Свт.Димитрий Ростовский. Поучение 2-е в неделю 19-ю по Святом Духе
Я представляю духовную трапезу, но не богатую, и не велики будут издержки на эту трапезу — всего только два малых сребреника: один называется «люби», а другой — «терпи». Оба эти сребреника ходят вместе, ибо любовь не живет без терпения, согласно свидетельству апостола: «Любовь долготерпит» (1Кор. 13: 4). Где любовь, там и терпение.
Оба эти сребреника хотя по виду, то есть, по мнению человеческому, и малы, но ценою они велики, ибо выкованы в горниле сердца Христова, пронзенного на кресте копьем, возлюбившего нас и претерпевшего за нас. Итак, наша трапеза будет припасена двумя этими сребрениками, то есть, любовью и терпением.
Вы спросите: кого любить и что любить? На это отвечают Христовы уста — врагов любите, от врагов терпите: «Любите врагов ваших».
Пусть же на этой нашей трапезе хлебом будет любовь ко врагам, а питьем — терпение. Будем то и другое вкушать во здравие, а Господь благословит нашу трапезу.
«Любите врагов ваших».
Вы знаете, благословенные слушатели, что в Святом Писании слово Божие названо хлебом. Бог, разгневавшись на неблагодарных евреев, говорит устами Своего пророка Амоса: «Я пошлю на землю голод, — не голод хлеба, не жажду воды, но жажду слышания слов Господних» (Ам. 8: 11). Если кто не ест хлеба, тот голодает желудком; если же кто не слышит слова Божия, тот голодает душою. Что хлеб для тела, то и слово Божие для души. Слово Божие есть для души хлеб духовный.
Поскольку же и это слово: «Любите врагов ваших» — есть слово Божие, исшедшее из уст Самого Христа Бога, значит и слово это, особенно же само дело этого слова, есть хлеб. Любовь ко врагам есть хлеб.
О, какой жесткий, какой твердый этот хлеб: он — как камень! Любить врага своего — значит грызть камень. Напрасно глупые иудеи, услышав Христа Господа, говорящего: «Я хлеб живый: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни.» (Ин. 6: 51, 53), порешили: «Какие странные слова! кто может это слушать?» На это слово: «Любите врагов» тоже кто-либо может сказать: «Какие странные слова!». И поистине оно «странно», ибо человеку так же естественно не любить врагов, как и любить друзей. И в Ветхом Завете написано: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего» (Мф. 5: 43), преодолеть же что-либо естественное и изменить установленное древним законом есть немалый труд, это есть то же, что переставить на другое место камень большой и сдвигаемый с большим трудом. Об этом свидетельствует и святой Амвросий, говоря: «Велик труд — любить врагов, и многим сия вещь кажется настолько неудобной, как будто ее невозможно и понести, ибо она повелевает больше, чем возможно стерпеть человеческой природе».
Какой странный этот хлеб, то есть, любовь, об этом следовало бы спросить святого первомученика Стефана, которого побили иудеи камнями. Летят бросаемые на него камни, как дождь, а он молится о врагах своих: «Господи! не вмени им греха сего» (Деян. 7: 60). О, поистине, велик труд, велика твердость принимать жестокие удары по телу камнями, а сердцем не злобствовать, молиться об убийцах своих и любить врагов своих! Хорош желудок, могущий переварить камни, хорошо, говорю, то сердце, которое может незлобиво стерпеть вражду врагов, несправедливые обиды от них и притеснения.
Но посмотрим на пользу того каменного хлеба, то есть, любви ко врагам; посмотрим, какое великое здоровье он приносит душе. Святой первомученик! Изнемогая телом при побиении камнями и склоняя уже колена на землю, не изнемогаешь ли ты и душой? Нет, говорит, но смотрю на небо. Скажи же нам, Божий угодник, что ты видишь на небе? «Вижу, — говорит, — славу Божию; я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога.» (Деян. 7: 55—56). О, какая польза, какое душевное здравие! Вот мы видим, как скоро «и действенно та жестокость каменная превратилась в мягкий, теплый хлеб и даже в манну, как для раба Божия каждый камень был что пирог теплый, помазанный теплой его кровию. Он согрел их, он смягчил их теплой любовью ко врагам и теплой молитвою, исходящей из теплого сердца. Мы же, рассматривая видение святого, обратим внимание на две веши: «Небо отверстое» и «Иисуса стоящего».
«Небо отверстое». Помните, как Бог кормил в пустыне голодных людей израильских? «Отверз двери неба, и одождил на них манну в пищу, и хлеб небесный дал им» (Пс. 77: 23—24). Показал Господь и святому первомученику Стефану «небо отверстое»; манну послал ему, манну благодати Своей, ту манну, о которой Он в Откровении говорит своему возлюбленному наперснику: «Побеждающему дам вкушать сокровенную манну» (Апок. 2: 17). Из рук немилосердных, жестоких и враждебных убийц летят на неповинного камни, как дождь, а от Бога с отверстого неба нисходит благодатная манна: «Отверз двери неба, и одождил на них манну».
«Иисуса стояща». Это — хлеб небесный, говорящий о Себе: «Я хлеб живый, сшедший с небес» (Ин. 6: 51). Но почему он видит Иисуса «стояща», а не сидящего? Не пишется ли в символе: «Восшедшаго на небеса и седящего одесную Отца» ? Сидел, но встал: зачем? Для того, чтобы внимательнее смотреть на подвиг первого мученика и чтобы чрез отверстые небеса выйти навстречу душе раба Своего, любившего врагов своих и молившегося за них. Что же может быть лучше и полезнее для того, кому желательно небо, кому любезен сладкий Иисус, кто наслаждается любовью Божественною в сердце? Не променяет ли он все сладости мира сего и все богатые царские пиршества только на то, чтобы видеть открытое ему небо для входа, чтобы увидеть прелюбезнейшего Иисуса, своего Владыку, стоящего при входах небесных, встречающего, принимающего, с любовию объемлющего, успокаивающего на лоне Своем и услаждающего любовию Своею? О, сладость, высшая всех сладостей, Иисусе! О, любовь, побеждающая всякое желание, Иисусе! О, хлеб небесный! О, бессмертное наше насыщение! О, вечное наше наслаждение, Иисусе! Какой язык выразит сладость Твою? Какой ум постигнет созданное Тобою в любящих Тебя сердцах наслаждение, увеселение, радость и сладость наша Иисусе? Пусть стекутся сюда руки врагов моих, пусть соберут камни со всех четырех концов вселенной, пусть пустят на меня камни как дождь и град, и тучу: всем этим я пренебрег бы, лишь бы увидеть светлое лицо Твое, свет мой Иисусе!
Спросим еще святого апостола Павла, каким ему кажется тот каменный хлеб, любовь ко врагам? В своей апостольской книге он говорит о себе так: «От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали» (2Кор. 11: 24—25). Поистине, жесток этот хлеб, не вкусны палки и камни. Что же ты, святой Павел, говоришь под теми палками, под теми камнями? Послушаем, что он говорит: «Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом» (Рим. 9: 1). Не божись, святой апостол! Мы поверим тебе и без божбы. Скажи же нам, что ты говоришь? «Великая для меня печаль, — говорит, — и непрестанное мучение сердцу моему» (Рим. 9: 2). Как же не скорбеть? Ведь бьют палками, побивают камнями. Нет, говорит, не о том скорблю и болезную, что я побиваем камнями. Так о чем же? О тех самых, которые меня бьют. Я скорблю о том, что они лишаются своего спасения, что они идут в ад; а мне желательнее, чтобы я сам за них пошел в ад, лишь бы только они спаслись: «Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян» (Рим. 9: 3). Внемлем словам Павловым, внемлем его высшей любви к своим врагам: он не ужасается быть отлученным от Христа и пойти в ад, лишь бы преследующие и бьющие его израильтяне не погибли.
Возвысил голос свой немного на святого апостола Павла за это слово святой Иоанн Златоуст, говоря так: «О, Павел! Неужели ты молишься о том, чтобы быть отлученным от Христа любимого, с которым не разлучили тебя ни царство, ни геенна, ни видимое, ни умопостигаемое, ни иное что-либо такое? Что с тобой случилось? Не упал ли ты? Не погубил ли прежнюю любовь?» И снова Златоуст от лица Павла отвечает себе: «Нет, — говорит, — не бойся: я не только не погубил моей прежней любви ко Христу, но еще сильнее проявил ее».
Мы же внемлем тому, что святой Павел, желая быть отлученным за израильтян, своих братьев, неповинно враждовавших против него, преследовавших и бивших его, не погубил любви ко Христу, но сильнее проявил ее, умножил ее; не погубил, но умножил. Ведь он любил их ради любви ко Христу, и притом любил так же, как и Христос возлюбил нас, грешников, — врагов Своих, как пишется об этом: «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5: 8). Христос нас возлюбил так, что не погнушался, не отказался понести проклятие за нас, согласно слову того же апостола: «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою — ибо написано: проклят всяк, висящий на древе» (Гал. 3: 13). Если же Христос так возлюбил нас, то что удивительного в том, что и Его угодник, святой Павел, из любви к Нему так любит врагов своих, что не страшится даже и отлучение понести за них?
Посмотрим же теперь, во что обратился тот каменный хлеб, то есть, любовь ко врагам, когда святой Павел иудеями был забросан камнями? Что он говорит после того, как терпеливо перенес избиение палицами и камнями, и после того, как проявил такую любовь к бившим его? «Знаю человека, который восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать» (2Кор. 12: 2 и след). А что для души человеческой полезнее неба? Что сердцу человеческому слаще рая? Вот мы видим, что палки и камни для святого Павла превратились в небесную пищу и в райское наслаждение: еще будучи во плоти, он уже познал третье небо, исследовал райские стези, видел то, что «око не видело», слышал то, что «ухо не слышало», и насладился такими сладостями, которые «на сердце человеку не приходили».
Тверд хлеб — любовь ко врагам, зато очень полезен; жесток, но целителен; не вкусен, но подает душе здравие; горек, но приносит вечную сладость. Любите же врагов ваших.
Не будем вспоминать здесь Авеля, камнем убитого Каином, ибо не знаем, молился ли он об убивавшем его брате; мы только знаем, что кровь его вопияла к Богу, привлекая Бога к отмщению.
Пройдем и мимо Навуфея израильтянина, которому из-за виноградника устроила каменную смерть царица Иезавель, ибо и его кровь была отомщена (3 Пар. 21). Но Моисея обходить не подобает.
Вот мы покушали немного каменного хлеба, пора уже и попить немного. Но что мы начнем пить? Политики (мирской чин) во время кушанья подносят по чарке горького питья, называя его горячим двойным вином; не сладкое питье и я обещал представить на сей духовной трапезе, самую Мерру, из которой не могли пить израильтяне. «Пришли, — говорится, — в Мерру — и не могли пить воды в Мерре, ибо она была горька, почему и наречено тому [месту] имя: Мерра» (Исх. 15: 23), то есть Горечь.
Кто хочет соблюсти заповедь Господню о любви ко врагам, тому невозможно не вкусить горечи. Любовь эта не живет без горечи. Кому ведь сладко терпеть досаждения, обиды, поношения, осуждения, хуления и несправедливые обесславливания? Святой Павел скорее мог претерпеть раны, удары и бросание камней, нежели злые слова злых людей, отнимающие у него добрую славу его. «Ибо для меня, — говорит он, — лучше умереть, нежели чтобы кто уничтожил похвалу мою» (1 Кор. 9: 15). Эта горечь хотя и не вкусна, однако же (как и указанный прежде твердый хлеб) для душевного здравия весьма полезна, целительна, и испивается она не иначе, как терпением, ибо истинная любовь, согласно апостольскому слову, должна быть терпеливой. «Любовь, — говорит он, — не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит», любит и терпит (1 Кор. 13: 5 и след.). Пусть же терпение будет для нас на трапезе духовной чашей питья горького, но здорового.
Святой Иоанн Лествичник весьма хвалит сию чашу терпения, как очень полезную для здоровья, говоря кому-то из своих; «Приди, поселись с нами и пей каждый час насмешки, как воду живую», и еще: «Пей усердно насмешки от всякого человека, как воду жизни». Он хочет напоить тебя здоровым питием, которым ты очистишься от скверны: тогда глубокая чистота засияет в душе твоей, свет Божий не оскудеет в твоем сердце.
Давид насытившись духовною трапезою и захотев пить, говорит: «Чашу спасения приму и имя Господне призову» (Пс. 115: 4). Я же, любопытствуя, хочу узнать, какое это питье, и спрашиваю псалтырных толковников: какая это чаша спасения, которую пьет Давид? Они дают двоякое толкование этого стиха.
Первое толкование: святой Давид теми словами пророчески предсказал о чаше страдания Христова, которую Он, исполняя волю Отчую, имел испить за наше спасение и оставить в память этого страдания в чаше Божественных Своих Тайн тело и кровь Свою под видом хлеба и вина.
Другое толкование: святой Давид, как прообразователь страдания Христова, вспоминает свои страдания, которые он, преследуемый своими врагами, и назвал чашей спасения, поскольку, претерпевая их, он твердо надеялся получить спасение и достигнуть той чести, чтобы быть праотцом Спасителя.
Ненавидит Саул зятя своего Давида, преследует его и хочет убить. Не малая горечь в том, чтобы терпеть от своего же, от тестя, и терпеть при этом неповинно, а Давид говорит: «Чашу спасения приму» и выпью. Во чье же имя, Давид святой, ты выпьешь эту чашу свою? Существует предположение некоторых, будто Давид, испивая чашу, смотрел на дно ее и кого видел изображенным на дне чаши, во имя того и пил ее. Изъяснение же такого предположения следующее: чаша есть мир сей со всеми своими временами, прежними, настоящими и будущими. Чаша эта преисполнена горечи, ибо весь «мир во зле лежит» (1 Ин. 5: 19). Полон он бедствий, скорбей и всяких печалей. Верх той чаши — первые прежнего мира времена, люди и великий закон, дно же чаши — последние времена, люди и новый закон. В древние времена царь Давид был как бы на верху чаши, и когда он в свое время пил долю своих скорбей и бедствий, он смотрел пророческими очами на дно чаши, на последние времена, на то, что будет напоследок, и увидел изображенного Духом Мессию, которого Бог имел послать в последние времена на спасение миру. Смотрит на Него Давид и как бы в зеркале видит будущее, как настоящее; и вот видит, что Он Своими же людьми, иудеями, гоним, несправедливо ненавидим, ведется на убиение, и говорит: это Господь мой; выпью же я свою чашу во имя Его: если Он так пострадает за нас, то неужели я не потерплю бедствий моих во имя Его? «Чашу спасения приму и имя Господне призову».
Восстал кровный сын на отца, Авессалом на Давида, изгнал его с престола царского и из стольного города Иерусалима. Не довольствуясь этим, он старается еще и жизнь его истребить из среды живущих на земле, и об этом думает с советником своим Ахитофелом. О, как горько сердцу терпеть такое гонение отцу от сына! Давид же говорит: это — чаша спасения; приму и выпью. Пьет Давид эту чашу, смотрит на дно чаши, на последние времена, и вот видит духовно изображенного Мессию и восстающих против Него, как злые дети против отца и благодетеля своего, книжников и фарисеев, которые, положивши на Него тяжелый крест, гонят из Иерусалима на распятие и жизнь Его приканчивают бесчестной смертью. Видя сие, Давид говорит: это — Господь мой, которому предстоит столько пострадать за всех; неужели же я не выпью во имя Его чаши страданий моих? Выпью: «Чашу спасения приму и имя Господне призову».
Когда Давид уходил от Авессалома, то некий простой мужик из Иерусалима, по имени Семей, нарочно зашел вперед и начал в лицо бранить его досадными словами, говоря: «Уходи, уходи, убийца и беззаконник!», а кроме того еще и камни бросал в него. Не малая горечь и в том, чтобы царю израильскому терпеть такие оскорбления от простого мужика, но Давид говорит: это — чаша спасения; если я выпью ее, то спасуся; приму же ее и выпью. Пьет Давид, смотрит на дно чаши, на последние времена, и видит духом грядущее, как настоящее: видит Христа, Спасителя нашего, пригвожденного ко кресту, напояемого уксусом и желчию, а проходящие мимо иерусалимляне насмехаются над Ним, говоря: «Разрушающий храм! спаси Себя Самого.» и прочее (Матф.27:40)». Видя сие, Давид говорит: это — Господь мой, которому предстоит пострадать за спасение всего мира; выпью же и я во имя Его чашу страданий моих: «Чашу спасения приму и имя Господне призову».
Некто из слуг Давидовых, видя такое бесчестие, творимое Семеем царю, сказал: «Зачем сей мертвый пес проклинает господина моего царя? Пойду, отрублю ему голову». Но Давид запретил, говоря: «Оставь его, пусть проклинает», — выражая этим как бы следующее: не мешай мне испить чашу спасения: как я начал ее, так пусть и кончу, опустошу во имя Господне до основания.
Мы же обратим внимание на то, что Давид, будучи царем, а не простолюдином, испивал чашу терпения, чашу досад, чашу поруганий, чашу гонений, чашу бедствий и скорбей, чашу, поистине приносящую спасение, как свидетельствует и Евангелие, говоря: «Претерпевший до конца, спасется» (Мф. 24: 13).
Поистине, горька эта чаша терпения, зато целебна. Она, как и полынь, на вкус горька, а желудку приносит здоровье.
Некогда пророк Исайя увидел «Господа Саваофа сидящего на престоле высоком и превознесенном. Вокруг Него стояли Серафимы» и слышал, как Он говорил: «Кого пошлю и кто пойдет К людям сим (израильтянам) ?» Дерзнул святой Исайя и сказал: «Вот я, пошли меня. И сказал Он: пойди и скажи этому народу: слухом услышите — и не уразумеете» и прочее (Ис. 6: 8—9). Пошел святой Исайя, посланный Богом к людям израильским. Смотрю на него и вижу, что он в руке своей несет чашу с каким-то питьем. Мне кажется, что это Бог пожаловал к людям Своим израильским и послал им от обеда Своего чашу какого-то прекрасного питья в знак милости Своей. Пришел Исайя с той чашей сначала в страну Завулонскую и Неффалимскую и воззвал, говоря: «Прежнее время умалило землю Завулонову и землю Неффалимову» (Ис. 9: 1).
Но вот я вижу противоположное, вижу некую самую ужасную полынную горечь, ибо пишется так: «И вот — горе и мрак, густая тьма, и будут повержены во тьму» (Ис. 8: 22). Сие прежде скоро испей, страна Завулонская и земля Неффалимская! Благодарю тебя, святой пророк, за то, чем ты жалуешь; ты велишь пить «горе и мрак, густая тьма, и будут повержены во тьму».
Какая же сила этого питья? В чем тайна этих слов? Посмотрим на дно и внемлем тому, что после сего говорит пророк: «Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет… увеличишь радость его. Он будет веселиться пред Тобою, как веселятся во время жатвы, как радуются при разделе добычи» (Ис. 9: 2—3). Посмотрим на силу горького полынного питья. Будете пить, говорит, тьму, а увидите свет; будете пить печаль, а найдете веселие; будете пить тугу, а получите радость; будете пить тесноту, а окажетесь в просторе; будете пить горечь, а наполнитесь сладостью: со слезами посеете, но с радостью пожнете плоды рук своих.
Нет времени истолковать исторически эти пророческие слова, духовно же они вкратце изъясняются так: чаша бедствий и скорбей, которую Божиим попущением наполняют нам недруги наши и велят ее пить, — горька; но если мы выпьем ее ради любви к Богу терпеливо и любя врагов наших, то она превратится для нас в вечную сладость и принесет душам нашим вечное здравие. Итак, будем любить врагов наших и терпеть от них.
Когда люди израильские не могли пить горькой Мерры и начали роптать на Моисея, тогда Господь показал ему какое-то дерево. Он положил его в воду, и вода сделалась сладкой.
Меррою и я, грешный, потчую любовь вашу и опасаюсь, чтобы кто не стал роптать на меня. Положим же и мы дерево в нашу Мерру, чтобы она сделалась сладкой.
Какое то было дерево, которое Господь показал Моисею и которое сделало Меррские воды сладкими? Толкователи Божественного Писания, много исследовавши, определенно не узнали сего. Однако же есть некоторые, которые говорят, что есть какое-то дерево, называющееся «адельфа», которое по природе своей очень горько. Это-то горькое дерево повелел Господь Моисею положить в горькие воды, чтобы проявить большее чудо, ибо даже горьким деревом Он усладил горькие воды.
Мы же вместе со святыми отцами Григорием Нисским, Феодоритом и прочими скажем, что то дерево, усладившее Меррские воды, было прообразом древа крестного. Сладкое ли, горькое ли было Моисеево дерево, мы не знаем. Но то мы твердо знаем, что древо крестное горько; оно напоило Господа нашего желчию и причинило Ему горькую смерть, но зато нашу горечь оно превратило в сладость и привело нас от горькой вечной смерти к сладкой вечной жизни. Итак, пусть это крестное древо послужит услаждением нашей Мерры. Когда мы нашими недугами будем опечалены и обижены словом или делом, то будем смотреть на крест и на распятого на нем Господа, который вместо надлежавшей Ему радости претерпел крест и, не радея о позоре, «нам оставил образ, да последуем по стопам Его».
Христос Спаситель испил на кресте горькую чашу — уксус с желчью и даже саму смерть. За чье здоровье? За здравие врагов Своих, то есть, грешников: «Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5: 8). Как же Он испил? Терпеливо, согласно повествованию святого Петра: «Будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал» (1 Пет. 2: 23). Но Он не только «не злословил взаимно», но и молился об убивающих Его: «Отче, прости им» (Лк. 23: 34). О, незлобие незлобивого Агнца Божия! Мы не можем стерпеть и одного какого-либо досадного слова и в ответ на них много слов говорим, а Господь наш, слышавши очень много укоризненных слов, не сказал ни одного противного слова, но был «как агнец перед стригущим его безгласен».
Мы не сносим и малой какой-либо вещи от ненавидящих нас, а Господь наш и раны бесчисленные понес на теле Своем, и не было целости в Нем с ног до головы.
Мы не стерпим и одного какого-либо опечаливания от преследующих нас, а Господь наш претерпел даже самую ужасную крестную смерть. Вот как много пострадал Он из любви к нам, а мы нисколько не страдаем из любви к Нему. О, нетерпение наше! О, неусладимая горечь! Сбывается на нас евангельское слово: «И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф. 24: 12).
Господь наш нелицемерно возлюбил врагов, как сказано, а мы не очень любим и друзей наших, относящихся приязненно к нам; мы больше лицемерно любим их, нежели на самом деле, а недругов наших мы и не помышляем когда-либо любить. Господь же наш громче трубы взывает к нам в Евангелии: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного» (Мф. 5: 44—45).
Аминь.
(Свт.Димитрий Ростовский, «Поучения и проповеди», т.2, Поучение 2-е в неделю 19-ю по Святом Духе).