правильной смене света и тьмы. «И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной (для освещения земли), для отделения дня от ночи, и для знамений и времен, и дней и годов, и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю: и стало так». По слову Творца окончательно установилась солнечная и звездная система, как она существует теперь. Солнце запылало своим могучим, животворным светом и озарило окружающие его планеты; небесный свод украсился мириадами звезд, и чарующий блеск их вызвал восторг ангелов небесных, которые хором восхвалили Творца (Иов. 38:7). «И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвертый».
Небо уже украшалось светилами, на земле развивалась исполинская растительность; но не было еще на земле живых существ, которые могли бы наслаждаться дарами природы. Для их существования не было еще надлежащих условий, так как воздух был насыщен вредными испарениями, которые могли способствовать лишь царству растительному. Но вот исполинская растительность очистила атмосферу, и подготовились условия для развития животной жизни. «И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живу; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной». В силу этого божественного веления совершился новый творческий акт, не просто образовательный, как в предыдущие дни, а в полном смысле творческий, каким был и первый акт творения первобытного вещества — из ничего. Тут создавалась душа живая, вводилось нечто такое, чего не было в существовавшем первобытном веществе. И действительно, бытописатель здесь во второй раз употребляет глагол бара — творить из ничего. «И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду её. И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле. И был вечер, и было утро: день пятый».
Вода и воздух наполнились жизнью, но оставалась еще пустынною третья часть земли — суша, та именно, которая представляет наиболее удобств для жизни живых существ. Но вот настало время и для её заселения. «И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду её, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их: и стало так. И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их». Все эти животные образованы были из земли, откуда они и теперь извлекают свои питательные вещества, и в которую обращаются опять при разложении. «И увидел Бог, что это хорошо». Таким образом, земля уже во всех своих частях населилась живыми существами. Мир живых существ представлял стройное дерево, корень которого состоял из простейших, а верхние ветви из высших животных. Но это дерево было неполно, не было еще цветка, который бы завершал и украшал его вершину. Не было еще человека — царя природы. Но вот явился и он. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему (и) по подобию Нашему; и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотами, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его, мужчину и женщину сотворил их». Здесь в третий раз совершился в полном смысле творческий акт (бара), так как человек в своем существе опять имеет нечто такое, чего не было в сотворенной до него природе, именно дух, отличающий его от всех других живых существ.
Так закончилась история творения и образования мира. «И увидел Бог все, что Он создал, и вот хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестый». «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые Он творил и созидал. И благословил Бог седьмый день и освятил его». Отсюда ведет свое начало установление субботы как дня покоя, и на этом установлении доселе основывается правильная смена труда и покоя в жизни человеческой.
II. Сотворение первых людей и их блаженная жизнь в раю.[7].
Человек, как венец творения, создан по особому совету Творца, и он только один создан по образу и по подобию Божию. Тело его, как и тела всех животных, образовано из земли; но духовная часть его есть непосредственное вдуновение Творца. «И создал Господь Бог человека (Адама) из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душею живою». Образ и подобие Божие в человеке поэтому состоит в духовном сыновстве его Богу, в стремлении к умственному и нравственному совершенству, дающему ему возможность господствовать над природой. Как царь творения он вводится в особый насажденный для него сад или рай в Едеме на востоке, приводятся ему в подчинение все твари, и он делается владыкой земли. Но человек, как разумное и духовное существо, не был бы достойным представителем Божества на земле, если бы он жил в уединении или в общении только с существами или высшими его, как ангелы, или низшими, как животные. Для него было необходимо не только для удовольствия и счастья, но еще более для совершенства божественного дела иметь помощника по себе, способного к восприятию и взаимному общению мыслей и чувств. Между тем, среди уже созданных живых существ «для человека не нашлось помощника подобного ему». «И сказал Господь Бог: не хорошо человеку быть одному; сотворим ему помощника, соответственного ему». И вот создается жена, и притом из ребра самого человека, взятого у него во время глубокого сна. Как только создана была женщина, человек тотчас понял в этом деле Творца желание счастья для общественной жизни человека и пророчески произнес положение, которое стало законом брака на все последующие века: «вот это кость от костей моих, и плоть от плоти моей, она будет называться женою, ибо взята от мужа своего. Потому оставит человек отца и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть». Из этих слов, равно как и из обстоятельств самого сотворения жены, естественно вытекает, что муж и жена представляют собою единство, заключаемое в браке, что брак должен состоять из союза одного мужчины с одной женщиною, и что жена должна подчиняться мужу как его помощница, созданная для него. «И благословил их Бог и сказал: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над всеми тварями».
И вот первые люди в блаженстве своей невинности обитали в раю, пользуясь всеми его плодами и наслаждаясь всеми его радостями. Им предоставлены были все блага совершенной и невинной жизни. В материальном отношении их окружал избыток богатейших даров райской природы, вместе с плодами деревьев, которые имели особенно чудесное значение для их телесной крепости и жизненности, давая им бессмертие. Духовные потребности их находили полнейшее удовлетворение в непосредственном собеседовании с Богом, являвшимся «в раю во время прохлады дня», а также в изыскании лучших способов господства над подчиненной им природой и управления ею, для чего Адам нарек имена животным, а также, конечно, и всем другим предметам, устанавливая таким образом язык как средство различения предметов и общественного сношения. Но высшее совершенство их заключалось в нравственной невинности, которая состояла в отсутствии самой мысли о чем-либо нечистом и греховном. «И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились».
III. Грехопадение и его последствия. Местонахождение рая. [8].
Пребывание первых людей в раю было пребыванием их в непосредственном общении с Богом, которое и было первой и совершеннейшей религией человеческого рода. Внешним выражением этой религии была церковь, как собрание первых двух верующих. Но так как церковь, как внешнее учреждение, предполагает известные установления и условия, на которых основывается собрание, то и первобытная церковь была основана на особом завете между Богом и человеком. Завет этот состоял в том, чтобы человек любил Бога и ближних и оказывал Творцу своему совершенное послушание во всех Его повелениях, а Бог, с своей стороны, обетовал за это человеку продолжение его блаженного состояния, безопасность от смерти, как болезненного разрушения тела и, наконец, жизнь вечную. Чтобы предоставить человеку возможность засвидетельствовать свое послушание и укреплять свою веру, Бог дал ему заповедь, которая могла служить для него испытанием, как средством укрепления того свободного нравственного самоопределения, в котором заключается высшее благо жизни. Заповедь состояла в запрещении есть от плодов дерева познания добра и зла. «И заповедал Господь Бог человеку и сказал: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла — не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь». Предоставив человеку полную свободу, Творец, однако же, этою заповедью хотел показать ему, что как существо ограниченное, он должен жить под законом и что за нарушением закона последует страшное наказание.
Откровение не сообщает, как продолжительно было блаженное пребывание первых людей в раю. Но это состояние уже возбуждало злобную ненависть врага, который, лишившись его сам, с ненавистью смотрел на невинное блаженство первых людей. Когда на земле господствовал еще мир всеобщего блаженства и она не знала зла, мир в высших своих областях уже был знаком со злом, и происходила борьба с ним. В среде высших сотворенных существ или ангелов, одаренных высшими дарами разума и свободы, некоторые уже нарушили заповедь послушания Творцу, возгордились своим совершенством (1 Тим. 3:6) и не сохранили своего достоинства (Иуд. 6), за что и низвергнуты были из небесного рая в преисподнюю. Зависть и жажда зла сделалась душею этих существ. Всякое благо, всякий мир, порядок, невинность, послушание — стали ненавистны для них, и они попытались разрушить их и среди людей, наслаждавшихся блаженством райской жизни на земле. И вот в раю явился искуситель — в виде змея, который «был хитрее всех зверей полевых». При этом он употребил лукавую хитрость, направив искушение не к обоим людям и не к мужу, а к одной жене, как слабейшему члену, скорее поддающемуся увлечению.
Змей приблизился к жене и сказал ей: «Подлинно ли сказал Бог, не ешьте ни от какого дерева в раю?» В вопросе этом заключалась коварная ложь, которая должна бы сразу оттолкнуть собеседницу от искусителя. Но она, по своей невинности, не в состоянии была сразу понять здесь коварство, и, в то же время, была слишком любопытна, чтобы тотчас же прекратить разговор. Однако же, она поняла ложь вопроса и ответила, что Бог разрешил им есть от всех дерев кроме одного лишь дерева, которое посреди рая, потому что от вкушения плодов его они могут умереть. Тогда искуситель прямо возбуждает недоверие к Богу. «Нет, сказал он, не умрете; но Бог знает, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло». Коварное слово глубоко запало в душу женщины. Оно возбудило ряд сомнений и душевную борьбу. Что такое добро и зло, которое она может узнать? И если люди блаженствуют в теперешнем состоянии, то в каком же блаженстве будут они, когда станут как боги?.. В тревожном возбуждении она невольно обращает взор к запретному дереву, а оно так приятно для глаз, вероятно сладостно для вкуса, а особенно заманчиво по своим таинственным свойствам. Это внешнее впечатление решило внутреннюю борьбу, и женщина «взяла плодов этого дерева, и ела; и дала также мужу своему, и он ел». Величайший переворот в истории человечества совершился. Те, которые должны были служить чистым источником всего человеческого рода, отравили себя плодами смерти. Женщина последовала змею, как бы он был выше Бога. По его внушению она сделала то, что запретил Творец. А её муж во грехе последовал жене, которая из соблазненной тотчас же сделалась соблазнительницею.
Не замедлили сказаться и следствия вкушения запрещенного плода: у них действительно открылись глаза, как обещал искуситель, и запретный плод дал им знание; но что же узнали они? — узнали то, что они наги. Возмущенное нравственное чувство открыло пред ними сознание их наготы, ставшей победным знаком чувственности и торжества плоти, и чтобы прикрыть ее, они сшили себе смоковные листья и сделали из них опоясания — эту первичную форму одежды. Но если согрешившие устыдились так даже собственного внутреннего голоса совести, то им совершенно страшно стало предстать теперь перед Богом. Настал вечер, и прохлада теней его разливала блаженство по саду. В это время обыкновенно происходило у них собеседование с Богом, которого они до сих пор с невинною радостью ожидали и встречали как дети своего отца. Теперь же они желают, чтобы этого момента никогда не наступало. А между тем он приблизился, и они услышали знакомый голос. Ужас объял Адама и жену его, и они «скрылись от лица Господа Бога между деревьями рая».
И воззвал Господь Бог к Адаму: «Адам, где ты?» А несчастный беглец с трепетом ответил из чащи дерев: «Голос Твой я услышал в раю и убоялся, потому что я наг, и скрылся». — «Но кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от древа, с которого Я запретил тебе есть?» Вопрос был поставлен прямо, но грешник не в силах был ответить на него так же прямо; он дал уклончивый и лукавый ответ: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от древа, и я ел». Вину он сваливает на жену и даже на Самого Бога. Господь обратился к жене: «что ты это сделала?» Жена также, в свою очередь, отклоняет от себя вину: «Змей обольстил меня, и я ела». Жена сказала правду, но в том, что они оба старались выгородить себя от вины, заключалась ложь. В этом сразу сказалось пагубное влияние отца лжи, обольщению которого поддались первые люди, и это влияние, как испитый яд, отравило всю их нравственную и телесную природу.
Тогда Господь изрек заслуженное наказание и, прежде всего, змею, как послужившему орудием искушения: он был проклят пред всеми животными и ему определена жалкая жизнь пресмыкания на чреве своем и питания прахом земли [9]. Жена осуждена на подчинение мужу и на тяжкие страдания и болезни при рождении детей; а муж осужден на тяжелую жизнь, так как земля, проклятая за дела человека, должна была оскудеть в своих дарах, производить терние и волчцы, и только в изнурительном поте он мог добывать себе хлеб для пропитания, пока не возвратится в землю, из которой взят был: «ибо прах ты, и в прах возвратишься», сказал Господь, осуждая его на телесную смерть. Страшно было наказание за преступление заповеди Божией; но как милосердный Отец, Бог не оставил Своих согрешивших чад без утешения, и тогда же дал им обетование, которое светлой надеждой на восстановление потерянного блаженства должно было поддерживать их унылый дух в дни последующих испытаний и невзгод греховной жизни. Это именно обетование о Семени жены, которое долженствовало стереть главу змия, т.е. окончательно победить разрушителя блаженства людей, и восстановить людям возможность достигать блаженства и жизни вечной на небе. Это было первое обетование о Спасителе мира, и в знамение Его пришествия установлено жертвоприношение животных (видимо, уже теперь разделенных на два класса — чистых и нечистых), заклание которых должно было предзнаменовать заклание великого Агнца за грехи мира. Сделав Адаму и жене его Еве (матери живущих, как назвал ее теперь Адам) кожаные одежды (из убитых для жертвоприношения животных) и научив их одеваться, Господь изгнал их из рая, «и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к древу жизни», которого они чрез свой грех сделались теперь недостойны.
С изгнанием людей из рая у них среди трудов и невзгод греховной жизни изгладилась с течением времени самая память о точном его местонахождении, у разных народов мы встречаем самые смутные предания, неопределенно указывающие на восток, как место первобытного блаженного состояния. Более точное указание находится в Библии, но и оно настолько неясно для нас при теперешнем виде земли, что по нему так же невозможно с географическою точностью определить местоположение Едема, в котором находился рай. Вот это библейское указание: «И насадил Господь Бог рай в Едеме, на востоке. Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки. Имя одной Фисон; она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото, и золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс. Имя второй реки Тихон (Геон): она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель (Тигр); она протекает пред Ассириею. Четвертая река Евфрат» (Быт. 2:8—14). Из этого описания прежде всего ясно, что Едем — это обширная страна на востоке, в которой находился рай, как меньшее помещение, назначенное для обитания первых людей. Затем название третьей и четвертой рек ясно указывает на то, что эта Едемская страна находилась в некотором соседстве с Месопотамией. Но этим и ограничиваются понятные для нас географические указания. Первые две реки (Фисон и Тихон) не имеют теперь ничего, соответствующего себе ни по географическому положению, ни по названию, и потому они подавали повод к самым произвольным догадкам и сближениям. Одни видели в них Ганг и Нил, другие — Фазис (Рион) и Аракс, берущие свое начало на возвышенностях Армении, третьи — Сыр-Дарью и Аму-Дарью, и так далее до бесконечности. Но все эти догадки не имеют серьезного значения и основываются на произвольных сближениях. Дальнейшим определением географического положения этих рек служат земли Хавила и Куш. Но первая из них так же загадочна, как и орошающая ее река, и можно только догадываться, судя по её металлическим и минеральным богатствам, что это некоторая часть Аравии или Индии, служивших в древности главными источниками золота и драгоценных камней. Несколько определеннее название другой страны Куш. Этим термином в Библии обыкновенно называются страны, лежащие к югу от Палестины, и «кушиты», как потомки Хама, от его сына Хуша или Куша, встречаются на всем пространстве от Персидского залива до южного Египта. Из всего этого можно заключить лишь одно, что Едем действительно находился в некотором соседстве с Месопотамией, на что указывают и предания всех древнейших народов, но в точности определить его местонахождение невозможно. Земная поверхность с того времени претерпела столько переворотов (особенно во время потопа), что не только могло измениться направление рек, но могла порваться и самая связь их между собою, или даже прекратиться самое существование некоторых из них. Вследствие этого науке так же прегражден доступ к точному определению местонахождения рая, как он прегражден был согрешившему Адаму — ко вкушению от древа жизни в нем.
Iv. Сыновья и ближайшие потомки Адама. Каин и Авель. Два направления в жизни допотопного человечества. Долговечность патриархов. Летосчисление. [10].
Лишившись своего прежнего блаженного жилища, первые люди поселились к востоку от Едема. Эта восточная внерайская страна сделалась колыбелью человечества. Здесь начались первые труды обыденной суровой жизни, и здесь же явилось первое поколение «рожденных» людей. «Адам познал жену свою Еву, и она зачала и родила сына, которому дала имя Каин, что значит: приобрела я человека от Господа». При первом рождении Ева переживала совершенно новые, неизвестные ей состояния — беременность и болезненность родов. Последствием их явилось новое, дорогое для неё существо, которое привело ее в восторг, выразившийся в самом его наименовании, в котором, очевидно, выражается память об обетовании Божием касательно Семени жены. Но она жестоко ошиблась, предполагая в своем первом сыне начало избавления от постигшей ее кары: в нем явилось для неё лишь начало новых, неизвестных еще ей страданий и горя. Впрочем, Ева скоро сама поняла, что она слишком рано стала лелеять себя надеждой на исполнение обетования, и потому, когда родился у неё второй сын, она назвала его Авелем, что значит призрак, пар.
Теперь уже первые люди не одни: образовалось семейство, а вместе с ним стали вырабатываться и новые отношения. С приращением семейства увеличились потребности, для удовлетворения которых понадобился усиленный труд. Уже с первых дней нового положения, в которое люди поставлены были грехопадением, потребности оказались разнообразными: требовалось добывать пищу и одеяние. Соответственно этому произошло у первых людей и разделение труда: первый сын Каин стал обрабатывать землю, для удовлетворения первой потребности питания, а второй — Авель стал заниматься скотоводством, для добывания молока, а также и шерсти, и шкур. Выбор рода труда и занятий первых братьев, конечно, зависел от различия их характеров и склонностей. Занятия еще больше разделили их, и между первыми братьями не замедлило обнаружиться соперничество, кончившееся страшным злодеянием, какого дотоле не видела еще земля. «Однажды Каин принес от плодов земли дар Господу.
И Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его; а на Каина и на дар его не призрел». Причину этого, конечно, нужно видеть не только в качестве самих даров, но и особенно во внутреннем расположении для принесения их. Этим навсегда давался урок, что жертва Богу должна соединяться с внутренней жертвой доброго сердца и добродетельной жизни. Между тем, если Авель принес свою жертву с верою, подтверждаемою доброю жизнью, то, напротив, Каин принес ее очевидно без внутреннего участия, так как в жизни «дела его были злы» (1 Иоан. 3:12). Увидев предпочтение, оказанное брату, и видя в нем явное обличение своих «злых дел», Каин сильно огорчился, и омраченное лицо его поникло. На нем появились зловещие черты. Но совесть (этот голос Божий внутри человека) заговорила в Каине: «почему ты огорчился, и от чего поникло лице твое? Если делаешь доброе, то не поднимаешь ли лица? А если не делаешь доброго, то у дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним». Каин, однако, не послушался предостережения и отворил греху дверь своего сердца. Зазвав своего доверчивого брата в поле, он убил его, — совершив невиданное еще землею злодеяние. Страшное злодеяние, впервые внесшее разрушение и смерть в порядок природы, не могло остаться без наказания. «Где Авель, брат твой?» — спросил Господь Каина. «Не знаю: разве я сторож брату моему?» — отвечал убийца, показывая таким ответом, какой страшный шаг вперед сделало зло со времени падения прародителей. Эта дерзость, это бесстыдное отрицание не допускали возможности дальнейшего испытания, и Господь прямо обратился к убийце с определением наказания. «Что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли. И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь возделывать землю, она не станет больше давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле». Окровавленная земля в силу этого определения должна была потерять свое прежнее плодородие, так что Каину нельзя уже было оставаться в прежнем месте. Проклятие, вызванное первородным грехом, также пало на землю и только посредственно на человека; теперь же, когда грех дошел до убийства, проклятие падает уже на самого убийцу, но не безусловное проклятие, а проклятие изгнания, в силу которого земля, в качестве исполнительницы воли Божией, не давая своих плодов Каину, должна была принудить его удалиться из первобытной колыбели человечества. Ввиду тяжести возложенного наказания, упорство Каина сломилось и перешло в малодушие и отчаяние. «Наказание мое, — воскликнул он, — больше, нежели снести можно. Пусть всякий, кто встретится, убьет меня». Но это желание Каина, вызванное его отчаянием, было преступно и потому не могло быть исполнено. Как наказанный убийца, он должен был служить предостерегающим примером для других. Поэтому всякому, кто бы решился на убийство Каина, должно было всемеро отомститься. Поникшее, искаженное злодейством лицо его должно было служить знаком, чтобы никто, встретившись с ним» не убил его — будет ли то дикий зверь, или кто из братьев его.
И пошел Каин скитаться по земле, и, наконец, поселился в земле Нод, еще далее на восток от Едема. Трудно определить точное положение этой страны. Некоторые исследователи указывают на северную Индию, Китай и др. Во всяком случае, это — земля, удаленная от первичного поселения людей, страна «изгнания», как показывает и самое её название. Но туда Каин удалился не один. Как ни велико было его злодеяние и оскорбление, нанесенное чистоте и святости братской любви, из среды размножившихся за это время братьев, сестер и последующих поколений нашлись люди, которые решились последовать за Каином в страну изгнания, так что он поселился там с женой. Здесь у него родился сын, которого он назвал Енохом. Удаленный от остального общества людей, предоставленный своей собственной судьбе, Каин, от природы суровый и упорный, теперь еще с большим упорством должен был бороться с природой и внешними условиями жизни. И он действительно весь отдался тяжелому труду для обеспечения своего существования и был первым человеком, который построил город, как начало оседлой жизни. Город назван был по имени сына его Еноха. Некоторые исследователи возражают, будто бы немыслимо допустить построение города в такое раннее время. Но до этого события могло пройти от происхождения человека уже несколько столетий, в продолжение которых люди могли придти к мысли о лучших средствах защиты своего существования от внешних врагов. Притом, под именем «города», конечно, нельзя разуметь в собственном теперешнем смысле город, а просто ограду, возведенную для защиты находившегося среди её жилища.
Поколение Каина стало быстро размножаться, а вместе с тем продолжалась начатая его родоначальником борьба с природой (культура). Из среды его выходили, люди, которые, наследовав от Каина упорную волю в борьбе с природой, продолжали неутомимо изыскивать новые средства для успешнейшего ведения ее. Особенно замечательно в этом отношении семейство Ламеха, шестого члена в поколении Каина по прямой от него линии [11]. Сам Ламех замечателен в истории человечества тем, что он первый нарушил естественный, установленный при начале, порядок брачных отношений и ввел многоженство, сделавшееся впоследствии источником ужасного попрания человеческого достоинства женщины, особенно на востоке. Подчиняясь своей страстной натуре, он взял себе две жены — Аду и Циллу. От них родились сыновья, которые явились изобретателями первых ремесел и искусств. От Ады родился Иавал. Он первый изобрел палатки и с ними начал вести вполне кочевую жизнь, перенося шатры и перегоняя стада с одного места на другое. Брат его Иувал был более поэтической натуры и прославился изобретением инструментов, посредством которых можно выражать порывы и чувства души. Он первый изобрел гусли и свирель и есть отец всех играющих на них. Гусли или арфа (по-еврейски кинур), по описанию Иосифа Флавия, имела десять струн, на которых играли при помощи плектра — особой музыкальной палочки. Изобретение Иувала, конечно, представляло простейшую форму струнного инструмента. Замечательно при этом, что первые музыкальные инструменты изобретены братом первого скотовода-кочевника, принимавшим, вероятно, в занятиях последнего близкое участие: большой и счастливый досуг этого занятия дает более всего поводов к такому изобретению. От Циллы у Ламеха также родился замечательный сын по имени Тувал-Каин. Он прославился самым полезным изобретением для борьбы с природой, именно пришел к мысли воспользоваться металлами для приготовления из них прочных орудий защиты и хозяйства и стал ковать эти орудия из меди и железа. До него все орудия для защиты или инструменты для домашних хозяйственных занятий, вероятно, приготовлялись из камня, дерева или костей. Дикие народы до сих пор обходятся с такими орудиями, и в постепенном приближении их к цивилизованным народам эти первобытные орудия сменяются сначала медными и бронзовыми (в южной Америке — золотыми), а потом уже железными. Сестру Тувал-Каина Ноему — «Прекрасную» — предание называет изобретательницей тонов и песен. Но поэзия, в собственном смысле, обязана своим началом самому Ламеху, этому отцу стольких изобретателей. Восхищенный изобретениями своих сыновей, а особенно Тувал-Каина, он обратился к своим женам с такою речью:
Ада и Цилла, послушайте голоса моего,
Жены Ламеховы, внимайте словам моим:
Я убил бы мужа за язву мне [12],
И отрока за рану мне.
Если за Каина отомстится всемеро,
То за Ламеха в семьдесят раз всемеро [13].
В этом шестистишии представляется первый пример собственно поэтической речи в первобытную эпоху, и песнь эта представляет верное отражение еврейской, как самой древней поэзии. Что касается содержания этой первобытной поэмы, то, в общем, смысл её таков. Среди насилий и жестокостей того времени, особенно свирепствовавших между потомками Каина, Ламех утешает своих жен уверением, что с помощью медного и железного оружия, находящегося теперь, благодаря изобретению Тувал-Каина, в его руках, он может убить всякого, кто бы осмелился оскорбить его; и если Каину было обещано, что за него отомстится всемеро, то в руках потомства Ламехова теперь есть средство отмстить за себя в семьдесят раз всемеро. В этой поэме выразился тот дух высокомерия и самонадеянности, которым отличалось в своей жизни и в своем характере потомство преступного и мрачного изгнанника. Ламех смотрит на только что изобретенное оружие, которое выковал его сын, и из груди его вырывается песнь торжества. Как далеко он опередил своего предка Каина, принужденного беспомощно скитаться по земле! Он уже не нуждается теперь в посторонней помощи и сам сумеет защитить себя во всякое время. Он не только не боится убийства, но он сам воспевает убийство. Вот к чему пришло потомство первого убийцы.
Потомки Каина всю свою деятельность направили на обеспечение материальной жизни. Эти чисто житейские заботы до такой степени поглощали все силы Каинова поколения, что оно, очевидно, совершенно пренебрегало интересами духовной жизни. Отличаясь упорною самонадеянностью, оно, видимо, жило в полном порабощении житейской суете и отличалось грубым безверием, с неизбежными его плодами — пороками и преступлениями. При таком направлении оно, очевидно, не могло быть истинным представителем человеческого рода и, тем более, хранителем великих духовных сокровищ — первого обетования о Спасителе и связанных с ним первобытных религиозных и нравственных установлений. Оно, по своей грубой односторонности, грозило только извратить предназначенный человечеству исторический ход развития. Этому одностороннему направлению необходим был противовес. И он действительно явился в поколении нового сына Адамова — Сифа, родившегося на место убитого Авеля. Сифом начинается в истории то поколение людей, которое по своему духовному настроению представляло полную противоположность потомству Каина. В поколении Каина люди, поклоняясь единственно материальной силе, все свои способности (до полного забвения о Боге) обращали на вырабатывание и приобретение средств, увеличивающих эту силу; здесь, напротив, вырабатывалось и развивалось совершенно иное, более возвышенное направление, которое, пробуждая в людях смиренное сознание человеческой беспомощности и греховности, устремляло их помыслы к верховному Покровителю, давшему падшим людям обетование будущего избавления. Направление это заявило о себе уже при сыне Сифа — Еносе: «тогда, говорит библейская летопись, начали призывать имя Господа Бога (Иеговы)». Это, конечно, не значит, что до этого времени совершенно не было в употреблении молитв, как призывания Бога. Религия стала выражаться во внешних формах, а, следовательно, и в молитве, еще при первых сыновьях Адама — в приношении Богу дара. Выражение это означает лишь то, что теперь в поколении Сифа призывание имени Господа Бога сделалось открытым исповеданием их веры в Бога, знаменем, которое отличало их от Каинова поколения с его грубым безверием и нечестием. Высшим выразителем и представителем этого направления явился Енох, который «ходил пред Богом», т.е. во всей своей жизни отражал высоту первоначальной человеческой чистоты и святости. Вместе с тем, Он первый сознал, к какой бездне порочности и греховности может привести каиновское направление, и выступил первым проповедником и пророком, предвозвещавшим страшный суд Божий над «нечестивыми». «Се, говорил он, идет Господь со тьмами святых ангелов Своих сотворить суд над всеми и обличить всех между ними нечестивых во всех делах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произносили на Него нечестивые грешники» (Иуд. 15:16). В награду за это высокое благочестие и великую веру Бог «взял его» с грешной земли и тем освободил от вызванной грехом смерти (Евр. 11:5).
Новое поколение, в котором проявилось противоположное каиновскому направление, будучи носителем истинной религии и связанного с нею обетования, естественно, должно было стать тем корнем, из которого надлежало развиться всему дереву человечества. И оно действительно стало им. Ход исторического развития, начинаясь от первого человека и разделяясь на два течения, главнейшим своим руслом направился в сторону этого именно поколения. В этом поколении выступают один за другим те великие представители первобытного человечества или патриархи, которые, крепкие духом и телом, призваны были долговечным трудом вырабатывать и сохранять начала, долженствовавшие лечь в основу жизни всех дальнейших поколений. Для успешнейшего осуществления своего назначения они, по особому промышлению Божию, наделены были необыкновенною долговечностью, так что каждый из них почти целое тысячелетие мог быть живым хранителем и истолкователем вверенного им обетования. Первый человек Адам, этот первый виновник совершившегося в истории человечества переворота и первый свидетель великого обетования о Спасителе, жил 930 лет; его сын Сиф — 912 лет; сын Сифа Енос — 905 лет; представители последующих поколений: Каинан — 910 лет, Малелеил — 895,Иаред — 962, Енох, жизнь которого прервана взятием на небо — 365, Мафусал — 969, Ламех — 777 и сын последнего, Ной — 950 лет. Об этой необычайной долговечности патриархов единогласно свидетельствует предание всех древних народов. При суждении о ней нужно иметь в виду, что они были близкие потомки только что созданных людей (и, притом, созданных бессмертными), естественные условия жизни были отличны от нынешних, сама жизнь была проста и естественна, да и вообще, в состоянии природы после райского ее состояния не вдруг произошли те перемены, которые сделали ее влияние часто разрушительным для жизни. Еще и теперь продолжительность жизни человеческой достигает до двухсот лет и между африканскими арабами, по свидетельству путешественников, даже не редко. Почему же нельзя считать возможною более чем в двести лет продолжительность жизни в первобытное время, когда первобытные ископаемые останки указывают на грандиозные размеры и исполинскую крепость живших тогда существ? Доказано, что некоторые животные, и особенно птицы, и теперь живут 300—400 лет. Не невозможно поэтому, что и человек в стране своего первоначального происхождения и при образе жизни, более сообразном с природой чем теперь, мог жить так долго, как именно свидетельствует летопись библейская.
Летосчисление жизни патриархов служит основой и для общего определения жизни человечества на земле, для установления хронологии первобытной истории. Построение ее облегчается и упрощается тем, что счет лет патриархам ведется в библейской летописи троякий: 1) от начала жизни до рождения первого сына, 2) от рождения первого сына до конца жизни, и 3) число лет всей жизни. Особенно важен первый счет. Он дает возможность провести непрерывную линию лет от Адама до всякого последующего патриарха: следует только складывать годы каждого, прожитые до рождения первого сына. Так, Адаму было 130 лет, когда у него родился сын Сиф, Сифу было 105 лет при рождении Еноса, Еносу было 90 лет при рождении Каинана. Сумма этих лет составить период от сотворения Адама до рождения Каинана: 130+ 105+ 90= 325 лет. Тем же способом можно определить количество лет от Адама до Ноя, от которого началась новая эпоха в истории человечества[14]. Но при видимой простоте летосчисление представляет почти неразрешимые трудности в другом отношении. Чтобы установить хронологию этой первобытной эпохи, необходимо еще предварительно найти прочную опору в самом счете лет жизни патриархов — как всей, так и до рождения первого сына, так как этот счет значительно разнится в трех наиболее древних и авторитетных текстах библейской летописи: еврейском, самаританском и греческом. Разницу эту можно видеть из следующей сравнительной таблицы:
|
ЕВР. |
САМАР. |
ГРЕЧ. LXX |
||||||
1 |
2 |
3 |
1 |
2 |
3 |
1 |
2 |
3 |
|
Адам |
130 |
800 |
930 |
130 |
800 |
930 |
230 |
700 |
930 |
Сиф |
105 |
807 |
912 |
105 |
807 |
912 |
205 |
707 |
912 |
Енос |
90 |
815 |
905 |
90 |
815 |
905 |
190 |
715 |
905 |
Каинан |
70 |
840 |
910 |
70 |
840 |
910 |
170 |
740 |
910 |
Малелеил |
65 |
830 |
895 |
65 |
830 |
895 |
165 |
730 |
895 |
Иаред |
162 |
800 |
962 |
62 |
785 |
847 |
162 |
800 |
962 |
Енох |
65 |
300 |
365 |
65 |
300 |
365 |
165 |
200 |
365 |
Мафусал |
187 |
782 |
969 |
67 |
653 |
720 |
187 |
782 |
969 |
Ламех |
182 |
595 |
777 |
53 |
600 |
653 |
188 |
565 |
753 |
Ной |
500 |
— |
— |
500 |
— |
— |
500 |
— |
— |
До потопа |
100 |
— |
— |
100 |
— |
— |
100 |
— |
— |
Год потопа |
1565 |
— |
— |
1307 |
— |
— |
2262 |
— |
— |
Цифрами обозначены столбцы: 1) Лета до рождения первого сына; 2) Остаток лет; 3) Вся жизнь.
Над разрешением и соглашением этого различия в счете лет трудились многочисленные толкователи, но до сих пор дело не выяснено с достаточною полнотою. Делались всевозможные предположения. Одни объясняют эту разницу из случайных ошибок переписчиков св. книг; другие в отступлениях самаритянского текста видят последовательное стремление к уменьшению невероятной будто бы долговечности патриархов, а в отступлениях греческого текста от еврейского — стремление семидесяти толковников подвести библейское летосчисление под формы египетского; иные, наконец, в уменьшенных показаниях еврейского текста видят преднамеренное искажение текста иудеями, желавшими этим доказать, что еще «не пришло исполнение времен», которое по древнему пророчеству должно было совершиться на шестой тысяче лет от сотворения мира. Больше вероятности имеют первое и последнее предположения, хотя, быть может, существовали и другие причины, еще не открытые наукой. Во всяком случае, показания греческого перевода имеют за себя больше оснований, и они легли в основу летосчисления, принятого православною Церковию и поддерживаемого многими знаменитыми учеными исследователями. По этому летосчислению рассмотренный период обнимает (до потопа) 2 262 года [15].
__________________________
[1] Быт. 1:1-25, 30, 31; 2:1-6.
[2] Глаголу бара соответствует лат. creavit.
[3] На это, отчасти, указывает и самый оборот еврейского подлинника в первом стихе: «Берешит бара Элогим эт гаш-шамаим ве эт гаарец, т.е. «В начале сотворил Бог небо и землю».
[4] Под небом разумеется как звездный, так, и главным образом, высший духовный мир, сотворение которого совершилось раньше сотворения земли, так что ангелы, как служащие духи, уже исполняли волю Божию и славословили Творца при совершении Им отдельных актов творения (Иов. 38:7).
[5] Хаос — от греч. лью, сливаю все вместе, перемешиваю. В Библии это слово не употребляется, но самое понятие содержится в повествовании и находит себе подтверждение у отцов церкви, напр, у Вас. Великого и Григория Богослова. Евр. тогу-ва-богу соответствует этому представлению.
[6] См. первое приложение в конце книги.
[9] Форма проклятия змею: «ты будешь ходить на чреве твоем» (Быт. 3:14) дала повод возникновению впоследствии предания, что до этого проклятия змей ходил в стоячем положении. Но этому противоречит самое устройство организма змея, очевидно, приспособленного именно к ползанию, совершаемым с замечательным искусством. Смысл проклятия тот, что в наказание за коварство, сделавшее из змея пагубное орудие исконного врага для погубления человеческого рода, естественный способ его передвижения, отнюдь сам по себе не унизительный и не жалкий, а напротив, возбуждающий удивление своим замечательным проворством и изумительною изворотливостью, сделался отселе знаком и печатью проклятия Божия и, как такой, должен был возбуждать (как и возбуждает теперь) ужас, отвращение и презрение. «Пресмыкание» сделалось отселе синонимом низости и позора.
[11] Вот последовательный ряд представителей этого поколения: Каин, Енох, Ирад, Мехиаель, Мафусал и Ламех (Быт. 4:18). Встречающиеся здесь имена Еноха, Мафусала и Ламеха не нужно смешивать с подобными же именами в другом поколении — Сифовом.
[12] В синод, переводе Быт. 4:23: «я убил мужа в язву мне». Принятая в тексте форма, хотя менее точна, но зато более соответствует общему смыслу этого места.
[14] По еврейскому тексту счисление представляется в таком виде: Адам — 130, Сиф — 105, Енос — 90, Каинан — 70, Ма-лелеил — 65, Иаред — 162, Енох — 65, Мафусал — 187, Ламех — 182, Ной — 500, Сим до потопа — 100. Сумма этих цифр — 1656 составляет количество лет от сотворения Адама до потопа.
[15] Замечания о библейской хронологии см. в конце книги, прилож. II.
ПЕРИОД ВТОРОЙ.
(От потопа до Авраама)
v. Потоп. [1]
Необычайное долголетие патриархов было необходимо в первобытной истории человечества как для скорейшего заселения земли и распространения полезных познаний, так и особенно для сохранения чистоты первоначального богопочтения и веры в данное первым людям обетование Избавителя. Патриарх каждого поколения мог передавать свои знания в течение целых столетий родоначальникам других поколений, имевших, в свою очередь, передавать их далее в течение новых столетий. Так, Адам мог быть живым свидетелем первобытных преданий до самого рождения Ламеха, а отец последнего Мафусал — долговечнейший из людей — жил почти до самого потопа и умер за шесть лет до его наступления [2].
Но, с другой стороны, долголетие могло служить и удобнейшим средством умножения и распространения зла в человечестве. При необычайной редкости случаев смерти, с ее ужасами, совесть людей лишена была одного из страшнейших предостережений; затем, сообщество злых людей содействовало умножению зла и порока, а кажущаяся отдаленность суда или избавления могла придавать смелость самому дерзкому неверию и кощунству. И вот, действительно, зло стало сильно разрастаться в мире; но высшего своего развития оно достигло вследствие смешения между собою потомков Каина и Сифа, и именно, когда по грубому влечению чувственности «сыны Божии (потомки Сифа) увидели дочерей человеческих, (из потомства Каина), что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал». В это время земля была уже значительно населена, но вместе с заселением ее распространилось страшное зло порочности и развращения. «И увидел Господь Бог, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время». Это, очевидно, была не простая порочность испорченной натуры, а всеобщее господство открытого и Дерзкого греха и восстания против Бога. От преступно сладострастного общения потомков Сифовых с потомками Каиновыми произошло поколение «исполинов на земле», слагаясь на свою силу, они внесли в человеческое общество ужасы насилия, бесправия, хищничества, сладострастия и всеобщего неверия в обетование будущего избавле-ние. Когда поколение Сифа жило обособленным, оставалась еще надежда на сохранение истинной религии и связанного с нею обетования, а теперь погибла и эта надежда, и оставался единственный исход для искоренения порока и неверия на земле — истребить все существующее человечество. И вот, при виде такого состояния людей, «раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь, истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю; ибо Я раскаялся, что создал их». Как созданные одновременно с человеком и для человека, животные постоянно должны разделять участь человека.
Но волны порока еще не залили всего человечества. Среди него оказался человек, который «обрел благодать пред очами Господа Бога». Это был Ной, сын Ламеха, «человек праведный и непорочный в роде своем»; он «ходил пред Богом», как и его предок Енох. И вот, когда земля «растлилась пред лицем Божиим и наполнилась злодеянием», когда «всякая плоть извратила путь свой на земле», Господь сказал Ною: «конец всякой плоти пришел пред лице Мое, и Я истреблю их с лица земли. Сделай себе ковчег. Я наведу на землю потоп водный, чтобы истребить всякую плоть, в которой есть дух жизни, под небесами; все, что есть на земле, лишится жизни. Но с тобою поставлю завет Мой, и войдешь в ковчег ты, и сыновья твои, и жена твоя, и жены сынов твоих с тобою». Откровение было страшное и ввиду того, что кругом царило самое дерзкое неверие, служило сильным испытанием веры. Бог назначил сто двадцать лет на раскаяние человеческому роду, и в это время Ной должен был приступить к своему необычайному сооружению, которое могло вызывать у окружающих людей лишь насмешки и угрозы. Но вера его была непоколебима.
Ной был не только наследником праведности и веры, но и проповедником ее на земле, и, «получив откровение о том, что еще не было видимо» (Евр. 11:7), приступил к сооружению ковчега для спасения дома своего, обличая своею проповедию весь мир с его неверием и беззаконием. Ковчег строился по точному указанию Божию — из дерева гофер, что более всего подходит к кипарису, и был осмолен внутри и снаружи. Длина ковчега была 300 локтей, ширина 50 локтей, и высота 30 локтей [3]. Наверху было сделано длинное отверстие по всему ковчегу — в локоть ширины, для света и воздуха, а сбоку дверь. Он должен был состоять из трех ярусов, со множеством отделений в них. Последние предназначались для животных, которых Ной также должен был взять с собою (по семи пар чистых и по одной нечистых), а также и для жизненных припасов. «И сделал Ной все, что повелел ему Господь Бог». Несомненно, во время этой величественной постройки Ной продолжал вместе с тем «проповедовать праведность», особенно, когда это вызывалось присутствием любопытствующих и насмехающихся людей беззакония, приходивших смотреть на его построение. Но самой красноречивой и громкой проповедью было это самое сооружение. Долготерпение Божие все еще ожидало пробуждения покаяния и во время самого построение ковчега, но все было напрасно. Издеваясь над проповедью и грозным предостережением, люди становились еще более беззаботными и беззаконными. Они «ели, пили, женились и выходили замуж, до того, как вошел Ной в ковчег; и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех» (Матф. 24:38, 39). Ко времени окончания построения ковчега Ною было шестьсот лет, и тогда, не видя больше надежды на покаяние грешного человечества, Господь повелел Ною войти в ковчег со всем своим семейством и определенным количеством животных. «Ибо чрез семь дней, сказал Он, Я буду изливать дождь на землю сорок дней и сорок ночей; и истреблю все существующее, что Я создал, с лица земли». Ной повиновался и вошел в ковчег со своими тремя сыновьями Симом, Хамом и Иафетом, со своей женой и женами своих сыновей, захватив и всех отобранных животных, и «Господь затворил за ним ковчег». И вот, когда прошли и эти семь дней, прошел последний срок, данный для покаяния, «воды потопа пришли на землю. В шестисотый год жизни Ноевой, во второй месяц, в семнадцатый (27) день месяца (т.е. по нашему счислению, если здесь имеется в виду гражданский еврейский год — около начала или половины ноября) разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей».
Так совершилось великое наказание Божие развращенному и утопавшему во зле человечеству. Вода быстро затопляла все и поднималась все выше и выше, на пятнадцать локтей покрывая даже высочайшие горы. «И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди. Все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло. Истребилось всякое существо, которое было на поверхности (всей) земли; остался только Ной, и что было с ним в ковчеге». Вода же прибывала в течение ста пятидесяти дней или пяти месяцев. Вся поверхность земли покрылась водою, и по этому необъятному морю носился только один ковчег Ноев, заключавший в себе лишь избранное семя для развития новой жизни на земле. «И вспомнил Бог о Ное и о всех бывших с ним в ковчеге, и навел Бог ветры на землю, и воды остановились». Источники бездны закрылись, дождь прекратился, и вода пошла на убыль. Ровно через пять месяцев с начала потопа ковчег остановился на горах Араратских. В первый день десятого месяца показались верхи гор, а еще по прошествии сорока дней Ной уже открыл окно в ковчеге, и выпустил первого вестника — ворона, который, однако же, вылетев и найдя, видимо, обильную для себя пищу в трупах на вершинах обнажившихся гор, не дал ясного извещения о состоянии земли, а неопределенно отлетал и прилетал, пока осушилась земля от воды». Выпущенный затем голубь, не найдя сухого места, возвратился в ковчег, выпущенный опять через семь дней он возвратился со свежим масличным листом во рту, и Ной таким образом «узнал, что вода сошла с земли». Выпущенный еще через семь дней, голубь уже не возвратился. Тогда Ной открыл кровлю ковчега и увидел, что поверхность земли обсохла, а к двадцать седьмому дню второго месяца шестисот первого года жизни Ноя, т.е. ровно через год со времени наступления потопа, и совсем осушилась.
Тогда Господь повелел Ною выйти из ковчега и распустить животных для размножения на земле. По выходе из ковчега первой мыслью Ноя было воздать благодарение Господу за столь чудесное спасение; он воздвиг жертвенник Господу, взял чистых животных и птиц и принес их во всесожжение. Такое благочестие Ноя было приятно Господу и «Он сказал в сердце Своем: не буду более проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его, и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал. Впредь во все дни земли сеяние и жатва, холод и зной, лето и зима, день и ночь не прекратятся».
Так как Ной со своим семейством являлся новым родоначальником человечества на земле, то Бог повторил ему благословение, некогда данное первым людям. «И благословил Бог Ноя и сынов его, и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, (и обладайте ею)» [4]. Все звери были приведены человеку в подчинение, и ему разрешено было кроме растительной пищи употребление в пищу и мяса животных, но не крови их, потому что «в крови животных душа их». В то же время дан был закон против человекоубийства — на том основании, что все люди братья, и потому всякое убийство есть братоубийство, и что человек создан по образу Божию. Первый убийца был изгнан из общества людей, но жизнь его объявлена неприкосновенной; теперь было постановлено, что «кто прольет кровь человека, того кровь прольется рукою человека». Этим законом устанавливалось право гражданской власти наказывать убийц смертию. Таким образом, к установлению субботы и брака было присоединено три новых постановления — о воздержании употребления крови, о запрещении убийства и о праве гражданской власти. Это так называемые «Ноевы законы», которых иудеи насчитывали семь, прибавляя к ним еще постановление против идолопоклонства, богохульства, распутства и воровства. Наконец, в завершение этих отдельных постановлений, Бог заключил с Ноем торжественный завет, т.е. один из тех договоров, которыми Он из любви к людям принимал на Себя известные обязательства, чтобы посредством их и на человека возложить спасительные для него обязательства. В силу этого завета Он торжественно обещал Ною, что «не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на истребление земли», и знаменем этого завета была указана радуга, появляющаяся в небе после дождя в знак того, что это не дождь потопа, а дождь благословения.
С историей потопа связываются некоторые недоумения, которые заставляют иногда перетолковывать ее действительный смысл. 1) Так, некоторые считают невозможным разуметь здесь в собственном смысле всемирный потоп, покрывший всю землю, и понимают его всемирность лишь в смысле всеобщего погубления людей в тех странах, на которых они успели дотоле расселиться. Но такое ограничение ничем не оправдывается, хотя оно и не непримиримо с прямыми библейскими выражениями, и, напротив, опровергается геологическими следами потопа в самых отдаленных частях земной поверхности. Притом, и науке известны такие перевороты на земле, когда целые материки покрывались водою, как напр., материк Атлантида, закрытый теперь Атлантическим океаном. Если такие явления возможны в силу естественных переворотов, то тем понятнее становится в полном смысле всемирный потоп, как страшное Божие наказание для истребления жизни на грешной земле. 2) Если допустить всемирность потопа, то будто бы немыслимо было собрать все породы животных в том помещении, какое представлял Ноев ковчег. Но нужно иметь в виду, что в ковчег могли быть взяты лишь такие породы, которые решительно не могли пережить потопа и просуществовать в воде даже в виде зародышей и семени, чтобы после возродиться из них от солнечной теплоты; затем, по теперешнему разнообразию пород нельзя судить о породах допотопных, которых было несравненно меньше; и, наконец, многие породы несомненно прямо были обречены на истребление, как напр., все те страшные допотопные чудовища (мамонты, мастодонты и пр.), останки которых находят в слоях земли и которые теперь не существуют в действительности. Таким образом, за исключением всего этого останется уже не так много, чтобы не поместиться в ковчег, с которым по величине и вместительности не может сравняться ни один даже из теперешних исполинских кораблей, плавающих по океанам. Что же касается вообще истинности истории потопа, то она находит поразительное подтверждение во всеобщности предания различных и самых отдаленных между собой народов. Как и естественно, предания различных народов в подробностях переполнены легендарными сказаниями, имеющими местный оттенок, но общий смысл их указывает на один общий потоп, погубивший все грешное человечество, за исключением одного благочестивого семейства. Такие предания мы встречаем у греков и народов восточной и западной Азии, встречаем даже у туземцев Америки и на самых отдаленных островах Океании. Но самое интересное и сходное с библейским повествование найдено у древних вавилонян. Это — халдейское повествование, подлинник которого недавно открыт и прочитан на каменных плитах из развалин Ниневии. Оно даже в подробностях подтверждает истинность библейского повествования [5]. Все эти предания как бы указывают на один общий источник, откуда они разнесены были отдельными племенами при расселении их по всем странам земли.
vI. Потомки Ноя. Родословие народов.
Столпотворение Вавилонское и рассеяние народов.
Начало идолопоклонства. [6]
После потопа опять началась обыденная жизнь, с ее обычными заботами и трудами. Ной был примером благочестия, трудолюбия и других добродетелей для своих детей. Но истинно слово Божие, что «помышление сердца человеческого — зло от юности его», и сам праведный Ной вскоре показал своим сыновьям и пример порочной слабости. Он рассадил виноградник, воспользовавшись для этого, по иудейскому преданию, отростком лозы, высунувшейся из ограды райской. Не знал ли он действия плода виноградного, или в употреблении его проявилась в нем наклонность к пороку, отличавшему погубленных потопом людей, которые неумеренно «ели и пили», во всяком случае он опьянел и повалился в неблагопристойном положении — «обнаженным в шатре своем», чем вызвал непочтительное и насмешливое отношение к себе со стороны своего сына Хама. Только другие сыновья — Сим и Иафет отнеслись к нему с почтением и прикрыли его. Узнав об этом, Ной выразил свои чувства в словах, которые получили пророческое значение для судьбы потомков его сыновей. Первобытное состояние общества было патриархальным. Патриарх, т.е. глава рода, имел над своими детьми и их потомками неограниченную власть, принадлежавшую впоследствии царю; он был в то же время священником, который приносил жертвы, и пророком, как хранителем истинной религии и провозвестником будущих судеб. Поэтому сказанное Ноем своим сыновьям действительно имело решающее значение для их будущей судьбы. Хам за его непочтение к своему родителю и патриарху был проклят в лице своего сына Ханаана; Сим благословлен как представитель истинного благочестия, а Иафету предсказано необычайное распространение на земле, и обоим им Ханаан отдан в рабство. Смысл этого пророчества таков: земля будет разделена между людьми и наибольшее пространство займут потомки Иафета; истинная религия сохранится в потомстве Сима; в определенные времена он покорит себе землю Ханаанскую с населяющим ее племенем, и в его стране явится Искупитель мира. Потомки Иафета также вселятся в шатрах Симовых, т.е. войдут в землю Ханаанскую, как символ основанной в ней истинной церкви.
Сам Ной после потопа жил еще 350 лет и умер 950 лет от роду, будучи последним представителем допотопной долговечности. Больше о нем ничего не сообщается в библейской летописи, которая переходит к описанию дальнейшей судьбьы его потомков. Земля была разделена на три части между потомками трех сыновей Ноя. Потомки Сима заняли Азию, по преимуществу Аравийский полуостров с прилегающими странами; потомки Хама поселились почти исключительно в Африке с отпрысками в соседние страны Азии, и потомки Иафета заселили всю обитаемую в то время северную полосу земли, идущую от колыбели послепотопного человечества чрез Малую Азию в Европу, по север-ному берегу Средиземного моря. На происхождение населения этих стран света от трех сыновей Ноя указывает то обстоятельство, что многочисленные языки, на которых говорят народы и племена в этих частях света, наука сводит к трем основным корням, несомненно имеющим свое общее начало в первобытном языке, каким он был до «смешения языков». В частности, из потомков Иафета можно указать происшедшие от его сыновей и внуков народы: от Гомера — кимвры, от Магога — скифы, от Мадая — мидяне, от Иавана — греки (ионяне), от Фираса — фракийцы и так далее. От Сима произошли все семитские народы, населявшие Аравию и другие соседние страны Азии. Он был «отец всех сынов Еверовых», т.е. племен и народов, родственных народу еврейскому. Наконец, из сыновей Хама Хуш (или Куш) был родоначальником населения Ефиопии, Мицраим — Египта, Фут — Ливии и Ханаан — населения земли Ханаанской или Палестины.
Потомство Хамово поселилось почти исключительно в Африке, кроме Ханаана, который занял Палестину и впоследствии был отчасти изгнан из нее израильтянами. Но был еще один потомок Хамов, который также поселился в Азии. Это именно Нимрод, сын Хуша, основатель Вавилонского царства и покоритель Ассирии. Это был «сильный зверолов», но по своему характеру он напоминает первого строителя городов — Каина с его ближайшим потомством. Он основал город (Вавилон), который быстро разросся в большую, гордую столицу, ставшую во главе многочисленного населения с целым рядом других соседних городов. Неудивительно, что такой успех наполнил Нимрода и его потомков необычайною гордостью. Они начали мечтать об основании всемирной монархии, чтобы объединить под своею властью все народы земли и господствовать над ними вопреки воле Божией, определившей им быть рабами. И вот с этою целью основав могущественный город в земле Сеннаар, как в древности называлась Месопотамия, они составили совет, на котором порешили в знак своего политического могущества и в выражение своей гордости построить «башню, вышиною до небес» [7]. Предприятие очевидно было безумное и неисполнимое, но оно в то же время было преступное и опасное: преступное потому, что вытекало из гордости, граничившей с самонадеянностью и отвержением Бога, и опасное потому, что исходило из среды проклятого и неблагословенного потомства Хамова. Успех его в этом деле мог пагубно повлиять на остальные народы и таким образом заразить и их преступной самонадеянностью и нечестием. И вот, когда закипела работа, обжигались кирпичи и приготовлялась земляная смола, Господь порешил наказать их за безумное предприятие. «И сказал Господь: вот один народ, и один у всех язык, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речь другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город и башню. Посему дано ему имя: Вавилон; ибо там смешал господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле». Около местоположения древнего Вавилона и теперь высятся громадные развалины какой-то исполинской, в семь разноцветных этажей, башни, называемой Бирс-Нимруд, т.е. «Башней Нимрода», и предание иудейское видит в ней именно ту башню, построением которой до небес племя Хамово хотело прославить свое имя. Что касается «смешения языков», то не нужно отождествлять его с происхождением языков. Мы не знаем, в чем состояло это смешение, или какие начатки языка различные народы понесли с собой при рассеянии. Несомненно, что в это именно время произошли главные особенности, которыми отличаются различные классы языков, и что строители рассеялись потому, что не могли уже понимать друг друга. Но это не значит, что тогда сразу образовались языки, какими они существуют теперь. Сравнительное языкознание открывает в строении и развитии языков стройные и чудесные законы, чуждые всякого беспорядочного смешения. Смешение могло состоять в различном выговоре и сочетании слов (достаточном для взаимного непонимания), и по расселении в различные страны на основании этих особенностей уже выработались отдельные языки.
Так как нечестивое потомство Хамово, забывшее Бога и всецело полагавшееся на себя, не замедлило бы привить отличавшее его безбожие всем другим племенам и народам, которые оно хотело объединить под владычеством Вавилона, то с рассеянием народов была предотвращена опасность быстрого распространения этого зла. Но задатки самого зла все-таки остались, «потому что помышление сердца человеческого — зло от юности его». Расходясь все дальше и дальше от первоначальной колыбели человечества и тех родоначальников, которые хранили истинную веру в Бога и связанные с нею истины, и встречаясь со множеством невиданных предметов и опасностей, народы мало по малу стали всецело сосредоточиваться на этих ближайших предметах; у них затемнялась память об общих преданиях предков, а вместе с тем затемнялось и самое понятие о Боге. Среди множества трудностей и опасностей им нужен был такой Бог, который был бы вблизи их и к которому можно бы прибегать за помощью при всяком наличном бедствии. Между тем Бог отцов их был для них невидим и лишь неясно предносился их воображению. Ввиду этого они легко могли перейти к боготворению чего-нибудь такого видимого, что могло особенно поражать их воображение своим величием, красотою, пользою или страхом. Так произошло идолопоклонство или язычество, которое есть не что иное, как отвержение невидимого и суеверная привязанность к видимому. Вместо невидимого Творца и Промыслителя человек стал боготворить видимое — прежде всего, быть может, солнце, луну и звезды, как благодетельные светила, дававшие жизнь и руководившие в странствовании, затем предметы окружающего неодушевленного и одушевленного мира (полезных или страшных животных), и, наконец, выдающихся чем-нибудь людей, которые в качестве героев делались полубогами и по смерти переходили в сонм богов. Боготворение видимого неба (сабеизм), видимой и особенно одушевленной природы (зоотеизм) и человека (антропотеизм) составляет три главные ступени язычества и как внешнего его выражения — идолопоклонства. Эти три вида идолопоклонства нашли впоследствии наиболее резкое выражение в трех отдельных странах — Месопотамии, Египте и Греции. Правда, человек не удовлетворялся таким грубым идолопоклонством, и кроме всех видимых богов постоянно признавал над всеми и даже над богами господство высшей, неумолимой судьбы (в чем нельзя не видеть неясных следов воспоминания о едином всемогущем Боге-Промыслителе), но идолопоклонство уже по самой своей сущности приковывало ум к грубо чувственным предметам и отвлекало от всего сверхчувственного. Чувственные божества заставляли боготворить в них чувственные силы и свойства, и с распространением нечестия дело дошло до того, что люди стали боготворить и освящать в своих чувственных божествах даже грубые пороки, подражание которым и ставилось в религиозный долг.
И вот, таким образом, вместо истинного благоговения и богопочтения на земле распространилось грубое идолопоклонство и нечестие. Волны греха и суеверия опять затопляли землю и опять грозили окончательно погубить и искоренить истинную религию с ее основным корнем, заключавшимся в великом обетовании будущего Спасителя мира от рабства греху и нравственной смерти. Правда, на земле среди всеобщего идолопоклонства и нечестия оставались еще отдельные лица, которые сохраняли истинную веру. Но окружающая среда скоро могла увлечь и их общим потоком нечестия. Поэтому, чтобы сохранить семена истинной веры для будущего, необходимо было выделить какого-нибудь носителя их из среды беззакония и сделать его избранным отцом и родоначальником нового поколения верующих. Так и устроено было благим Промыслом Божиим.
Это было через 352 года после потопа по еврейскому счислению и чрез 1 207 по греческому. Последнее счисление представляется более вероятным, так как дает больше исторического пространства для совершения изложенных важных событий [8].
________________________
[1] Быт. 6:5-8 гл.
[2] По еврейскому тексту — в самый год наступления потопа.
[3] Если считать локоть в 21 дюйм (т.е. 12 вершков), то это составит 525 футов длины, 87 1/2 ширины и 52 1/2 высоты. По вычислению бл. Августина (о граде Божием 15:26), размеры ковчега в его трех измерениях были те же, что и пропорциональные размеры нормального человеческого тела, «длина которого от подошвы до маковки в шесть раз более ширины груди и в десять раз более толщины или глубины лежащей фигуры человека, измеряемой по прямой линии от земли». В 1609 году один голландец, Петр Янсен в Гоорне, построил корабль как раз по форме Ноева ковчега, и оказалось, что при такой форме корабль представляет гораздо большую вместительность (именно на одну треть), чем при обычной форме построения кораблей. О библейских мерах см. в конце книги.
[4] Быт. 9:17.
[5] См. в конце книги, прилож. III.
[6] Быт. 9:18 — 10-11 гл.
[7] Столпотворение вавилонское, Быт. 11:1—9.
[8] Разногласие в определении этого времени зависит от того, что единственными данными для его определения служат лета послепотопных патриархов, показания которых опять значительно расходятся в главных текстах библейской летописи. Родословие послепотопных патриархов начинает Сим, у которого чрез 2 года после потопа родился Арфаксад. В этом показании сходятся все три текста, и потому разницу в показании лет следующих патриархов до рождения ими первого сына можно видеть из следующей таблицы:
Евр. |
Греч. |
Самар. |
|
Арфаксад |
35 |
135 |
135 |
Каинан |
— |
130 |
— |
Сала |
30 |
130 |
130 |
Евер |
34 |
134 |
134 |
Фалек |
30 |
130 |
130 |
Рагав |
32 |
132 |
132 |
Серух |
30 |
130 |
130 |
Нахор |
29 |
79 |
79 |
Фарра |
70 |
70 |
70 |
Из этой таблицы видно, что в показаниях лет послепотопных патриархов греческий и самаритянский тексты сходятся между собой, а еврейский уклоняется от них, последовательно умаляя цифру на сто лет и в показании лет Нахора на 50 лет. Такое отступление явно указывает на преднамеренное сокращение лет, и даже целых поколений, так как в еврейском тексте совершенно не значится Каинана. В виду полного согласия греческого и самаритянского текстов, показание их получает больше достоверности сравнительно с еврейским.
ПЕРИОД ТРЕТИЙ.
(От избрания Авраама до смерти Иосифа и заключения патриархальной эпохи)
vII. Избрание Авраама. Переселение его в землю Ханаанскую и жизнь его в этой стране.
Завет Бога с Авраамом и обетование сына. [1].
В южной части Месопотамии, в так называвшейся в древности Халдее, на правом берегу Евфрата, верстах в десяти от него находится деревня Мугейр, основанная на развалинах древнего города, остатки которого видны еще и теперь. Город этот, как видно по надписям на памятниках, был Ур, называвшийся по месту своего положения Халдейским. В древнее время он находился гораздо ближе к берегу Персидского залива, от которого теперь отделяет его большая полоса наносной земли, и вел обширную морскую торговлю. Местность кругом была плодородная, промышленность оживленная и население (по преимуществу кушитского происхождения), отличавшееся мирным промышленным характером, пользовалось полным благосостоянием и стояло на высокой ступени цивилизации. Особенно развито у них было строительное искусство, и остатки больших сооружений и теперь возбуждают удивление в исследователях. Необычайная прозрачность воздуха, в котором звезды скорее пылают, чем просто светят, дала повод к раннему наблюдению над небесными светилами, и астрономия с сродной ей астрологией была любимым предметом особого класса ученых, которые занимались также изучением математики, законодательств и способов государственного управления. Письменность уже хорошо была известна, и существовали даже целые библиотеки, хотя вместо книг служили глиняные доски с изображенными на них письменами. Из промышленных искусств известны были особенно производство тканей, обработка металлов и гравирование. К несчастию, вся эта богатая цивилизация насквозь пропитана была самым грубым идолопоклонством с неразлучным с ним нечестием. Вместо жертвенников истинному Богу, повсюду возвышались храмы и капища идолам, служение которым часто принимало грубо чувственный и постыдный характер. Главными божествами считались солнце и луна, за которыми следовали другие второстепенные божества, как меньшие планеты и звезды. Им строились храмы, посвящались города, делались с них изображения, получавшие значение домашних богов (терафимы), которым вверялось охранение благосостояния отдельных семейств. В эту-то страну идолопоклонства переселился один из послепотопных патриархов, именно сын Нахора — Фарра. Отдаленным предком его был Евер, который происходил по прямой линии от Сима, сына Ноева. Происходя От такого славного рода и будучи прямым его представителем, Фарра крепко держался отеческих преданий: хранил не только истинную веру в Бога и связанное с нею обетование, но и все законы Ноевы. Неизвестно, что именно побудило его переселиться в Халдею; но, во всяком случае, известно, что он поселился в Уре и жил там значительное время. У него образовалось там собственное семейство, состоявшее из трех сыновей — Аврама, Нахора и Арана, которые в свою очередь поженились, и у последних двух были свои дети, а жена Аврама Сара (сестра ему по отцу, но не от родной матери) была бесплодна.
Положение этого семейства в идолопоклоннической стране несомненно было тяжелое. Кругом царило самое омерзительное идолослужение. Самый Ур Халдейский был даже центром местного идолопоклонства и славился своими храмами идолам, среди которых самым почитаемым была луна. Все это так тяготило благочестивое семейство Фарры, что он, не видя возможности долее оставаться в идолопоклоннической и нечестивой стране, жители которой быть может к тому же враждебно относились к нему за его истинную веру и непоклонение идолам, намеревался совсем оставить ее и переселиться в землю Ханаанскую.
Но различные связи со страною все-таки удержали его от этого, и он переселился лишь в другой халдейский город Харран, где и остановился. Между тем, окружающая среда не осталась без влияния и на это благочестивое семейство: сам Фарра к концу жизни по-видимому поддался идолопоклонству (1 Нав. 24:2), и, таким образом, опасность угрожала вере даже и в этом благочестивом семействе. Тогда Господь определил взять из этого семейства человека, чтобы сделать его Своим избранным орудием в деле сохранения истинной религии в мире. Божественный выбор пал на Аврама. Это был несомненно самый верующий и благочестивый член в семействе, и, по иудейскому преданию, он еще в детстве проявил необычайную преданность истинной религии. Будучи еще отроком, Аврам, при виде окружающего его грубого идолопоклонства, тревожно занят был великим вопросом, право ли поступают люди, боготворя небесные светила. Однажды, говорит предание, озирая землю и взглянув на небо, отрок Аврам начал думать, кто бы мог сотворить все это. Вот взошло солнце во всем своем блистательном великолепии, и он подумал, что должно быть это и есть Создатель всего, и он поклонился ему и боготворил его целый день. Когда, однако же, с наступлением вечера, солнце закатилось, Аврам усомнился, чтобы так мог помрачаться Создатель всего. Но вот на востоке поднялась в своем чарующем блеске луна, и вокруг ее засверкали бесчисленные звезды. «Поистине, закричал отрок, это творец вселенной, и звезды его слуги!» и он поклонился луне и обоготворил ее. Однако же и луна медленно скатилась на запад, звезды померкли, и вновь на восточном небосклоне поднялось дневное светило. Тогда сказал Аврам: «Нет, не может быть, чтобы какое-нибудь из этих небесных светил могло быть создателем мира; они повинуются только воле Невидимого, которому они и обязаны своим существованием: Его-то отселе я и буду только боготворить, Ему-то я и буду только поклоняться». И этой истинной веры он неизменно держался до того момента, когда Промысл Божий сделал его своим избранником.
И сказал Господь Авраму: «Пойди из земли твоей, от родства твоего, и из дома отца твоего, (и иди) в землю, которую Я укажу тебе». Чтобы ободрить его в этом подвиге, Господь тотчас прибавил великое обетование: «И я произведу из тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословение. И благословлю благословящих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные». Авраму было в это время семьдесят пять лет от роду, он был женатый человек и, хотя не имел детей, все-таки уже вполне устроился на своей родине; поэтому, чтобы оставить все и идти в неизвестную землю, требовалась сильная вера в голос откровения. Но Аврам был силен верою, в доме отца он мужественно боролся против вторжения идолопоклонства, и теперь, слыша такое великое обетование, выше которого в патриархальное время и для верующего человека ничего и не могло быть, он «верою повиновался призванию идти в страну, которую имел получить в наследие, и пошел, не зная куда идет» (Евр. 11:8). Взяв свою жену и племянника Лота (оставшегося сиротою после своего отца Арана) и захватив свои стада с состоящими при них домочадцами, Аврам переправился на правый берег Евфрата и направился по сирийской пустыне в Дамаск, где нашел себе верного слугу Елеазара, и затем, перейдя реку Иордан, вступил в землю Ханаанскую и раскинул свой шатер у дубравы Море, близ Сихема, в одном из самых благодатных мест страны. И там ему вторично явился Господь и подтвердил, что Он отдаст эту землю потомству Аврама, в память чего Аврам воздвиг там жертвенник Господу. Туземцы хананеи не особенно дружелюбно встретили пришельца, прибывшего пользоваться их пастбищами, и поэтому Аврам принужден был двинуться дальше к югу и там, остановившись между Вефилем и Гаем, воздвиг еще жертвенник Господу. Пребывание в этой гористой местности делало его безопасным от хананеев, занимавших более богатые пастбища на низменностях, но местность эта была скудна для прокормления стад. Он поэтому двинулся еще дальше к югу, пока полный голод не вынудил его совсем оставить обетованную землю и идти в житницу древнего мира — Египет [2].
Египет в это время находился уже на высокой ступени цивилизации. На берегах Нила уже возвышались величественные пирамиды, как они возвышаются и теперь; были даже и памятники, свидетельствовавшие об исторической древности страны. Неограниченный правитель (фараон) принимал от своего народа божеские почести, как прямой потомок богов. Науки и искусства процветали, и имелась уже значительная литература по разным отраслям знания, а особенно по анатомии и медицине. В больших богатых столицах и городах возвышались многочисленные храмы и обелиски, обложенные полированным гранитом, и повсюду можно было видеть множество сфинксов и всевозможных статуй и идолов — из камня, золота, серебра, бронзы и слоновой кости. Богатейшие и всячески разукрашенные живописью и скульптурой гробницы с покоящимися в них набальзамированными покойниками (мумиями) представляли собою целые «города мертвых». Кругом кипела самая бойкая и цветущая общественная жизнь. Фараонов дворец в Мемфисе кишел всевозможными жрецами и волхвами, состоявшими в качестве приближенных советников фараона. Знатные вельможи жили в великолепных домах, наполненных всякой челядью, всевозможными слугами и рабами, и вся окружающая жизнь свидетельствовала о том, что Египет по справедливости заслужил название «страны чудес». Все это, несомненно, должно было немало поразить Аврама (хотя он и видел нечто подобное на своей родине, в Халдее); но он, однако, уже и раньше немало наслышался о Египте и даже отчасти знаком был с характером правления и нравами страны. Поэтому, вступая в нее, он нашел нужным принять некоторые предосторожности. Так, зная безграничный произвол и деспотический характер царей ее — фараонов, он согласился с Сарой, чтобы она выдавала себя только за сестру его, так как иначе в случае, если она понравится фараону, египтяне убьют ее мужа, что и действительно случалось, как показывают памятники древнего Египта. Предосторожность оказалась не напрасной. Красивая Сара понравилась фараону, и он взял ее в дом свой, а своего мнимого шурина наделил богатыми подарками — «мелким и крупным скотом, и ослами, и рабами, и рабынями, и лошаками, и верблюдами». Но «Господь поразил фараона тяжкими ударами за Сару, жену Аврамову», так что он вынужден был возвратить ее мужу и велел им оставить его страну.
По оставлении Египта Аврам опять поселился в окрестностях Вефиля, где он возобновил свое богослужение, «призывая Господа». Между тем стада Аврама и его племянника Лота умножились так, что им стало недоставать пастбищ, пастухи того и другого начали заводить из-за пастбищ споры и ссоры между собой, да и сам Лот, видимо, начал стремиться к независимости от своего дяди [3]. Это было новое испытание веры Аврама, и он не посрамил ее. Он предложил Лоту избрать себе лучшую часть пастбищ, которую тот и избрал, взяв себе всю богатейшую окрестность иорданскую, страну, которая «вся до Сигора орошалась водою, как сад Господень, как земля Египетская». Сам Аврам, веруя в лучшие обетования, остался на скудных пастбищах Вефиля, и за эту веру, соединенную с самоотвержением, Господь наградил его третьим обетованием: «Возведи очи свои, сказал ему явившийся Господь, и с места, на котором ты теперь, посмотри к северу, и к югу, и к востоку, и к западу. Ибо всю землю, которую ты видишь, тебе дам Я и потомству твоему навеки. Я сделаю потомство твое как песок земный; если кто может сосчитать песок земный, то и потомство твое сочтено будет. Встань, пройди по земле сей в долготу и в ширину ее: ибо Я тебе дал ее (и потомству твоему навсегда)». Аврам двинул свой шатер и поселился у дубравы Мамре в Хевроне. Это было третье место стоянки Аврама в земле обетованной, и оно сделалось обычным местом его пребывания там.
Между тем Лот, отделившись от своего дяди Аврама, поселился в нижней части долины иорданской, которая в то время занята была пятью богатыми городами. Города эти Содом, Гоморра, Севоим, Адма и Бела (или Сигор) составляли союз пятиградия; каждый из них имел своего особого царя, но во главе их стоял царь Содомский. Население этих городов отличалось возмутительным растлением нравов и порочностью, омерзительными и противоестественными пороками. Но помимо этого нравственного нечестия, тревожившего еще не совсем испорченную совесть Лота, его неожиданно постигло страшное бедствие. Города эти платили дань Хедорлаомеру, царю Елама, одного из государств, соседних с Месопотамией [4]. В тринадцатом году своего подчинения они восстали, отказались платить дань, и Хедорлаомер с тремя союзными царями двинулся для их усмирения и наказания. Против него выступил царь Содомский в союзе с четырьмя царями других городов долины. Войска враждующих сторон встретились в долине Сидлим, изобилующей множеством смоляных ям. Содомляне были разбиты и обращены в бегство, цари Содомский и Гоморрский попадали в ямы и погибли, а остальные убежали в горы. Победители захватили все имущество Содома и Гоморры с запасами их, и с большою добычею и множеством пленных двинулись в обратный поход. Среди пленников оказался и Лот, который в это, время жил в Содоме. Когда до Аврама дошло известие о таком бедствии его племянника, он немедленно вооружил своих рабов в числе 318 человек и в союзе с соседними дружественными племенами бросился в погоню за неприятелем. Застигнув его у Дана (в северной части Палестины), он с двух сторон ночью напал на беспечных победителей, разбил их, обратил в бегство, освободил всех пленных вместе с Лотом, своим племянником, и возвратил всем отнятое обратно имущество, отказавшись сам даже от подарков, принесенных ему в благодарность за освобождение новым царем Содомским.
Возвращение Аврама с этой победы ознаменовалось одним весьма замечательным событием [5]. Навстречу ему среди других вышел Мелхиседек, царь Салимский, с хлебом и вином. Это был в то же время «священник Бога всевышнего», и он благословил Аврама именем Бога всевышнего, а Аврам дал ему десятую часть из всего. Неожиданное появление и исчезновение Мелхиседека окружает его личность необычайною таинственностью. Что он был вместе и царем, и священником, это совершенно согласно с патриархальным состоянием древнего общества; но его священство, по-видимому, было выше обычного священства главы семейства, как это видно из необычайного почтения, оказанного ему Аврамом. Отсюда он сделался поразительным прообразом великого Первосвященника Нового Завета, а его история показывает, что истинная вера сохранялась еще и вне избранного семейства.
Как ни полна была победа Аврама, но она могла повлечь за собой лишь страшное мщение со стороны разбитого царя, и потому теперь Аврам более чем когда-либо нуждался в нравственном ободрении. И Господь в четвертый раз явился ему [6] и сказал: «Не бойся, Аврам, Я твой щит; награда твоя будет весьма велика». В ответ на жалобу о бездетности со стороны Аврама, Господь дал ему обещание о многочисленном потомстве. «Посмотри на небо, сказал ему Господь, и сосчитай звезды, если ты можешь счесть их. Столько будет у тебя потомков». «Аврам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность». Великое обещание было подтверждено заветом, заключенным по обряду того времени при посредстве рассеченных животных, и во время напавшего на Аврама глубокого сна Господь сделал откровение о дальнейшей судьбе его потомства, именно, «что оно в течение четырехсот лет будет в рабстве и унижении в чужой земле, но выйдет оттуда с большим богатством, возвратится в землю обетованную, и она отдана будет ему во владение — «от реки Египетской до великой реки Евфрата».
Все эти обетования требовали от Аврама великой веры, потому что осуществлению их противоречила действительность. Аврам уже приближался к преклонным летам, а все еще был бездетным. Бесплодная и менее участия принимавшая в этих обетованиях Сара, чтобы не оставить своего мужа совершенно без потомства, отдала ему свою служанку Агарь египтянку, в наложницу [7]. Последняя, однако, скоро возбудила ревность в своей госпоже, и Сара стала притеснять ее, так что она убежала от нее в пустыню. Но там явился ей «ангел Господень», который велел ей возвратиться к госпоже своей и покориться ей, обещав ей в то же время многочисленное потомство от имеющего родиться у нее сына Измаила. «Он будет, сказал ангел, между людьми как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него; жить будет он пред лицем всех братьев своих». Авраму было уже восемьдесят шесть лет, когда Агарь родила ему сына Измаила, но его вера должна была испытываться еще в течении четырнадцати лет, когда опять подтверждено ему было прежнее обетование новым торжественным уверением в многочисленности потомства, в знак чего Господь повелел ему отныне называться Авраамом — «Отцом множества народов», а Саре дал имя Сарры, как матери многочисленного потомства. Но вера Авраама как бы отчасти уже поколебалась: «он пал на лице свое, и рассмеялся, и сказал сам в себе: неужели от столетнего будет сын? и Сарра, девяностолетняя, неужели родит?» и просил, чтобы хотя жив был Измаил. Тогда Господь сказал ему: «именно Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя Исаак (смех). И завет Мой поставлю с Исааком, которого родит тебе Сарра в сие самое время на другой год». Видимым знаком включения в этот торжественный завет с Богом был установлен в это время обряд обрезания [8], который заповедано было совершать в восьмой день над каждым новорожденным младенцем мужеского пола и над всеми рабами при покупке их. Все семейство Авраама со всеми домочадцами и рабами было тогда же приобщено к завету чрез совершение обрезания над ними.
vIII. Богоявление у дуба Мамрийского. Гибель городов в долине Сиддим. Высшее испытание веры Авраама и последние дни его жизни. [9].
После подтверждения завета с Богом, Авраам делается вполне «другом Божиим» и живет в постоянном и ближайшем общении с Ним. Но в то время, как возрастала и крепла вера и благочестие избранного патриарха, возрастало и усиливалось безверие и нечестие тех злых и беззаконных городов, среди которых обитал его племянник Лот. Быстро переполняя чашу своего беззакония, они, наконец, навлекли на себя страшный гнев Божий.
Когда Авраам однажды в знойный день сидел при входе в шатер свой у дубравы Мамрийской, он увидел трех странников, которых он с истинно патриархальным радушием просил зайти к себе и отдохнуть от дневного зноя и усталости, и предложил им обычное на востоке гостеприимство, освежив им водой ноги и подкрепив их силы хлебом и мясом нарочно убитого теленка. Но это были не простые странники, а в лице их Сам Господь с двумя служащими Ему ангелами. Авраам скоро узнал истинное достоинство своих посетителей, особенно когда они, спросив о Сарре и укорив его за неверие в возможность рождения сына, вновь подтвердили обетование, назначив даже время для его исполнения. Затем они пошли по направлению к Содому, и когда Авраам провожал их от себя, он удостоился откровения от них о том страшном суде, который они намерены были произвести над беззаконными городами за грехи их. Так открыта была истина, что Бог подвергает Своему карающему суду грешников даже в этой жизни. Но Авраам своей верой постиг и другую истину, что праведник имеет дерзновение ходатайствовать за грешников. И вот Авраам начал вести беседу с Господом о помиловании Содома, и получил обещание, что Господь помиловал бы весь город, если бы в нем оказалось хоть пятьдесят, или тридцать, двадцать, или даже десять праведников. Но в беззаконных городах не оказалось и такого малого количества праведных, и потому казнь их была неизбежна.
Авраам с грустью возвратился в свой шатер, а двое ангелов-странников отправились в Содом, где встретил их Лот и по примеру дяди своего Авраама оказал им радушное гостеприимство. Но жители Содома, обезумевшие от необузданной похоти, даже накануне своей гибели не остановились перед оскорблением странников своим похотливым и развратным буйством, и тем ускорили свою заслуженную погибель [10]. Ангелы объявили Лоту о причине и цели своего страшного посещения и повелели ему известить об этом всех своих родных и вместе с ними бежать из города. Но даже зятьям его показалось, что он шутит, да и сам Лот медлил. Тогда ангелы, повелев ему взять свою жену и двух дочерей, насильно вывели их за город и повелели бежать в гору, бежать не оглядываясь. Но даже и тогда он не мог совершенно оторваться от места, к которому привязывали его житейские связи, и упросил, чтобы для него пощажен был хоть один из пяти городов долины, маленький Бела, в котором и спасся Лот. При восходе солнца Лот достиг этого города, ставшего называться Сигором, и в этот же день совершилась страшная казнь над остальными четырьмя городами долины — Содомом, Гоморрой, Адмой и Севоимом. С неба полилась разрушительная лава из серы и огня, и на следующий день на том месте, где были беззаконные города, курился лишь смрад и дым, «как дым из печи», и вместо суши волновалось желто-мутное серное озеро, известное теперь под названием Мертвого моря. Во время совершения этой казни жена Лота не могла побороть своего преступного любопытства и, вопреки повелению ангелов, оглянулась на место своих мирских привязанностей и тотчас же, в предостережение всем озирающимся на нечестивые дела мира сего уже после отречения от него, «стала соляным столбом». Сам Лот, хотя и спасенный от гибели, подобно Ною, после потопа предался опьянению. Две дочери его, думая, что весь остальной человеческий род погиб, воспользовались этим его состоянием для восстановления рода, и у них родились сыновья Моав и Бен-Амми, ставшие родоначальниками двух народов, называвшихся по их имени моавитя-нами и аммонитянами.
Ужасная казнь Божия над беззаконными городами побудила Авраама на время удалиться от их смрадного соседства, и он на время оставил дубраву Мамрийскую и подвинулся дальше к югу от Вирсавии, которая стала после этого считаться последней границей обетованной земли на юге. Тут, между прочим, он оказался во владениях филистимского царя Авимелеха [11], с которым повторилась та же история, которая была уже с фараоном египетским, и Авимелех вынужден был возвратить Сарру ее мужу и с подарками выпроводил его за пределы своего владения, причем заключил с ним особый договор касательно пользования колодцами для пастбищ.
Наконец пришло время, когда должно было исполниться великому обетованию, полученному Авраамом от Господа. Аврааму было сто и Сарре девяносто лет, когда у них во время стоянки в Вирсавии родился давно желанный сын — Исаак, который и обрезан был в восьмой день по установлению [12].
В память отнятия Исаака от груди Авраам сделал большой пир; но тут Сарра заметила, что Измаил, сын ее презренной рабыни, насмехается над ее Исааком и, несмотря на нежелание Авраама, настояла на том, чтобы он выгнал Агарь с ее сыном из дома, и Авраам проводил их в пустыню, прилегающую к Вирсавии. Там, по истощении запаса воды, Агарь, истомленная жаждой и зноем, отчаялась в спасении и, не желая видеть смерти своего сына, положила его под кустом, а сама села поодаль и начала горько плакать. Тогда опять явился ей на помощь ангел Господень, указал ей колодезь с текучей водой и повторил обетование, что от сына ее произойдет великий народ. Чудесно спасенный от гибели, Измаил «вырос, и стал жить в пустыне, и сделался стрелком из лука». Он жил в пустыне Фаран, на пространстве между Палестиной и горой Хоривом (в местности, которая и доселе составляет безраздельную собственность его потомков — бедуинов аравийских), и мать его «взяла ему жену в земле египетской».
Как ни тяжело было испытание, которому подвергся Авраам, когда он вынужден был лишиться своего побочного сына Измаила, но вскоре ему предстояло еще более тяжкое испытание, которое в случае непоколебимости его веры и послушания должно было окончательно закрепить за ним высокое звание отца верующих. Это испытание состояло в повелении Божием принести в жертву своего единственного, так долго ожидавшегося сына Исаака, того, на ком основывались все надежды Авраама и все данные ему великие обетования! [13]. Повеление дано было во всей его ужасающей ясности, без малейшего намека на возможность отмены. Бог сказал Аврааму: «Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе». И Авраам не поколебался даже перед такой великой для него жертвой. Он «встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих, и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения и, встав, пошел на место, о котором сказал ему Бог». По преданию, Исааку было в это время уже двадцать пять лет. Чрез три дня пути они достигли назначенной местности и увидели гору, на которой должно было принести Исаака в жертву. Оставив своих слуг позади, Авраам взял Исаака и с ним вдвоем отправился на роковую гору, сам неся жертвенный нож и огонь, а Исаака заставив нести дрова для жертвоприношения. «И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой, вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения? Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли далее оба вместе». По достижении назначенного места, Авраам устроил жертвенник, положил на него дрова, связал изумленного, но беспрекословно повиновавшегося Исаака и положил его на жертвенник. Вот уже поднят жертвенный нож для заклания, как вдруг ангел Господень удерживает руку Авраама и говорит ему, что он вполне доказал непоколебимость своей веры, не пожалев даже сына своего возлюбленного, и Авраам с облегченным и ликующим сердцем принес в жертву овна, запутавшегося неподалеку от него рогами в чаще. Ввиду такого безграничного послушания воле Божией, Аврааму не только повторены были все прежние обетования, но и в первый раз подтверждены клятвой, что Бог «благословляя благословит его и умножая умножит семя его как звезды небесные и как песок на берегу моря, и благословятся в семени его все народы земли за то, что он послушался гласа Божия». И Авраам, еще более укрепленный в вере, возвратился в Вирсавию.
После жертвоприношения Исаака Авраам еще жил много лет, но остальная жизнь его была мирным пользованием плодами своей веры и упования и не представляет выдающихся событий. Чрез несколько лет Сарра, будучи ста двадцати семи лет от роду, скончалась [14], и это единственная женщина, лета которой обозначены в св. Писании. Исааку в это время было тридцать семь лет, и он жил со своим отцом в Хевроне. Авраам хотел с честью похоронить свою покойную жену, но во всей земле обетованной у него не было собственной земли «ни на стопу ноги». Вследствие этого он принужден был купить землю у хеттеян и, заплатив 400 сиклей серебра за поле с пещерой Махпела, неподалеку от дубравы Мамрийской, похоронил в той пещере долго оплакивавшуюся им Сарру.
Через три года после смерти Сарры, Авраам решил восполнить убыль в своем семействе женитьбой Исаака [15]. Его искренним желанием было, чтобы сын его женился не на испорченной хананеянке, а на ком-нибудь из ближайшего родства. С этою целию он снарядил своего верного раба Елеазара, чтобы он отправился на его родину и там нашел жену для Исаака. Взяв с раба клятву, Авраам отпустил его, и история встречи невесты для Исаака и заключения брачного союза с ней представляет яркую картину нравов того патриархального века. Прибыв в указанную страну, именно в город Харран, раб Авраамов случайно встречает «девицу, прекрасную видом, деву, которую не познал муж». Он невольно обратил на нее внимание, попросил у нее воды напиться, и когда та оказалась настолько услужливой, что не только напоила его самого, но потрудилась начерпать воды и его верблюдам, то после этого он уже не мог упустить ее из вида: телесная красота и душевная доброта приковали его к ней. Он тут же подарил ей золотую серьгу весом полсикля и два запястья на руки ей, в десять сиклей золота. Расспросив, чья она дочь и есть ли у них место для ночлега, и, получив в ответ от удивленной и обрадованной подарками доброй девушки, что у них «много соломы и корму, и есть место для ночлега», он отправился в дом отца ее, которым оказался Вафуил, племянник Авраама, от его родного брата Нахора, и тут же сейчас высказал свое желание. Родители девицы и принимавший в ней особенное участие брат ее Лаван, видя серьезность поручения раба, а равно и богатство его господина, ничего не жалеющего для своего любимого сына, согласились на брак; спросили Ревекку (как звали девицу), согласна ли она? и когда та выразила свое полное согласие — брак был заключен. Родители и родственники девицы получили подарки; хотели было еще подержать у себя в доме Ревекку «дней хотя десять» , но так как Елеазару нельзя было медлить, то они распростились с дочерью, и «благословили ее и сказали: сестра наша! да родятся от тебя тысячи тысяч, и да владеет потомство твое жилищами врагов твоих!» После этого Ревекка отправилась с рабом и с несколькими служанками в путь. Когда путники приближались к цели своего путешествия, Исаак случайно вышел в поле «поразмыслить». Ревекка, увидев его, и узнав, кто это, смутилась, «взяла покрывало и покрылась». Узнав от раба все обстоятельства, при которых он выбрал для него привезенную девицу, Исаак «ввел ее в шатер Сарры, матери своей, и взял Ревекку, и она сделалась ему женою, и он возлюбил ее; и утешился Исаак в печали по Сарре, матери своей».
Из последующей жизни Авраама известно только, что он взял себе еще жену Хеттуру, от которой имел шесть сыновей [16]. Но Хеттура была скорее его наложницей, так как все свое имущество Авраам завещал своему сыну Исааку, «а сынам наложниц дал подарки и отослал их еще при жизни своей на восток, в землю восточную». И затем библейская летопись сообщает, что Авраам «скончался, и умер в старости доброй, престарелый, насыщенный (жизнию), и приложился к народу своему». Он умер ста семидесяти пяти лет и погребен был своими сыновьями Исааком и Измаилом в пещере Махпеда, — в той самой, где лежали останки его подруги жизни Сарры.
Так окончил свою жизнь этот великий и славный избранник Божий. Среди избранных сосудов Божиих много великих и праведных мужей, но выше их всех по своей вере и праведности стоит духовный родоначальник человеческого рода, отец верующих и друг Божий — патриарх Авраам. Вся его жизнь показывает, что его вера не была простым внешним исповеданием, но деятельным началом всего, его бытия. Никогда у него не возникало сомнения касательно слова и обетования Божия, хотя бы исполнение его казалось для человеческого разума совершенно невозможным. «Верою, говорит апостол, Авраам, будучи искушаем, принес в жертву Исаака (своего единственного сына, от которого должны были произойти все обещанные ему потомки), ибо он думал, что Бог силен и из мертвых воскресит» (Евр. 11:17—19). Ни к кому еще не прилагалось в такой силе выражение, что он «веровал в Господа», т.е. всецело уповал на Него, упокоивая свой дух в этой вере, как дитя покоится на руках матери своей. И вот такая вера была вменена ему в праведность, потому что она составляет главный источник, из которого может возникать праведность. «Авраам слушался голоса Господня, соблюдал Его повеления, уставы и законы» (Быт. 26:5). Отсюда он навсегда останется высшим образцом верующего человека, и в примере его могут черпать вдохновение святых чувств веры и надежды люди всех народов и веков. Недаром память его свято чтится народами трех величайших религий мира — иудейства, христианства и ислама. — Несмотря однако же на величие его веры и упования, о нем можно сказать то же, что сказано и о многих других подобных ему праведниках: «Все сии умерли в вере, не получив обетований; а только издали видели оные, и радовались, и говорили о себе, что они странники и пришельцы на земле» (Евр. 11:13).
Древние иудейские предания восхваляют необычайные познания и мудрость Авраама и говорят, что он был наставником единобожия у халдеев, и египтян впервые научил астрономии и математике. Имя его доселе сохраняется в памяти арабов, которые называют его «эл-халил» — «другом (Божиим)».
Первые годы семейной жизни Исаака прошли еще при жизни его престарелого отца патриарха. Он был единственным наследником всех обетований Авраама, но и он, подобно отцу своему, должен был подвергнуться испытанию в своей вере. Жена его Ревекка была бездетна в течение двадцати лет, но он не отчаивался и молился Господу. «И Господь услышал его, и зачала Ревекка, жена его». Пред самыми родами случилось нечто необычное, встревожившее Ревекку; но она успокоена была откровением, что у нее родятся два сына-близнеца, «и два различных народа произойдут из утробы ее», «один народ сделается сильнее другого, и больший будет служить меньшему», т.е. что вопреки обычному порядку первородный не будет владеть правом первородства, с которым соединялись все великие обетования, данные потомству Авраама. Откровение это глубоко запало в душу Ревекки и послужило руководством для нее в последующей жизни.
Ревекка действительно разрешилась двумя близнецами [18]: «первый вышел красный, весь как кожа косматый, и нарекли ему имя Исав (косматый); потом вышел брат его, держась рукою своею за пяту Исава; и наречено ему имя Иаков (т.е. держащийся за пяту)». Сообразно с этим оказался и характер братьев-близнецов. Когда они выросли, «Исав стал человеком искусным в звероловстве, человеком полей, а Иаков человеком кротким, живущим в шатрах». Как нередко бывает, родители относились с некоторым пристрастием к избранным любимцам, и замечательно, что спокойный, кроткий Исаак больше любил смелого, отважного зверолова, между тем как Ревекка особенно любила скромного и нежного Иакова.
Последний, вероятно, скоро узнал от своей матери о бывшем ей откровении касательно будущей судьбы братьев, и стал выжидать удобного случая для заявления своих прав на первородство. Случай скоро представился. Однажды Исав пришел с поля усталый и голодный, и увидев, что Иаков сварил кушанье из чечевицы (и теперь составляющей любимое кушанье в Сирии и Египте), он стал настойчиво просить у него дать ему поесть этого «красного». Голод его был так силен, что когда Иаков заметил ему, чтобы он продал ему за это кушанье свое первородство, то Исав даже не обратил внимания на предложение Иакова и в нетерпении заметил: «вот я умираю, что мне в этом первородстве?» Исав знал, что с первородством он продавал все свои духовные преимущества и все права на обладание землею обетованной. Но по своей дикой и грубой натуре он, видимо, не придавал никакого значения первым, а что касается последних, то быть может надеялся возвратить их себе при помощи благосклонности к себе отца и даже прямым насилием над кротким братом, и таким образом он из-за удовлетворения своего голода продал свое первородство за «красную» чечевицу, отчего и «дано ему прозвание: Эдом» (красный).
Между тем, в стране наступил один из тех голодных годов, которые и прежде вынуждали патриархов выселяться для пропитания в соседние, более плодородные страны. Исаак решил последовать примеру своего отца патриарха и хотел переселиться в Египет, но ему запрещено было, и он провел голодный год в пределах филистимского царя Авимелеха, где с ним и с Ревеккой повторилась та же история, которая была и с Авраамом [19]. Именно, он выдавал Ревекку за свою сестру, но когда открылась правда, Авимелех (вероятно сын Авраамова современника того же имени) оказал ему особенное покровительство и почтение.
Благодаря этому Исаак мог начать более оседлую жизнь и приступил к земледелию. «И сеял Исаак в земле той, и получил в тот год ячменя во сто крат: так благословил его Господь. И стал великим человек сей, и возвеличивался больше и больше до того, что стал весьма великим. У него были стада мелкого и стада крупного скота и множество пахотных полей». Но филистимляне скоро стали завидовать его богатству, начали притеснять его, зарывали колодцы, вырытые Авраамом, и вообще заводили ссоры, вынудившие, наконец, Исаака выселиться отсюда в Вирсавию. Там в подкрепление ему явился Господь, подтвердивший ему Свое благословение и обетование, и Исаак устроил там жертвенник, и призвал имя Господне. Увидев правоту Исаака и раскаявшись в несправедливых притеснениях ему, царь филистимский Авимелех прибыл к нему с извинением, и между ними, на сделанном Исааком пиршестве, заключен был клятвенный союз, около того же самого колодца, около которого некогда заключали свой союз отцы их (Вирсавия).
Тихая семейная жизнь Исаака скоро была возмущена непослушанием его любимца, сына Исава, который без благословения родителей в сорокалетнем возрасте женился на двух хананеянках, вступив таким образом в родство с идолопоклонниками. «И они были в тягость Исааку и Ревекке». Но скоро предстояло ему еще более тяжкое семейное испытание. С приближением преклонных лет, у него ослабело зрение, и он нашел благовременным совершить торжественное благословение для передачи связанных с ним обетований своему потомству [20]. По установившемуся обычаю, право первородства он, конечно, намеревался передать Исаву, как старшему сыну, и сказал ему, чтобы он по этому случаю приготовил кушанье из собственной дичи. Исав, едва ли сообщил ему о продаже своего права первородства, а Иаков, в свою очередь, не смел открыто высказывать своих притязаний на это право.
Неизвестно, знала ли об этом и Ревекка, но только она, услышав о намерении Исаака, решила употребить хитрость, чтобы посредством ее доставить благословение на первородство своему любимцу Иакову. По ее совету, он должен был надеть одежду своего брата, пропитанную запахом ароматических трав и кустов, среди которых приходилось проводить свою жизнь зверолову, и покрыть свое тело косматой шкурой, чтобы для осязания быть похожим на брата; сама же Ревекка обещала приготовить такое кушанье из домашних молодых животных, которое Исаак едва ли мог отличить от ожидаемого им кушанья из дичи Исава. Иаков колебался, боясь проклятия от отца в случае обнаружения обмана; но Ревекка убедила его, что она на себя примет даже проклятие. Иаков приступил к делу; но какой трепет испытывал он, когда старец отец, удивившись слишком скорому возвращению Исава и приготовлению кушанья, подозвал явившегося за благословением к себе для того, чтобы осязанием удостовериться в том, действительно ли это Исав. Старец ощупал косматый покров на руках Иакова и в недоумении заметил: «голос, голос Иакова; а руки, руки Исава». Но запах охотничьей одежды окончательно рассеял сомнения престарелого патриарха; он поел кушанья, выпил вина, велел поцеловать себя и затем благословил Иакова — благословением первородства: «Да даст тебе Бог от росы небесной и от тука земли, и множество хлеба и вина. Да послужат тебе народы, и да поклонятся тебе племена; будь господином над братьями твоими, и да поклонятся тебе сыны матери твоей; проклинающие тебя — прокляты; благословляющие тебя — благословенны!» Но замечательно, что в этом благословении есть лишь слабый намек на великое обетование Аврааму, именно, что в нем и его семени благословятся все народы земли. Исаак, воображая, что он благословляет Исава, очевидно, считал его не вполне достойным для унаследования всей полноты благословения, и, таким образом, Иаков и Ревекка не вполне достигли того, чего добивались.
Едва удалился мнимый Исав, получивший благословение первородства, как за получением его явился и действительный Исав. Если неблаговиден был поступок Иакова, то не менее подлежат порицанию и действия Исава, так как он не хотел сознаться, что давно уже продал право первородства своему брату Иакову. Когда Исаак узнал об этом обмане, он «вострепетал великим трепетом», но отказался уже отнимать данное благословение. «Я благословил его, он и будет благословен!» сказал встревоженный патриарх. Исав поднял «громкий и весьма горький вопль» и просил Исаака, чтобы он благословил и его. «Неужели, отец мой, одно у тебя благословение? благослови и меня!» с плачем упрашивал Исав, и Исаак благословил его и сказал: «вот от тука земли будет тебе обитание твое, и от росы небесной свыше; и ты будешь жить мечем твоим, и будешь служить брату твоему; будет же время, когда воспротивишься и свергнешь иго его с выи твоей». В этом благословении предсказана была вся дальнейшая судьба потомков Исава — эдомитян, которые долго находились в подчинении у потомков Иакова — иудеев, но, впоследствии, из них даже вышел царь, который подчинил себе последних (Ирод Великий, эдомитянин по происхождению).
Потеряв право первородства, Исав возненавидел брата своего Иакова и замыслил даже убить его, как только умрет отец. Ревекка узнала об этой опасности и, зная буйный и неукротимый нрав Исава, решила отправить Иакова на некоторое время в Месопотамию к родному брату своему Лавану в Харане, пока не утишится ярость Исава [21]. Но, чтобы не тревожить своего престарелого мужа, она не сказала ему о кровожадном намерении Исава, а выставила пред ним другую причину для временного ухода Иакова из дома, именно, чтобы он мог жениться на ком-нибудь из ее родства, что несомненно было вместе с тем и истинным желанием ее сердца. «Я жизни не рада от дочерей хеттейских (жен Исава), сказала она; если Иаков возьмет жену из дочерей этой земли: то к чему мне и жить?» Исаак внял ее жалобе и отпустил Иакова к Лавану для отыскания себе жены, но, вместе с тем, уже сознательно повторил ему благословение, которое раньше дал по неведению, и, притом, усугубляя его всею полнотою данных Аврааму обетований. «Бог всемогущий, сказал он, да благословит тебя, да расплодит тебя, и да размножит тебя, и да будет от тебя множество народов; и да даст тебе благословение Авраама (отца моего), тебе и потомству твоему с тобой, чтобы тебе наследовать землю странствования твоего, которую Бог дал Аврааму!» Таким образом Исаак прозрел от духовной слепоты и дал свое благословение достойнейшему, а Исав все более и более предавался чувственности и взял себе третью жену Махалафу, дочь Измаила, заключая родственный союз с тем, кого изгнал Авраам. Так духовная неспособность Исава к первородству обнаружилась во всей своей полноте.
После этого Исаак еще прожил сорок три года, но он уже ничем не заявлял о себе в истории. Да и вообще, это был один из тех редких людей, вся жизнь которых есть безграничная кротость, воплощенное смирение и безмятежное довольство. Будучи патриархом немалочисленного рода, он, однако же, избегал всего, что могло сделать его положение особенно видным, и тем доказал, что смирением и кротостию можно так же угодить Богу, как и жизнью, исполненною великих подвигов и тяжелых испытаний. Беспрекословное повиновение отцу, даже до заклания самой жизни, нежная привязанность к матери, в потери которой он утешился лишь женитьбой на Ревекке; безусловная преданность и верность своей жене в тот век, когда обычно было многоженство; терпеливое перенесение домашних испытаний, причинявшихся ему со стороны жены и сыновей; малоподвижность самой жизни, в течение которой он никогда не удалялся более чем на сорок верст от места своей родины (Вирсавии) — все это вместе рисует пред нами образ патриарха, который велик был не внешними громкими подвигами, а тем внутренним духовным миром, который невидим для людей, но который тем ярче сияет пред Отцем Небесным, — тою непреоборимою верою в Промысл Божий, которая всю жизнь его делала воплощением смирения, надежды и любви.
После описанных событий судьба дальнейшей истории патриархальной эпохи сосредоточивается в руках Иакова, к которому перешло все наследственное благословение и обетование рода Авраамова.
X. Иаков. [22]
Отправившись в далекий путь, Иаков в первый день, очевидно, гонимый опасением своего свирепого брата, прошел более шестидесяти верст, и дойдя до местечка Луз, остановился там переночевать, так как солнце уже зашло и наступила ночь. Это было то самое место, где некогда Авраам воздвигал жертвенник Богу. Увидев несколько камней, быть может, остаток этого именно жертвенника, Иаков положил один из них себе под голову вместо подушки и от крайнего утомления заснул глубоким сном [23]. И вот, под влиянием только что пережитых событий он видит чудесный сон: видит лестницу, которая стоит на земле, а верх ее касается неба, и ангелы Божии восходят и нисходят по ней. Этот чудесный символ божественного промышления о земле заключился явлением ему Господа, который повторил ему обетование Авраамово: «Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака; (не бойся). Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему. И будет потомство твое как песок земной и распространится к морю, и к востоку, и к северу, и к полудню, и благословятся в тебе и в семени твоем все племена земные. И вот Я с тобою; и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в сию землю; ибо Я не оставлю тебя, доколе не исполню того, что Я сказал тебе». Столь дивное видение пробудило Иакова, и он устрашился присутствия Божества на этом святом месте, поставил здесь памятник из камня, на котором спал, сделал на нем возлияние елея и назвал это место Вефилем, т.е. «Домом Божиим», каковым названием и заменилось навсегда прежнее название Луз.
Ободренный и подкрепленный обетованием Божиим, Иаков отправился дальше к месту своего назначения, и чрез несколько дней пути прибыл на богатые пастбища с многочисленными стадами крупного и мелкого скота [24]. Около колодца, куда пригонялись стада для водопоя, он встретил между другими пастушку по имени Рахиль, и, узнав, что она дочь его дяди Лавана, отвалил для нее камень от колодца, напоил ее стада овец и, поцеловав Рахиль, «возвысил голос свой и заплакал», объявив ей, что он родственник отцу ее и что он сын Ревекки, тетки ее. Рахиль тотчас же побежала домой рассказать о случившемся, и отец ее Лаван с родственным радушием и приветом принял к себе в дом своего племянника от любимой его сестры Ревекки. Встретив родственный прием, Иаков начал служить Лавану, и последний, заметив его усердие, предложил ему даже назначить себе плату за труды. Но у Иакова уже была на примете плата его сердца [25]. У Лавана было две дочери, из которых старшая «Лия был