1. /
  2. Толкования Библии
  3. /
  4. Толкование Посланий Апостолов
  5. /
  6. Толкование на Послание ап.Павла...

Толкование на Послание ап.Павла к Галатам (главы 1,1 — 2,21). Свт.Феофан Затворник

Послание Апостола Павла к Галатам, истолкованное святителем Феофаном (главы 1,1 — 2,21) 

Введение
   1) Сведения о стране Галатийской и жителях
   2) Основание Церквей в Галатии
   3) Повод к написанию Послания
   4) Содержание Послания
   5) Время и место написания
   6) Разделение

Предисловие (1, 1-10)
   а) Надпись и приветствие (1, 1—5)
   б) Начало Послания (1, 6—10)

ЗАЩИТИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ (1, 11-2, 21)
 1) О непосредственном откровении Евангелия святому Павлу Самим Господом (1, 11 —16)
   а) Доказывает это своим авторитетом (1, 11 — 12)
   б) Подтверждает это внезапною своею переменою (1, 13-16)
 2) От других Евангелию не мог научиться святой Павел (1, 17-24)
   а) Ни от Апостолов (1, 17-20)
   б) Ни от других (1, 21-24)
 3) О согласии учения святого Павла с учением прочих Апостолов, что торжественно утверждено на Апостольском в Иерусалиме Соборе (2, 1 — 10)
   а) Побуждение и цель хождения в Иерусалим (2, 1—2)
   б) Как был принят христианами там? (2, 3 — 5)
   в) Как отнеслись к нему Апостолы? (2, 6—10)
 4) Твердость святого Павла в учении о свободе от закона, обнаруженная в противостании святому Петру, когда тот не по времени и месту оказал снисхождение иудействующим христианам (2, 11—21)
   а) Сказание о сем событии (2, 11 — 14)
   б) Речь по поводу его (2, 15 — 21)    
   

Введение


        1) Сведения о стране Галатийской и жителях.

  Галатия, к Церквам которой святой Павел писал Послание, есть малоазийская область, окруженная Пафлагонией, Понтом, Каппадокией, Фригией и Вифинией. Населена она была греками; но в III веке до Рождества Христова к ним поселились и с ними смешались галлы, а потом и евреи не в малом количестве.
  О галлах рассказывают, что они поднялись с берегов Рейна, под предводительством Бриенна. Их было три племени: трокмы, толистобои и тектосаги, — всё кельты. Сначала они нападали на разные местности Македонии и Греции, а потом во Фракии дали себе некоторую оседлость, основав нечто похожее на воеводство под именем Тиле. Между тем они не переставали удовлетворять своим воинственным наклонностям, — и это подало повод Никомеду I (280 — 255 до Р. X.), царю Вифинскому, пригласить их к себе на помощь в борьбе его с братом своим Кивелом. С этой целию они перешли в Малую Азию в 280 году до Рождества Христова под предводительством Леонора и Лотара; но там и остались, получив от Никомеда, за содействие ему, земли в Вифинии. Эти земли они не переставали расширять на счет соседних областей, пока не сделал им отпора Пергамский царь Аттал, одержав над ними победу, которая произвела на них такое впечатление, что они сочли лучшим переменить самое место своего поселения и перешли на реку Галис, протекающую посреди Галатии с юго-запада на северо-восток. Это было в 240 году до Рождества Христова. Тут они оселись окончательно и не переменяли уже более своего местожительства. Скоро после этого, в 189 году до Рождества Христова, консул Манлий подчинил их римлянам, оставив, однако же, им собственное управление под своими владыками, кои потом получили титло царей. С этих пор они обратились к мирным занятиям и искусствам и стали возделывать свою плодородную и цветущую страну. Естественным следствием этого было то, что они посредством гражданских и житейских сношений смешались с местными греками, усвоив их нравы и язык, хотя, по замечанию блаженного Иеронима (в начале 2-й книги Толкований), в его даже время некоторые там говорили таким языком, которым говорили тревиры. От этого все жители той области получили название галлогреков, а самая область — Галлогреции. Но потом эти названия заменились другими, и их стали звать галатами, а страну их Галатиею,— может быть, от племенного имени их — кельты, из которого чрез кальты и калаты могло образоваться и название — галаты с Галатиею. Павзаний (древнегреческий писатель, автор «Описания Эллады») (у преподобного Филарета Черниговского в предисловии к Толкованию Послания к Галатам) пишет: «недавно стали называть их Галатами; издревле же они себя и другие их называли кельтами». Блаженный Иероним, в начале 2-й книги своего Толкования Послания к Галатам, приводит мнение Лактанция, что как галлов ради белизны их тела называли галатами, то есть молочными, от греческого: γαλα,— молоко,— то и страна та, где галлы смешались с греками, по сему поводу получила название Галатии.
  Богатая Галатийская страна начала привлекать евреев,— может быть, скоро после того, как, со времени Александра Македонского, они то вынуждаемы были выселяться в разные области, то увлекались к тому собственными промышленными желаниями и предприятиями. Особенно же число их должно было умножиться в сей стране после того, как Август заявил свое покровительство переселяющимся туда иудеям и велел указ о том прибить в Анкирском храме, как писал Иосиф Флавий.    
    2) Основание Церквей в Галатии.

  Послание свое пишет святой Павел к Церквам Галатийским, не означая к каким. Нельзя об этом никакого сделать наведения и из книги Деяний Апостольских. Но, основываясь на обычае святого Павла-апостола проповедывать преимущественно в местах людных и влиятельных, можно с вероятностию полагать, что то были Церкви, основанные в Анкире, Пессине, Тавии и Гордии — значительнейших тамошних городах.
  Что все тамошние Церкви основаны были самим апостолом Павлом, об этом прямо и с особою силою говорится в самом Послании: (см.: Гал. 1, 6 — 9; 4, 13 и далее). Когда же это могло быть совершено, с определенною точностию дает навести история проповеднических путешествий Апостола, помещенная в Деяниях. Здесь мы узнаем, что в первое свое Апостольское путешествие святой Павел с Варнавою доходил только до Антиохии Писидийской и выше к северу, где чрез Фригию лежала Галатия, не простирался, а, основав Церкви, кроме этого города, еще в Иконии, Листре и Дервии с их окрестностями и посетив вторично основанные Церкви, возвратился в Антиохию (см.: Деян. 13 — 14).
  Выше поднялся святой Павел уже во второе свое путешествие, которое предпринял он с Силою, Лукою и Тимофеем, после Апостольского Собора, бывшего вслед за окончанием первого его путешествия (см.: Деян. 15).—В это время святой Павел с своими спутниками сначала посетил прежние Церкви Ликаонские и Писидийские, утверждая их в правой вере и передавая им хранити уставы, сужденныя от Апостол и старец (ср.: Деян. 16, 4).
  А потом они пошли дальше к северу и прошли Фригию и Галатийскую страну (см.: Деян. 16, 6),— прошли, конечно, с проповедию Евангелия, хотя об этом не поминается, но что само собою разумеется. И это-то посещение святым апостолом Павлом Галатии надо полагать началом обращения галатян к вере Христовой и основания там Церквей Что точно в эту пору в Галатийской стране положены основания Церквей, обязывает принять книга Деяний, которая говорит, что когда святой Павел, побывши в это время в Галатийской стране, пришел потом по небесному указанию в Македонию и Грецию и, основав там Церкви в Филиппах, Солуни, Верии, Афинах и Коринфе и, затем, побывши в Иерусалиме и Антиохии (см: Деян. 16—18), предпринял третье свое Апостольское путешествие,— то, проходя страну Галатийскую, уже утверждал своя ученики (ср.: Деян. 18, 23) Утверждают же в вере уже обращенных к вере и наученных ей. А это Апостол мог совершить только в предыдущее свое второе путешествие.
  Об обстоятельствах обращения галатов ничего не говорит книга Деяний; но в Послании святой Павел дает разуметь, что в эту первую свою у них проповедь он был немощен плотию, и даже, может быть, этою немощию был удержан у них долее, нежели предполагал. Это, однако же, послужило во благо им; ибо дало Апостолу возможность преднаписать им Христа Господа так живо, что они созерцали Его будто пред собою распятым. От того они уверовали с необычайною ревностию и самого Апостола приняли как Ангела Божия, как Самого Христа и так полюбили, что готовы были очи свои извертеть и отдать ему (см.: Гал. 3, 1; 4, 13 и далее). И Апостол справедливо изумлялся, как после такой живости чувства они скоро оказались неверными призвавшему их благодатию Христовою.    
    3) Повод к написанию Послания.

  Поводом к написанию Послания к Галатам послужило совращение или только начавшееся склонение тамошних христиан к иудейству, по действию каких-то пришедших к ним, вероятно из Палестины, лжеучителей, не иудеев неверующих, но принявших веру во Христа, только убежденных притом, что для спасения необходимо обрезание и другие чины древней иудейской Церкви.
  К этому времени вопрос о значении для христиан ветхозаветных церковных чинов определенно выяснился в уверовавших изначала. Известно, что сначала и вопроса не было о том, как христианам держать себя в отношении к ветхозаветным чинам. Он родился, когда стали обращаться язычники, и именно Корнилий-сотник. Но тут же дано было свыше и решение ему. Ревнители закона встревожились по этому случаю; но, когда святой Петр объяснил, как все было, тогда они умолкли. Нечего было сказать против Хотя главным образом в этом обстоятельстве торжественно открылась воля Божия на принятие язычников в лоно Церкви; но тут же видно было, что условием для этого не поставлено обрезание и подчинение другим церковным порядкам иудейской Церкви. Язычники получили вход в Церковь одною верою и святым крещением и стали причастниками всех благодатных Христовых обетовании. Естественно после этого и в уверовавших из иудеев родиться вопросу: язычники сподобились благодать принять и пребывают в ней без обрезания и всего прочего, чего мы держимся; что же для нас это обрезание и все с ним соединенное? Благоразумные, под руководством святых Апостолов, не могли не согласиться, что все это нисколько не нужно для спасения, и, убедившись в этом, хотя и держались некоторых древних своих чинов, кроме обрезания, которое заменилось святым крещением, но не как условия спасения, а по привычке и потому, что еще не успели завесть новых порядков. Но неразумные ревнители закона не могли отрешиться от него и держались того убеждения, что он необходим для спасения, что одна вера во Христа не спасет, если притом не принимать обрезания и прочего. Вероятно, что эти ревнители не удовлетворились объяснением, какое сделал святой Петр в собрании, и начали отособляться от других в Иерусалиме и Иудее, хотя без видимого и гласного разделения.
  Между тем сначала в Антиохии, а потом и в других местах, деятельностию святых Павла и Варнавы, образовались сильные Церкви из язычников, в которых и следа не было видно ничего такого, что бы отзывалось иудейством. Святые апостолы Павел и Варнава не менее святого Петра видели знамений благодатных, указывавших на совершенную ненужность ветхого закона для новоблагодатной жизни, — и, убедившись в том такими указаниями свыше, сами передавали свое убеждение не только язычникам, но и иудеям, обращавшимся в христианство. Жившим вне Палестины иудеям тем легче было соглашаться на это, что они и без того не многое из закона своего могли исполнять среди язычников (обрезание только надо, — праздники и другое что) и уже привыкли к религиозному общению с последними, когда они принимали только веру в Бога Израилева и нравственный Его закон. Отсюда само собою образовалось много между христианами таких, которые не в сердце только держали убеждение в ненужности для спасения ветхого закона, но и самым делом одни и не начинали исполнять его, а другие отставали от него или давали себе свободу: когда исполнять и когда не исполнять, — считая то делом безразличным.
  Все, однако же, жили в мире между собою, пока не стали нарушать его строгие ревнители закона. Они не хотели ограничиться самими собою, но возревновали сообщать свои убеждения другим и переуверять тех, среди которых водворились уже и действовали иные убеждения. Отсюда столкновение, споры и противодействие. В первый раз это обнаружилось в Антиохии. После того как святые Павел и Варнава возвратились в Антиохию с своего проповеднического путешествия по Малой Азии и много обрадовали тамошних христиан повествованием о благодати Божией, излиянной на язычников, пришли некоторые из Иудеи и стали учить антиохийских христиан, что если они не обрежутся по обычаю Моисееву, то не могут спастись (см.: Деян 15, 1). Святым Павлу и Варнаве легко было отразить их, после того, что дано им свыше испытать среди язычников; однако же, верно, оказались поколебавшиеся и требовавшие сильнейших удостоверений. Почему положено было послать этих Апостолов с другими братиями во Иерусалим к старейшим Апостолам за окончательным решением.
  Тут уже и из прежних событий ведомо было, как следует быть решену такому вопросу. Однако же собрали Собор для рассуждения. Повествование святых Павла и Варнавы о том, что Бог творил с ними среди язычников, подновило и подкрепило то убеждение, которое уже образовалось после того, что явлено было святому Петру при обращении Корнилия. Восстали было некоторые уверовавшие из фарисейской секты, глаголюще, яко подобает обрезати их (язычников уверовавших), завещати же блюсти закон Моисеев (ср.: Деян. 15, 5). Но внимательные к указаниям свыше превозмогли и постановили не возлагать на выи учеников ига закона и не стужать обращающимся от язык к Богу (ср.: Деян. 15, 10, 19). Это отрадное постановление всюду было встречено с великою радостию. Святой Павел разнес его по всем Церквам, уже им основанным, и, конечно, не скрывал его и от вновь учреждаемых им христианских обществ.
  Надо полагать, что с этого времени ревнители закона отделились в особую секту в Иерусалиме и Иудее и положили решительнее противодействовать здравому учению веры распространением своих личных убеждений. Предшествовавшее неудачное покушение в Антиохии не остановило, а более раздражило их. Они устремились далее. Как свободу от закона, как бы по долгу, свыше возложенному, проповедывал преимущественно святой Павел, то не дивно, что они намеренно направлялись по следам его. Первый, однако ж, известный успех они имели в Церквах Галатийских.
  Они-то и возмутили светлое в начале состояние сих Церквей. Хотя они и не поименованы у святого Павла, но их не трудно узнать по тем внушениям, какими успели они смутить галатов. Они натолковали им то же, что толковали пришедшие из Иудеи в Антиохию и что говорили уверовавшие фарисеи на соборе, — что если не обрежутся и не будут соблюдать Моисеева закона, то не получат спасения Что это было так, видно из содержания Послания. Из сего же содержания видно, что для того, чтоб дать удобнейший ход своему лжеучению они налагали тень на Апостольское достоинство святого Павла, говоря, что он не настоящий Апостол, что настоящие Апостолы, столпы Церкви, Петр, Иаков, Иоанн, в Иерусалиме. Те видели Самого Господа, а он не видал и послан уже ими. Не дивно, что они прибавляли, что сам Павел то держится, то не держится закона, то восстает против обрезания, то сам обрезывает (как, например, Тимофея).
  Но лучше мы послушаем, как святой Златоуст представляет их хитрословие «Некоторые из уверовавших иудеев, — пишет он, — но державшиеся иудейства, и вместе надменные честолюбием, желая присвоить себе достоинство учителей, пришли к галатам и учили, что должно обрезываться, хранить субботы и новомесячия и не принимать Павла, все сие отвергающего, чего, напротив, не запрещают, говорили они, Петр, Иаков и Иоанн, первоверховные Апостолы и со Христом бывшие, чего и в самом деле они не возбраняли. Впрочем, они поступали так не потому, чтоб хотели защищать обычаи иудейские, но только по снисхождению к слабости уверовавших из иудеев. А Павел, как учитель языков, не находил нужды в гаком снисхождении. Впрочем, когда был в Иудее, там и он также делал снисхождение. Но лжеучители, не открывая причин, по которым он и другие Апостолы делали сие снисхождение, обольщали слабых, говоря, что не должны слушать Павла ибо он только вчера или еще ныне явился, Петр же и сущие с ним суть первейшие Апостолы, притом он — Апостольский ученик, а те Христовы, он один, а тех много, и еще столпы Церкви. Они обвиняли Павла и в лицемерии, говоря, что и его самого, который отвергает обрезание, видели иногда исполняющим иудейские обряды и что иначе он проповедует вам, иначе другим».
  Такими речами лжеучители успели на поле, возделанном трудами святого Павла и обещавшем обильную жатву, всеять плевелы. Им вняли и стали склоняться на их убеждения. Как далеко зашли в уклонении, с точностию определить трудно; но, видно, — так, что этого нельзя было оставить без внимания. По тону речи и образу изложения предмета можно заключить, что святой Павел опасался совершенного отпадения, но вместе был уверен, что его слово найдет среди них должный прием и есть надежда возвратить их к здравоверию. Авторитет Апостола был пошатнут довольно; но учение о спасении, может быть, только еще занимало как вопрос, смущало и тревожило. В словах: паки болезную, дондеже вообразится в вас Христос (ср.: Гал. 4, 19) — сказывается, что лик Спасителя помутился в их сознании; но уклонившиеся еще не допустили себя обрезать, а только приняли некоторые из правил иудейской религиозной жизни, — положено только начало иудейству (см.: Гал. 4, 10). Слова: мал квас все смешение квасит (Гал. 5, 9) — дают понять, что еще только кое-что принято из внушений развратителей. Как много было уклонившихся, не видно. Никак нельзя думать, чтобы все во всех Церквах уклонились; но святой Павел и защитительную, и обличительную речь свою ведет ко всем, не оттеняя сохранивших здравоверие, или по большинству вдавшихся в заблуждение, или по весу и влиянию их среди других, или потому, что и не все клали пятно на всех, а обращая к ним одним речь, он остерегал и утверждал и прочих. Поелику привзошла болезнь, то он на все тело их смотрел как на больное.
  О случившемся там Апостол узнал скоро и спешит захватить болезнь на первых порах, в надежде на скорое уврачевание. Он видит их только что вступившими на ложный путь и надеется на них, что послушают его зова и возвратятся на путь правый. Послание дает ту мысль, что Апостол ведет речь с уклонившимися в первый раз. И напрасно некоторые предполагают, что Апостол заметил уже начатки повреждения в последнее свое посещение этих Церквей, на пути в Ефес. Слова: якоже предрекох (ср.: Гал. 1,9) — и: свидетельствую паки (ср.: Гал. 5, 3), — на которых хотят основать это предположение, не необходимо ведут к нему. Апостол мог говорить о том, о чем теперь пишет, и в первый свой к ним приход, особенно потому, что он был вскоре за Иерусалимским Собором. Мог говорить то же и во второе посещение в предостережение, а не ради того, что заметил он. Против этого прямо стоит и то, что Апостол, будучи у них, видел их ревнителями в добром смысле. Почему и укоряет их: добро же еже ревновати всегда в добром, и не точию внегда приходити ми к вам (ср.: Гал. 4, 18). К тому же, если б так было, нечего Апостолу столько изумляться их изменению. Изменение их, точно, изумительно после такого жара веры. Его можно объяснить только впечатлительностию галатян, при сильно возбужденном желании спасения. Отсюда мог исходить и первый их жар; отсюда же и скорое их изменение, когда лжебратия те сумели представить им опасность предложенного им святым Павлом пути спасительного.
  Святой Павел, узнав обо всем этом скоро, сильно был поражен тем и под свежим впечатлением изложил галатам все дело спасения как есть, в противность ложным внушениям, какие они слышали Он писал своею рукою, чтоб не встречать замедления и перерывов со стороны переписчика,— и все Послание, точно, есть воодушевленная, непрерывно текущая речь, в которой доводы, убедительные для разума, перемешиваются всюду с внушениями, могущими затрогивать чувствительные струны сердца Святой Златоуст пишет: «увидев, что весь народ воспламенился, и возжжен великий пожар в Галатийской Церкви, и что самое здание ее колеблется и угрожает падением, — Апостол, и справедливым гневом, и скорбию объятый, — ибо он и сие объявил, говоря: хотел же бых прийти к вам, и изменити глас мой (ср.: Гал. 4, 20),— пишет сие Послание, отвечая на все обвинения»    
    4) Содержание Послания.

  Содержание Послания отвечает предполагаемым кривым толкованиям развратителей. Как они, убеждая в необходимости для спасения обрезания и исполнения Моисеева закона, силу убеждениям своим придавали особенно тем, что успели внушить подозрение в здравости учения святого Павла и происхождении от Господа его Апостольства: то и Апостол, разоряя их дело, сначала защищает свое Апостольское достоинство и показывает, что учение его не человеческое, а Божеское, и тем кладет прочную основу последующим доводам и убеждениям (см.: Гал. 1—2); а потом опровергает положение лжеучителей, доказывая, что спасение не от обрезания и соблюдения закона, а от благодати Господней по вере (см.: Гал. 3 — 4); в конце же прилагает и уроки нравственные, которые сами собою вытекали из предложенного им учения о свободе от ига закона Моисеева, — что эта свобода не в поблажку страстям, а на то, чтоб, отвлекшись от внешних оправдательных чинов, более обратить внимание на очищение сердца (см : Гал. 5 — 6).
  Каких верующих имел святой Павел в виду, пиша сие Послание, язычников ли и прозелитов или и иудеев? Всех, какие входили в состав тамошних Церквей, а они должны были быть из всех этих классов. Ибо если там были иудеи, то, по обычаю своему, святой Павел к ним первым обратился с проповедию и из них имел первых верующих. С другой стороны, где были иудеи, там бывали и прозелиты их Были они, конечно, и среди галатов. А если были, то из них еще большее число надо предположить верующих, нежели из иудеев. Послание писалось к Церквам в полном их составе; потому нельзя утверждать, чтоб оно назначалось исключительно для верующих из язычников. Этого не требует и содержание Послания. Когда, например, святой Павел не раз называет себя Апостолом языков (см.: Гал. 1, 16; 2, 9) и о тех, к кому пишет, говорит, что они прежде поклонялись не по естеству сущим богом (Гал. 4, 8); то очевидно, что он речь свою обращает к христианам из язычников. Но когда он предостерегает от обрезания тех, кои еще не обрезаны, но которых увлекают обрезаться, то это может относиться к верующим не из язычников только и прозелитов, но и из иудеев, ибо у них были дети, которых они могли обрезать в восьмой день по рождении, если верили в силу обрезания. То же, что Апостол, обращая к ним речь, говорит: мы были под законом стрегомы (ср.: Гал. 3, 23), под стихиями мира бехом порабощены (ср. Гал 4, 3), и особенно делаемый им упрек, что они опять хотят служить немощным и худым стихиям (см.: Гал. 4, 9), — заставляет полагать, что он пишет и к иудеям. К тому же образ, как излагает святой Павел свой предмет, заставляет предполагать в читателях его большое знакомство с Ветхим Заветом; то же, что иудействующие лжеучители нашли к ним вход и такой скорый имели среди них успех, заставляет думать, что они имели некоторое предрасположение в пользу иудейских религиозных порядков. То и другое может идти только к иудеям или прозелитам. Таким образом надо положить, что Послание имело в виду всех христиан, начавших склоняться к образу мыслей иудействующих лжеучителей, и раскрывает предмет более по существу его, нежели применяясь к роду лиц, к которому прежде принадлежали христиане, хотя некоторые речения дают видеть в них то таких, то других.    
    5) Время и место написания.

  По ходу Апостольских трудов святого Павла видно, что Послание к Галатам написано им во время пребывания его в Ефесе и падает на те годы, какие по счислению приходятся на это время. Ибо, признав за верное, что упоминаемая святым Павлом первая у них проповедь (см.: Гал. 4, 13) непременно предполагает и вторую, надо положить, что Послание писано после обеих. Из книги же Деяний известно, что второе посещение Галатийских Церквей было во время третьего проповеднического путешествия святого Павла, когда он направлялся в Ефес. Отсюда выходит, что Послание не могло быть писано раньше того времени, когда святой Павел, побыв во второй раз в Галатийских Церквах, перешел в Ефес. Что написание Послания не следует относить к какому-нибудь времени позднейшему пребывания святого Павла в Ефесе, видно из того, что святой Павел изменение галатян называет случившимся очень скоро. Чуждуся, говорит, яко тако скоро прелагаетесь (ср.: Гал. 1, 6). Это скоро не после первого посещения галатян, когда они обратились к вере, а после второго, когда он их утверждал в вере. Оно как бы говорит им: давно ли я был у вас? у вас было все хорошо; я видел вас ревнителями доброго пути (см.: Гал. 4, 18). И вдруг слышу, что вы уклонились на распутия. Дивлюсь этому. — Если, таким образом, Послание пишется скоро после последнего пребывания у галатян, то никак нельзя полагать, чтоб оно было писано после того, как Апостол удалился из Ефеса, где он пробыл три года (см.: Деян. 20, 31). Ибо это будет не скоро, хотя бы полагать, как иные и делают, что это было скоро по отбытии святого Павла из Ефеса в Македонию или в Коринф, когда он пробыл там три месяца (см.: Деян. 20, 1—3).
  Считайте теперь годы. В Коринфе в первый раз был святой Павел после 52 года; ибо встретил там Акиллу и Прискиллу, высланных из Рима, по указу, данному в этот год. Да там пробыл полтора года; да год надо положить на возвратный оттуда путь, посещение Иерусалима и Антиохии, а потом и опять, в третье путешествие, на проход чрез прежде основанные Церкви в Ликаонии, Фригии, Галатии Прибытие святого Павла в Ефес падет таким образом на 55 год; а написание Послания — между 55-м и 58 годами. Положим год спустя после прибытия туда: будет 56 год. К этому же году подойдем, если счет делать по указанным в самом Послании восхождениям святого Павла в Иерусалим по триех летех (Гал. 1, 18) и по четыренадесяти летех (Гал. 2, 1), считая то и другое со времени обращения святого Павла. От вознесения Господня до обращения святого Павла все надо положить года три-четыре, чтоб поместить события, о коих поминается в Деяниях до сего времени, и чтоб дать время поучиться святому Павлу у Гамалиила, — что не могло начаться раньше вознесения Господня; ибо если б он был в Иерусалиме во время последних событий земной жизни Господа, то не мог бы не знать об них и, если б знал, не удержался бы, чтоб не помянуть о том где-нибудь в Посланиях. Обращение будет в 37 — 38 годах. Приложите 14 лет, будет 51—52-й, — время Собора Иерусалимского. После Собора — второе путешествие, чрез Малую Азию, в Македонию и Грецию; на Коринф падет 53 — 54 годы. На возврат оттуда и третье путешествие до Ефеса еще год какой. Прибытие в Ефес и здесь будет в 55 году; и написание Послания в 56 <году>.    
    6) Разделение.

  По сказанному поводу святой Павел пишет Послание, имея в виду изгладить впечатление, произведенное на галатян лжеучителями. В противность их внушениям он защищает свое Апостольское достоинство и опровергает положение их, будто для спасения нужен закон,—прилагая и нравственные уроки применительно к изложенному предмету веры. Всему, по обычаю, предпосылается предисловие и в конце прилагается заключение, — то и другое с характерическими отличиями по содержанию Послания. Итак, в сем Послании:
  — после предисловия, — содержащего надпись, с приветствием, и начало Послания (1, 1 — 10),
  — следует сначала часть защитительная, где святой Павел восстановляет свой Апостольский авторитет (1, 11—2, 21),
  — потом часть вероучительная, где святой Павел, опровергая лжеучителей, доказывает, что спасение не от закона, который, по пришествии Христа Спасителя, потерял свою силу и значение (главы 3 — 4),
  — затем часть увещательная, где прилагаются наставления, куда должны быть обращены силы нравственные, получив свободу от ига закона (главы 5 — 6, 1 — 10).
  В конце прибавляется заключение (6, 11 — 18).
  Речь у Апостола во всем Послании, с начала до конца, живая, сильная, дышащая ревностию к спасительной вере и любовию к галатам. В руководство к прежним святым Отцам и учителям, святому Златоусту, Феодориту, Иларию (Амвросиасту), святому Иоанну Дамаскину, Экумению и Феофилакту, подошли блаженный Августин и Иероним.    
   

ПРЕДИСЛОВИЕ (1, 1-10)


        а) Надпись и приветствие (1, 1—5).

  Надпись и приветствие в Послании к Галатам отличаются от других тем, что в них введены положения, наперед указывающие на содержание самого Послания Видно, святой Павел глубоко был занят своим предметом, и мысли о нем, переполнявшие душу его, с самого начала проторглись в слово Ему предлежало доказать свое Апостольское достоинство и выяснить, в чем состоит наше спасение. То и другое он здесь и предуказывает. Слово о своем истинном Апостольстве прилагает, в надписании, к своему имени, а слово о спасении, которое во Господе, в приветствии к поклоняемому имени Христа Спасителя. Подобное внесение в надпись и приветствие сторонних мыслей, соответственно содержанию Послания, делал святой Павел и после, как видим в Послании к Римлянам и в Послании к Титу.
  Глава 1, стихи 1—2. Павел Апостол, ни от человек, ни человеком, но Иисус Христом и Богом Отцем, воскресившим Его из мертвых, и иже со мною вся братия, церквам Галатийским.
  В Посланиях к Солунянам святой Павел не прилагал к себе этого слова: Апостол, — не потому, что тогда он был смиреннее, а теперь умалилось его смирение, а потому, что здесь надлежала нужда выставить это Богом данное ему титло, которое покушались у него отнять, что там не имело места.
  Ни от человек, ни человеком. В те времена Апостолами назывались не одни двенадцать, но и все, которые были посылаемы на проповедь, одним ли кем из имевших вес и власть или целою Церковию какою. Так святой Павел называет Апостолами Андроника и Юнию (см.: Рим. 16, 7), причисляет к Апостолам и Аполлоса (см.: 1 Кор. 4, 6) Они одно с Благовестниками и отличались от пастырей и учителей, которые, пребывая на одном месте в своей Церкви, созидали христиан словом, тогда как те проходили веси, грады и страны (см.: Еф. 4, 11). И Церковию потом присвоено титло Апостольства всем известным сотрудникам Апостолов и многим другим, потрудившимся в проповеди Евангельской. Воспоминанию их посвящается 4 января. Их семьдесят, по числу и Господом избранных, иных, кроме двенадцати Апостолов. Но собственно Апостолы, основные камни здания Церкви, от коих все христианское учение и все порядки христианской жизни, были двенадцать, видевшие дела Господа, слышавшие учение Его и бывшие свидетелями воскресения Его (см.: Деян. 1, 21 — 22).
  Об Апостоле Павле иудействующие лжеучители могли говорить: он не настоящий Апостол. Настоящие видели Самого Господа и Им Самим посланы, а этот что? Анания его крестил; Варнава рекомендовал Апостолам в Иерусалиме, потом он же позвал его в Антиохию, где он и учил вместе с Варнавою; Церковь Антиохийская послала его с Варнавою на проповедь в других местах; а после этого первого опыта и Апостолы в Иерусалиме дали свое согласие на то, чтобы они потрудились в проповедывании Евангелия вне Палестины Итак, его Апостольство не имеет ничего особенного, свыше назначенного. Люди увидели, что он способен, и послали. Но такие лица не могут учить самостоятельно, сами от себя; они должны согласоваться во всем с настоящими Апостолами. И верующим не следует во всем доверять им безусловно, а должно поверять их учение тем, что говорят и как поступают главные Апостолы. Павел же не согласен с ними; ибо они, живя в Иерусалиме, не запрещают обрезываться и исполнять другие предписания закона; да и сами их исполняют. Следовательно, Павел отступил от них, и его слушать не следует.
  Против таких внушений и говорит святой Павел, что он Апостол есть,— ни от человек, ни человеком, — что не Анания и Варнава указали, не Петр или Церковь Антиохийская избрали его к Апостольству, а Сам Господь. Здесь, впрочем, только высказывает он такое положение, доказывает же его пространно в двух первых главах Послания. Словами: ни от человек, ни человеком — он как бы говорит: о моем Апостольстве нельзя так думать, чтоб оно было делом человеческой только предусмотрительности и человеческого избрания, одного ли человека разуметь или целое общество христианское. Оно заходит за пределы человеческих дел,— свыше есть. Такой смысл представляется в этих словах с первого на них взгляда.
  Другие различают эти выражения: ни от человек, ни человеком — и в каждом из них видят особую мысль, ибо они разнятся и числом, и предлогами: в первом множественное число и предлог от, во втором единственное и предлог чрез (δια). Основываясь на сем, думают, что первым выражением святой Павел отрицает человеческое происхождение своего Апостольства, отрицает, чтоб оно дано было ему по одним человеческим соображениям, без всякого участия свыше; вторым отрицает и небесное его происхождение, если разуметь его посредственным, отрицает ту мысль, что хотя и есть Божие изволение на его Апостольство, но оно дано ему чрез посредство человека, а не непосредственно Господом, как дано прочим Апостолам. Блаженный Иероним видит в этих словах Апостола указание на три рода избраний: первое то, которое совершается только людьми, второе то, которое хотя от Бога есть, но производится чрез какого-либо человека, и третье то, которое совершается непосредственно Самим Господом. Святой Павел присвояет себе последнее. Блаженный Феодорит пишет: «(этими словами) Апостол сказал, что он сподобился благодати, не от людей прияв сей дар; не кто-либо из Божественных Апостолов уловил его, но призвал его Сам Владыка с небес, не употребив в содействие человека. Сие-то и разумел, сказав: ни человеком».
  Но Иисус Христом и Богом Отцем. Как святой Павел избран Господом Иисусом Христом, это представляет книга Деяний. При обращении святого Павла, явившийся ему на пути в Дамаск Господь ничего не сказал ему о его назначении, а только велел идти в город, где будет сказано, что подобает ему творити (ср.: Деян. 9, б). Это соответствовало призванию святых Апостолов идти вслед Господа. В видении Анании Господь предсказал только назначение святого Павла, говоря: сосуд избран Ми есть сей, пронести имя Мое пред языки и царьми и сынми Израилевыми (Деян 9, 15). Самое же избрание святого Павла в Апостола языков было совершено в храме Иерусалимском непосредственно Самим Господом, как свидетельствует святой Павел в Деяниях. Молясь, говорит, в Иерусалиме, в храме, был я в исступлении и видел Господа, Который сказал мне: потщися изыти скоро из Иерусалима, зане не приимут свидетельства твоего, еже о Мне… иди, яко Аз во языки далече послю тя (ср. Деян 22, 18, 21). Это для святого Павла было то же, что для прочих Апостолов: шедше научите вся языки, крестяще их и прочее (см.: Мф. 28, 19). То, что было затем в Антиохийской Церкви, когда Дух Святый повелел отделить святого Павла вместе с Варнавою на дело, к которому он призван (см. Деян. 13, 2), было только исполнением сего Господня избрания. В этом, однако же, можно видеть, в отношении святого Павла к прочим Апостолам, соответствие сошествию на сих последних Святаго Духа в день Пятидесятницы, после которого тотчас и началась их Апостольская деятельность, как и после того Павлова.
  Так очевидно непосредственное Господом избрание святого Павла в Апостола языков. Но как он избран Богом Отцом? Поелику избран Господом, то избран и Отцом; ибо действия Отца и Сына нераздельны. Лица Пресвятой Троицы раздельны личне, но нераздельны естеством, действиями и хотениями. Господь же Иисус Христос есть Бог Сын воплотившийся. Посему действия Его суть и действия Отца. На земле еще будучи, Он говорил: «все, что имеет Отец, Мое есть,— что Отец творит, то и Сын также творит. Я творю, что вижу творящим Отца». Тем полнее все сие изрекаемо быть должно по Его воскресении и седении одесную Бога Отца. Святой Павел, введенный в созерцание тайн Божиих, ясно видел в избрании его к Апостольству Господом Иисусом Христом, Сыном Божиим, избрание и Богом Отцом; почему и выразил то в слове. Книга же Деяний дает разуметь, что в сем избрании участвовал и Дух Святый, как помянуто, так что оно есть от Пресвятой Троицы. И всё в Церкви Божией от Бога Отца во Святом Духе о Господе Иисусе.
  Так одним кратким изречением святой Павел поставил себя на одну линию с прочими главными Апостолами. Послушаем, как о всем этом пишет святой Златоуст: «в самом начале Апостол указывает на то, что говорили унижающие его достоинство, то есть что прочие Апостолы были Христовы ученики, а он был ученик Апостольский. Почему и начинает Послание так: Павел Апостол, ни от человек, ни человеком. Ибо иные лжеучители утверждали, что Павел меньше всех Апостолов и что он от них уже научился вере Поелику Петр, Иаков, Иоанн и призваны прежде, и занимают первое место между учениками, и догматы веры приняли от Самого Христа, то и верить лучше им, нежели ему. А они не воспрещают обрезываться и соблюдать закон Моисеев. Сие и подобное говоря к унижению Павла и возвышению оных Апостолов, не с тем, впрочем, чтобы и тех похвалить, но чтобы вернее обмануть галатян, они учили их не вовремя уже исполнять закон. Итак, Апостол начал Послание весьма приличными словами. Поелику они унижали учение Апостола, говоря, что оно от человек, а Петрово учение от Христа; то он в самом начале и опровергает это, говоря, что он Апостол, ни от человек, ни человеком. Хотя и Анания крестил его, но не он вывел его из заблуждения и не, он обратил к вере, а Сам Христос свыше чудным оным гласом воззвал и уловил. Петра, и брата его, и Иоанна с братом его Господь призвал, ходя при море, а Павла по вознесении на небо… Он тотчас (после сего) принял крещение и потом вел непримиримую борьбу с иудеями и тем много еще превзошел прочих Апостолов; ибо говорит: паче всех их потрудихся (1 Кор. 15, 10). Но в настоящем случае он не касается сего, довольным считая показать свое равенство с другими Апостолами; ибо ему нужно было не превосходство свое показывать пред ними, но уничтожить причину соблазна. Отсюда слово: ни от человек — относится ко всем проповедникам; а слово: ни человеком — относится только к Апостолам. Ибо Бог призвал их не чрез людей, но непосредственно Сам».
  Воскресившим Его из мертвых. О воскресении Христа Спасителя святой Павел часто поминает как о самом торжественном и победоносном знамени христианства; но значение его, частное в том или другом случае, определяется течением речи. Как здесь у святого Павла два предмета в мысли, — что он истинный Апостол и что спасение единственно в Господе Иисусе; то можно думать, что он помянул здесь о воскресении, чтобы свет от него пал на тот и на другой из сих предметов.
  В отношении к первому помянутием о воскресении Христовом он хотел привесть на мысль галатам то, как он призван к Апостольству Господом. По блаженному Августину, он намекает сим, что «и он послан Христом, но уже прославленным». Других Апостолов Господь лично призвал, прежде смерти и воскресения, окончательно, однако ж, определив их на Апостольство уже по воскресении, а его и призвал, и избрал в Апостольство, и утвердил в нем — все по воскресении и вознесении, чем не умаляется, если не возвышается его Апостольство. Почему в другом месте, перечисляя явления Господа по воскресении Апостолам, прибавляет: последи же всех… явися и мне (1 Кор. 15, 8). То есть и он поставлен чрез это Господом на одну линию с другими. Не трудно извлечь мысль в защиту Апостольства святого Павла из того, что он воскресение Господа здесь представляет происшедшим от Бога Отца. Говоря: я Апостол, избранный не Господом только, но и Богом Отцом, воскресившим Его из мертвых, Апостол внушает, что участие Бога Отца в избрании его на Апостольство посредствуется воскресением Господа Иисуса, — как же это? Так, что Бог Отец, воскресивший Христа Спасителя, тем освятил и наперед подтвердил Своим согласием все, что имел творить и учреждать воскресший Господь. Вот как восходит к Богу Отцу и мое Апостольство, говорит как бы святой Павел.
  В отношении ко второму помянутием о воскресении, а следовательно и о смерти, приводится на мысль главное в домостроительстве нашего спасения — удовлетворение правде бесконечной и примирение с Богом, верою во что сподобляемся мы всех благ, воплощенным Сыном Божиим для нас стяжанных. Кто это созерцает и сердечною верою приемлет, тот не обратится к немощному способу спасения верностию закону Моисееву Святой Дамаскин пишет: «так как те думали, что будут наказаны, если отступят от закона, то он напоминает о таком деле, коим отметается всякая нужда в законе, то есть о кресте и воскресении, в коих основание спасения». Святой Златоуст приходит в движение при словах: воскресившим Его из мертвых — и говорит: «что ты делаешь, Павле, желая иудействующих привести к вере? Почему ты не приводишь на среду ни одного из великих и Божественных свойств Его, подобно тому, как ты писал к филиппийцам, говоря: Иже во образе Божий сый, не восхищением непщева быти равен Богу (ср.: Флп. 2, 6), или как в Послании к Евреям без обиновения сказал о Нем, что Он есть сияние славы и образ ипостаси Его, то есть Отца (см.: Евр. 1,3); или как в начале своего Евангелия провозгласил Его сын громов: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово (Ин. 1, 1); или как Сам Иисус часто говорил пред иудеями, что Он равно всемогущ, как и Отец, и ту же имеет с Ним власть (см: Ин. 5, 19 — 21)? Почему ты ничего не сказал такого, но, оставив все сие, привел на память совершившееся, по устроению Божию, над плотию Его, указывая на крест и смерть. Так надлежало, отвечает он. Ибо если б слово обращено было к таким, которые ничего великого не знали о Христе, то прилично было бы сказать сие о Нем. Но поелику дело идет с такими людьми, которые опасаются, чтоб за оставление закона не подвергнуться гневу Божию, то он упоминает о том, чем отменяется необходимость закона, то есть о благих плодах, проистекших для всех от креста и воскресения».
  Но да не смутится кто и из нас тем, что Апостол называет Христа Спасителя воскрешенным от Бога Отца, а не воскресшим Своею силою, что делает он не только здесь, но и в других местах (как-то см. Рим 4, 24; 8, 11; 1 Кор. 15, 15; Еф. 1, 20, 2, 6; Кол. 2, 12; 1 Сол. 1, 10). Надо брать во внимание все в совокупности места, где святой Павел говорит о воскресении. Сделав это, найдем, что у него не меньше мест, где Господь называется воскресшим Сам (как-то: Рим 4, 25; 6, 4, 9; 8, 34; 14, 9; 1 Кор. 15, 4, 12, 20; 2 Кор. 5, 15; 1 Сол. 4, 14 и подобные). Так и следует ожидать. Поелику Христос Спаситель есть Бог и человек, то о Нем прилично говорится и то, что Он воскрешен, и то, что Он воскрес Воскрес, яко Бог, и воскрешен, яко человек. Но при том или другом выражении не должно выпускать из мысли единодейственность Бога Отца и Бога Сына, как Лиц Пресвятой Троицы. Воззревая отсюда на воскресение, надлежит полагать, что Христос Спаситель и Сам воскрес не без действия Отца, и воскрешен Отцом не без Своего действия, яко Сына; ибо Лица Пресвятой Троицы, раздельные личне, нераздельны в действии. Употребляются же в слове Божием сии выражения: Господь Иисус Христос воскресший; или: Бог Отец воскресивший, по требованию течения речи и состоянию тех, к кому обращается речь. Сам Господь, во время земной Своей жизни, предрекал, что Он воскреснет Сам. Так говорил Он в самом начале в храме: разорите церковь, и треми деньми воздвигну ю (ср.: Ин. 2, 19) — это о церкви тела… На Фаворе велел ученикам молчать о прославлении Его в преображении, дондеже Сын Человеческий из мертвых воскреснет (ср.: Мк. 9, 9), разумеется Сам. Он же сказал, что Он имеет власть отдать душу Свою — жизнь и опять приять ее, ожить (см.: Ин 10, 18). И Ангел по воскресении говорит женам: воста, несть зде (ср.: Мф. 28, 6),— Сам восстал. — Все сие предали нам святые Апостолы. Следовательно, не иначе и они понимали воскресение Господне. Но в речах своих к народу, сначала, конечно, иудейскому, они не считали благоразумным говорить так прямо, чтоб блеском сим совсем не ослепить слабое умное зрение иудеев. В первой же речи апостола Петра слышится: «вы убили, но Бог воскресил Его» (см.: Деян. 2, 23 — 24). Потом и после почасту так говорили все Апостолы. Народ иудейский воспитан в веровании в Бога Единого Было бы невместимо для них, если б вдруг восставить в их внимании во всем свете Божества Лик Христа Спасителя и будто заслонить им Лик Бога Отца. Почему о Них всегда поминается вместе, и притом так, что все возводится к Богу Отцу, как к единому началу. Имелось в намерении сим способом постепенно возвесть младенствующий в вере ум к созерцанию единосущности и единодейственности Триипостасного Бога.
  В отношении к настоящему месту святой Златоуст пишет: «но вот еретики возражают, говоря: смотри, Отец воскрешает Сына? Ибо они, однажды заразившись болезнию еретичества, делаются уже глухи и неспособны, самопроизвольно впрочем, к тому, чтобы постигать высоту догматов, и выбирают только то, что говорится о Христе или по состоянию Его уничижения, или по человечеству Его, или в честь Отца, или по другому какому устроению Божию; и, такие места рассматривая отдельно, тем еще более повреждают самих себя, не скажу — Писание. Я хотел бы у них спросить: для чего они это говорят? Ужели для того, чтобы представить Сына слабым и не могущим воскресить даже тела Своего? Но одна вера в Него производила то, что и тень веровавших в Него воскрешала мертвых. Итак, ежели верующие в Него, сами смертные, одною тению перстных тел своих и одежд, облекавших таковые тела, воскрешали мертвых, то ужели Он не мог воскресить Самого Себя? Не явное ли это сумасшествие? Не крайняя ли степень безумия? Ты слышал, что говорит Христос: разорите церковь сию, и треми деньми воздвигну ю (ср.: Ин. 2, 19); и еще: область имам положити душу Мою, и область имам паки прияти ю (ср.: Ин. 10, 18). Итак, для чего же говорится, что Отец воскресил Его? Для чего и другое многое приписывается Отцу, что, впрочем, творит Сын? Сие говорится в честь Отца и по немощи слушателей».
  Блаженный Феодорит видит в сих словах указание на единодейственность Бога Отца и Бога Сына. «Слова: воскресившим Его из мертвых — не подают мысли о немощи в Божестве Единородного (потому что страдание касалось не Божества), но показывают согласие в деле проповеди, а именно что тайну Божественного вочеловечения не один Сын домостроительствовал, но и Сам Отец участвовал в сем промышлении. Поелику защитники закона предполагали, что Богу должно служить хранением закона, то Божественный Апостол показывает, что податель Нового Завета не один Сын, но и Отец».
  Святые отцы не оставили без внимания и образа выражения, и порядка имен Божеских в словах: Иисус Христом и Богом Отцем; но в том и другом видели важные догматические указания. С греческого слово в слово перевесть надо: чрез Иисуса Христа и чрез Бога Отца. Если б здесь стояло только: чрез Иисуса Христа,—a далее следовало бы: от Бога Отца— или еще как; то могло показаться, что Христос Господь не самоначален и не самодействующ, а есть только орудие в руках Отца, и по бытию, и по действиям Ему подчиненное. Но как святой Павел и о Боге Отце так же выразился, как и о Сыне, то этим показал, что не полагает различия в их естестве и власти. Блаженный Феодорит пишет: «чтоб иной, нашедши пред именем Иисус предлог чрез, не подумал, что Сын служебен Отцу, Апостол присовокупил: и чрез Бога Отца. Предлог чрез употребил пред именем Того и Другого Лица, научая тем, что предлог сей не означает никакого различия в естестве». Святой Златоуст, выведши ту же мысль из такого образа выражения, то есть что, употребив то же выражение и об Отце, как и о Сыне, Апостол научил нас «не полагать законов для непостижимого естества и не назначать пределов Божества между Сыном и Отцом» и что «это он делает не для того, дабы приписать Сыновнее Отцу, но чтобы показать, что сие выражение не допускает никакого различия в Их естестве», — извлекает другую, не менее значительную, мысль, из порядка, в каком стоят здесь Божеские Лица: «что теперь скажут и те, которые в крещении думают находить какое-то умаление Божеских ипостасей, потому только, что крестятся во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа? Ибо если Сын потому менее Отца, что имя Его поставлено после Отца, то что они скажут теперь, когда Апостол начинает со Христа и потом переходит к Отцу? И мы здесь не намерены говорить ничего богохульного. Ибо, состязаясь с заблуждающими, мы не должны отступать от истины; и, хотя бы они тысячекратно выступили из ума, мы и тогда должны держаться в пределах благочестия. Посему как здесь из того, что Апостол упомянул прежде о Христе, мы не назовем Сына большим Отца, ибо это было бы верх безумия и всякого нечестия, так и там,— в заповеди о крещении, мы не должны почитать Сына меньшим Отца, потому что Сын поставлен после Отца».
  И иже со мною вся братия. Кто такие? полагают, что это вся Церковь Ефесская, основываясь на том, что Апостол сказал не просто: иже со мною братия,— но: вся братия. Против этого можно бы сказать только то, что святому Павлу необычно писать Послания от лица всей Церкви, в которой находился пиша, хоть обычно посылать целования от всей Церкви в конце Посланий (как см.: Рим. 16, 16; 1 Кор. 16, 20; Флп. 4, 22…). Но здесь, в отношении к галатам, могли побудить его к тому особые обстоятельства. Лжеучители натолковали галатам, что только Павел отвергает обрезание и Моисеев закон, другие, напротив, не запрещают ни того, ни другого. Апостол Павел ставит с собою в начале Послания целую Церковь Ефесскую, показывая тем, что она во всем согласна с ним. В Ефесе же были зачатки веры еще прежде пришествия его туда (см.: Деян. 18, 21, 24). Отсюда прямо следовало, что неправда, будто он только так учит; но что таков дух христианства, что, где оно вселяется, там синагога должна падать вся во всем своем составе. Так святой Златоуст: «почему он не говорит сего нигде в других Посланиях, но полагает или одно свое имя или называет и других, но не более двоих или троих, а здесь упоминает все множество верных, почему и не назвал никого по имени? Для чего же он сие делает? Иудействующие христиане упрекали его, что он один так проповедывал и чрез то вводил новое учение в догматы веры; итак, чтоб уничтожить такое подозрение и показать, что он имеет многих одинаково с ним мыслящих, присоединяет братию, показывая тем, что то, о чем он пишет, согласно и с их мыслями пишет».
  Другие полагают, что этими словами не вся Церковь означается, а только те братия, которые стояли к Апостолу в особых отношениях; тут были и сотрудники его, и, может быть, кроме них, другие, но, как замечает блаженный Иероним, «известные галатам и пользовавшиеся уважением их и притом сами сущие от обрезания». В Послании к Коринфянам Первом, которое писано после Послания к Галатам, поминается Сосфен (см.: 1 Кор. 1, 1), во Втором, писанном вслед за Первым, — поминается Тимофей (см.: 2 Кор 1,1). Тит же был послан в Коринф вскоре после Первого туда Послания (см.: 2 Кор 2, 13). Все они очевидно были в Ефесе. Тут же были Акилла и Прискилла (см.: Деян. 18, 21); и Гаий с Аристархом — македоняне, схваченные во время восстания против святого Павла ефесян неверовавших (см.: Деян. 19, 29). Тут же, может быть, были и некоторые из тех семи лиц, которые поминаются спутниками святого Павла на возвратном его пути из Коринфа, спустя каких-нибудь месяца четыре после выхода его из Ефеса (см.: Деян. 20, 4). Все это лица значительные, известные в кругу всех верующих. Их, или всех, или большую часть из них, может быть, и разумел святой Павел под словами: иже со мною вся братия. Не означил же по имени потому, что их было много. Так блаженный Феодорит, который в сих братиях видел содействующих святому Павлу в проповеди. Побуждением, по которому святой Павел ставит при себе многих, кроме высказанного святым Златоустом, могло быть и то, как пишет Иероним, что «в деле исправления людей много имеет значения согласие многих в одном мнении». Ибо, по Амвросиасту, «легче уразуметь свое заблуждение тому, кто видит, что многие его в том обличают».
  Церквам Галатийским. Не в одном и не в двух городах были Церкви, а во многих,— может быть, во всех четырех известнейших городах, и не в них только, но и в окрестностях их. Послание сие посему походит на Соборное или Окружное. Святой Златоуст пишет: «церквам Галатийским: потому что пламя заблуждения объяло собою не один город, не два или три, но весь народ галатийский. Примечай и здесь великое негодование Апостола. Он не сказал: возлюбленным или святым, но просто: церквам Галатийским. Ибо это есть признак сильно скорбящего и болезнующего, что он не приветствует их ни именем любви, ни именем чести, но только именем их общества; и не прибавляет даже: церквам Божиим, по просто говорит: церквам Галатийским. И вместе сим же наименованием он спешит в самом начале возвратить к единству их разделение. Для сего и упомянул имя Церкви, чтобы привести их в стыд и собрать воедино. Ибо, разделенные на многие части, они и не могли называться именем Церкви: потому что имя Церкви есть имя согласия и единодушия».
  Стихи 3 — 4. Благодать вам и мир от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа, давшаго Себе по гресех наших, яко да избавит нас от настоящаго века лукаваго, по воли Бога и Отца нашего.
  Благодать и мир. «Благодать, коею отпутаются нам грехи, мир, коим примиряемся и воссоединяемся с Богом» (блаженный Августин). Но вместе с отпущением грехов благодать полагает начало новой жизни во Христе Иисусе чрез возрождение; и мир, начинаясь примирением с Богом в совести, восходит до совершенного успокоения в Нем, в живом,— ощущаемом и проявляемом, — общении с Ним, когда Бог в душе и душа в Боге. Апостольское приветствие, обнимая таким образом начало и последний предел жизни о Христе Иисусе, совмещает и все те благодатные действия, помощию которых человек-христианин от того начала доходит до этого конца.
  От Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа. И этот образ выражения, как прежний: чрез Иисуса Христа и Бога Отца, — означает равенство силы и власти и единость естества в Боге Отце и Сыне. Христос Господь не есть только посредствующее орудие, но и Сам источник благодати наравне с Богом Отцом. То же, что в первом случае стоит впереди Господь Спаситель, а здесь Бог Отец, показывает, что, Кого ни поставь впереди, от истины не отступишь, — все равно, ибо во Святой Троице ничтоже есть первое, и ничтоже последнее.
  Хотя это — обычное приветствие Апостольское, но в ушах галатян оно должно было звучать особым образом: благодать, — которую вы попираете, ниспадая под иго закона, и мир, — который нарушаете и с Богом, и со мною, и со всеми Церквами, и сами с собою Святые отцы на это преимущественно и направляют свое толкование и в каждом слове приветствия видят обличение галатам. Так святой Дамаскин «такое приветствие полагает Апостол всюду, но теперь, когда пишет к галатам, это было нужнее, так как они подвергались опасности отпасть от благодати, если снова станут обрезываться». Экумений: «благовременно желает мира, ибо галаты поднялись войною против Бога, обратившись к закону, который Им отменен» Он же «от Бога Отца. Откуда у вас дерзновение именовать Бога Отцом? Не от крещения ли? Зачем же вы обращаетесь к закону?» Феофилакт «и эти имена — Иисуса Христа — суть указатели Христовых к нам благодеяний (и обличители галатов) Ибо Иисус Он, яко спасший люди Своя от грех их (Мф 1, 21), а Христос — по причине помазания Духом, Коим помазан Он был ради нас, освятив естество наше и дав нам так именоваться. Отступать от такого Благодетеля есть знак крайней неблагодарности» Амвросиаст «благодатию обоих, как Отца то есть, так и Сына восстановлен род человеческий. Итак, он говорит как бы если Отца и Сына одинакова к вам благодать, то как же вы, нечто меньшее помышляя о Сыне, равняете Ему закон, решаясь служить отчасти Христу, отчасти закону? Разве не слышали вы, что говорит Господь: Господь есть Сын Человеческий и субботе (ср.: Лк. 6, 5)? Говорит же так Апостол, чтоб те увидели, какое неуважение они оказывают Господу, когда равняют Его рабу (закону то есть)». Подобно сему и Феофилакт: «не закон — наш владыка, а Христос Иисус.»
  У святого Златоуста все эти мысли сводятся воедино «благодать вам и мир. Сим желанием благодати и мира начинает он все свои Послания, считая это нужным везде, а наипаче здесь, посылая к галатам. Поелику они находились в опасности отпадения от благодати, то он и молит Бога, дабы они опять утвердились в оной. Они соделались противниками Богу, посему и просит Бога, чтобы опять примирил их с Собою. — И Отцом он называет здесь Бога, не потворствуя им, напротив, сильно обличая их тем и приводя на память причину, по которой они стали сына ми. Ибо не законом, но банею пакибытия они удостоились такой чести. Потому он везде в начале Посланий своих так многообразно и указывает на благодеяние Божие к человекам, почти так говоря: рабы, враги, отверженные, как бы вдруг стали называть Бога Отцом своим? Закон ли даровал вам сие столь высокое родство? Для чего же вы, оставив Того, Кто вас так приблизил к Себе, опять обращаетесь к пестуну? — И не только имя Отца, но и наименования, употребляемые о Сыне, достаточны показать им тоже благодеяние Божие. Ибо если внимательно рассмотрим самое наименование — Господа Иисуса Христа, то и оно покажет все благоволение и все благодеяние Божие к нам Ибо для того, говорит, и наречется имя Ему Иисус, что Он спасет люди Своя от грех их (ср.: Мф 1, 21). А название Христа приводит на память помазание Духом».
  Давшаго Себе по гресех наших. В этих и последующих словах — вторая особенность в начале Послания к Галатам. Как в надписании прибавкою нескольких речений указал святой Павел на свое истинное Апостольство; так здесь, в приветствии, прибавкою особых положений представляет вниманию, в чем источник и какие условия спасения,— второй главный предмет Послания. Показав это, он давал наперед разуметь галатам, что они стали искать спасение не там, где оно положено.
  Образ устроения спасения нашего соответствует пагубным следствиям падения. В падении мы стали преступниками пред Богом, подгневными Ему, и, кроме того, расстроились сами в себе, прияв в себя силу растления нравственного — эгоизм со всеми страстями. Устрояя спасение наше, Господь Иисус Христос смертию Своею удовлетворил правде Божией, утолил гнев Его на нас праведный, примирил нас с Богом, а ниспосланием Святаго Духа уврачевал наше нравственное растление, посредством нового рождения благодатию Святаго Духа, полагая в нас силу чистой пред Богом нравственной жизни, в противоположность всем действующим в нас страстям. Сии два спасительные действия пришествия на землю Единородного Сына Божия, чрез воплощение, святой Павел выражает и здесь — первое словами: давшаго Себе по гресех наших,— а второе словами: да избавит нас от настоящаго века лукаваго.
  Давшаго Себе по гресех наших. Что значит сие отдание Себя, — пространно поясняется в других местах. Так, в (Еф 5, 2) говорится: Христос возлюбил есть нас, и предаде Себе за ны приношение и жертву Богу в воню благоухания,— или как инде: очищение о гресех наших (ср.- 1 Ин 2, 2). Ибо Бог положил Его — очищение верою в Крови Его, в явление правды Своея за отпущение прежде бывших грехов (ср.: Рим. 3, 25). И Он пострадал о гресех наших, праведник за неправедники, да приведет ны Богови (ср : 1 Пет 3, 18). Так примиряемся мы Богу смертию Сына Его (ср.: Рим 5, 10), Который искупил нас есть от клятвы законный, быв по нас клятва (Гал. 3, 13). Галаты этим кратким словом уже подготовляемы были к признанию своего заблуждения. Им напоминалось сим о примирительной силе смерти Господа, непонимание которой они обличали в себе уклонением к иудейству. Никаких уже жертв не нужно более: одна принесена за всех и на все века, и одна сделала то, чего закон сделать не был силен. Зачем же идти под иго немощного закона? Вера в искупительную смерть Христа Спасителя подает нам отпущение грехов; но если б этим ограничивалась сила пришествия Христова, то спасение наше не было бы полно. Надлежало к тому прибавить еще отнятие силы у живущего в нас греха, иначе она делала бы нас непрестанно вновь виновными пред Богом. Посему святой Павел говорит, что Господь не предал только Себя в жертву за грехи наши, но и избавил нас от настоящаго века лукаваго, то есть избавил нас от силы греха, заправляющей всеми делами в людях века сего.
  Настоящий век есть порядок вещей, преимущественно нравственных, установившийся по падении и имеющий продолжаться до обновления всей твари. Как этот порядок установился падением, а оно было источником нашего повреждения нравственного, по причине внедрившейся в нас самости со всем полчищем страстей, овладевших всем в людях и над всем господствующих; то настоящий век есть то же, что состояние людей в рабстве греху и страстям. Отчего он — лукавый, злой и зла исполненный. Человек, живущий в веке сем, в кругу людей, действующих по эгоизму и страстям, где что ни шаг, то влечение ко греху и самоугодию, — не может избавиться от него сам; ибо та же сила, которая заправляет всем вне его, господствует и в нем. Почему он всегда раб мира, во зле лежащего (см.: 1 Ин. 5, 19), в котором только и есть что похоть плоти, похоть очес и гордость житейская (ср.: 1 Ин. 2, 16). Избавляет его благодать Святаго Духа, которая, пришедши в сердце, отнимает у живущего в нас греха власть над ним и дает нравственную силу противостоять влечениям его. С этих пор человек уже не работает миру и греху (см.: Рим. 6, 6), хоть подлежит приражениям его. Но, получив силу противостоять ему в себе, он тою же силою противостоит и всему вне себя, чем люди служат миру и страстям, и становится таким образом изъятым из общей круговой жизни людей века сего. Это и есть избавление от настоящего века лукавого, когда человек начинает не сообразоваться веку сему (ср.: Рим. 12, 2), не любить мира, ни яже в мире (ср.: 1 Ин. 2, 15). Не изведение из века сего есть избавление от него, а дарование силы — жить в нем не по духу его, — и в нем жить, и чуждым ему быть. Производит сие в нас благодать Святаго Духа, но сия благодать Господом Спасителем нам заслужена, почему к Нему возводит святой Павел и самое действие благодати Господь предал Себя на смерть, затем воскрес, вознесся на небо и ниспослал на землю от Отца Пресвятаго Духа, Который всех изымает от греховных уз мира. И выходит, что Господь, предавши Себя, избавил нас от настоящего века лукавого. Ибо аще не иду, — говорит, — Утешитель не приидет к вам, аще ли иду, послю Его к вам (ср Ин 16, 7) В деле спасения нашего все связано неразрывным союзом и совершается действием Единого Бога в Троице поклоняемого, хотя в изъяснениях сих действий они относятся то к одному, то к другому Лицу Пресвятой Троицы
  Очевидно, что избавление от настоящего века лукавого не есть какое-либо механическое, а есть изменение нравственное, не без участия произволения человеческого совершаемое. В другом месте святой Павел так говорит о сем Иже дал есть Себе за ны, да избавит ны от всякаго беззакония, и очистит Себе люди избранны, ревнители добрым делом (ср.: Тит. 2, 14). Ревность о доброделании, по вере в Господа, из послушания Ему, в славу Его,— живой признак, изъят ли кто от уз настоящего века. Это в том же месте изображается так: явися благодать Божия, спасительная всем человеком, наказующи нас, да отвергшеся нечестия и мирских похотей, целомудренно и праведно и благочестно поживем в нынешнем веке, ждуще блаженнаго упования и явления славы великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа (ср Тит 2, 11 — 13).
  Святой Златоуст пространно объясняет, что под веком лукавым не должно разуметь тварей или самую жизнь, как течение времени, но говорит «когда слышишь о лукавом веке, то разумей под сим лукавые дела, растленную свободу. Для чего же Павел сказал: от настоящаго века лукаваго? Он сказал сие по общему употреблению слова у людей. Ибо и мы часто говорим ныне худой был день для меня, — обвиняя не время, но дела и обстоятельства. Так и Павел, осуждая злое произволение, употребил общепринятое выражение и показывает, что Христос разрешил нас и от прежних грехов и поставил в безопасное пристанище от будущих. Первое показал он словами: давшаго Себе по гресех наших, а последующими: да избавит нас от настоящаго века лукаваго — указал безопасное пристанище и на будущее время. Закон был немощен для освобождения от одних которых-нибудь грехов, а благодать сильна для очищения и тех, и других».
  Блаженный Августин говорит «настоящий век лукавым понимать надо, по причине злых людей, в нем живущих, как и дом иногда называем мы злым, по причине злых обитателей его». Амвросиаст изъясняет избавление от настоящего века так: «чтоб, изъяты быв из-под ига закона, не грешниками уже были мы пред Богом, но праведными посредством нового рождения, ради коего и сынами Божиими именуемся; чтоб, став чуждыми духу века сего, соделались мы причастниками нескончаемого века». Иероним тоже: «еще в этом веке избавляет нас (Господь от настоящего века лукавого), когда, умерши со Христом, преобразуемся мы заново в чувствах и расположениях и не бываем уже от мира сего».
  Для галатов эти слова, напомнив им о действии в сердцах их благодатной силы по вере в Господа чрез святые таинства и о внутреннем их обновлении, служили сильным предуказанием, что, склоняясь к закону, они оставляют лучшее и берутся за худшее. Святой Златоуст пишет: «в бесчисленных погрязали мы беззакониях и достойны были жесточайшего наказания. А закон не только не облегчил нас, но еще осудил, открыв наши согрешения и не могши освободить и избавить нас от гнева Божия. Напротив, Сын Божий и невозможное сделал возможным, разрешив грехи наши и бывших нас врагов поставив в чине друзей, даровал нам и другие бесчисленные блага». Изложив подобные мысли, Феофилакт прибавляет: «как же вы, оставя Избавителя, внимаете закону, не принесшему никакой пользы?» Или как Амвросиаст: «какое потому заблуждение после благодати возвращаться под иго закона, то есть по получении свободы хотеть быть в рабстве! Тот оскорбляет купившего его, кто опять отбегает к прежнему господину».
  Для любящих не ограничиваться одними прямыми мыслями, поданными известным текстом Писания, но ищущих при том разрешения и всех соприкосновенных вопросов, возбуждаемых им, приводим мысли святого Златоуста по поводу слов Апостола об избавлении нас от настоящего века лукавого. Они просветляют мрачность нашей жизни и восстановляют уважение к ней, которое очень колеблется тем, что век сей лукав и окружающий нас мир, не исключая и нас, во зле лежит. Были еретики, которые, видя много зла в мире, полагали, что он не Богом всеблагим создан, а есть произведение какой-то злой силы. Против них и направляет речь свою святой Златоуст: «некоторые еретики восхищают в свою пользу и сие изречение, клевеща на настоящую жизнь и приводя свидетелем клеветы Павла. Вот, говорят они, Павел называет настоящий век лукавым. Но скажи мне, что такое век? Время, состоящее из дней и часов. Что же? Ужели продолжение дней и течение солнца лукаво? Думаю, никто сего не скажет, хотя бы дошел до крайнего безумия. Скажешь: Апостол назвал лукавым не время, а настоящую жизнь. Но сии слова не то означают, и ты не на словах Апостола основываешь сплетенную тобою клевету на жизнь, а произвольно составляешь свое толкование. Позвольте и нам истолковать сказанное Апостолом, и тем паче, что наше истолкование благочестиво и имеет основание. Что же мы скажем? То, что никакое зло и никогда само по себе не было причиною какого-либо добра; настоящею же жизнию, напротив, приобретаются бесчисленные венцы и невыразимые награды Потому и сам блаженный Павел так много уважает сию жизнь, когда говорит: аще же, жити ми телом, сие мне плод дела: и что изволю, не вем (ср.: Флп 1, 22); и, рассуждая о выборе, то есть лучше ли здесь жить или разрешиться и со Христом быть, предпочитает пребывание здесь. А если бы настоящая жизнь была зло, то он не сказал бы сего о себе и никто другой не мог бы воспользоваться ею для подвигов добродетели, сколько бы ни старался. Ибо никто не может злом приобрести добро, ни блудом стяжать целомудрие, ни завистью — благожелательство. И когда Павел говорит о мудровании плоти, что она закону Божию не покаряется, ниже бо может (ср.- Рим. 8, 7); он говорит то, что зло, поелику есть зло, не может быть добром. Итак, когда услышишь о лукавом веке, то разумей под сим лукавые дела, растленную свободу. Ибо Христос пришел не для того, чтоб умертвить нас и таким образом вывести из настоящей жизни, но чтобы, оставив нас в мире, сделать достойными наследия жизни небесной. Посему и в беседе Своей со Отцом Он говорил: и сии в мире суть, и Аз к Тебе гряду. Не молю, да возмеши их от мира; но да соблюдеши их от неприязни, то есть от зла (см.: Ин. 17, 11, 15) Но если ты не хочешь принять сего объяснения и не перестанешь говорить, что настоящая жизнь есть зло, то не осуждай же после сего самоубийц. Ибо исхищающий себя от зла достоин не порицания, но венцов. Таким образом, прекращающий свою жизнь насильственною смертию, или чрез удавление, или иным каким образом, не будет достоин осуждения, по твоему мнению. Напротив, и Бог наказывает таковых жесточае, нежели человекоубийц, и все мы по справедливости с ужасом отвращаемся от них. Ибо, ежели преступно убивать других, тем паче — самого себя. Если же настоящая жизнь зло, то человекоубийц надобно награждать за то, что избавляют нас от зла. И мир не должно называть злым. Если ты укажешь мне на человекоубийц, любодейцев и гробокопателей, то я скажу, что сии грехи не винят настоящей жизни: они зависят не от жизни нашей во плоти, но от поврежденной свободы. Ибо если бы они принадлежали настоящей жизни и необходимо соединены были с нею, то никто не был бы свободен и чист от них. Смотри, — избежать нужд, необходимо связанных с жизнию во плоти, никто не может. Какие же сии нужды? есть, пить, спать, расти, алкать, жаждать, рождаться, умирать и все другие подобные сим. Никто их миновать не может, ни грешник, ни праведник, ни царь, ни простолюдин, но все подлежим сей необходимости природы. Таким образом, если бы с жизнию существенно сопряжена была необходимость делать зло, то никто не избег бы сего, точно так же, как никто не может избегать неизбежных нужд природы. Не говори мне, что редкие проводят жизнь хорошо: ибо могущих избежать необходимых нужд и требований природы не найдешь и одного. Потому, если и один только найдется живущий добродетельно, истина нашего слова ничего от того не потерпит. Что еще скажешь, жалкий и бедный»? Это ли лукавая и злая жизнь, при посредстве которой мы познали Бога, любомудрствуем о будущем, в которой из людей делаемся Ангелами и соединяемся в один союз с горними Силами»? И какое найдем еще доказательство против злого и испорченного вашего разума?»
  По воли Бога и Отца нашего. Господь Спаситель дал Себе по гресех наших и избавил нас от настоящего века лукавого, по воле Бога и Отца нашего. Все устроение нашего спасения, то есть чтоб ему совершаться верою в Господа Искупителя и благодатию Святаго Духа, было по воле Бога Отца. Как ветхозаветная экономия (домостроительство) была по воле Отца Небесного, так и новая благодать, отменившая ее, стала достоянием рода человеческого по той же воле. Для галатов это указание очень важно было. Если лжеучители наводили на них страх оскорбить Бога, давшего закон чрез Моисея, то Апостол дает им возможность прогнать сей страх, удостоверяя, что и новозаветное устроение спасения от Того же Бога и что, отступая от него, они прямее противятся Богу.
  То, что прежде сказано: давшаго Себе, — в той мысли, что Он Сам дал Себе, а здесь: по воли Бога Отца,— указывает на единодейственность Лиц Пресвятой Троицы. Что делает Отец, делает то не без Сына, и что делает Сын, делает то не без Отца. Как в Предвечном Совете о спасении и Сын говорит: еже сотворити волю Твою, Боже мой, восхотех (Пс. 39, 9); и Бог Отец прежде сложения мира по благоволению хотения Своего положил быть нашему спасению в Сыне Своем, Господе Иисусе Христе, чрез освящение и всыновление (см.: Еф. 1, 4 — 5): так и во времени Сын Божий и о Себе полагает душу Свою (см.: Ин. 10, 18), и предается на смерть Отцом — по пронарекованному совету и проразумению Божию (см.: Деян. 2, 23), потому что так преднарече быти рука Божия и совет Божий (см.: Деян. 4, 28). Святой Златоуст на слова: давшаго Себе по гресех наших — пишет: «смотри, Он не рабское и не принужденное понес служение, и никто не предавал Его, но Он Сам предал Себя Посему когда услышишь Иоанна, говорящего: яко и Сына Своего Единороднаго дал есть за нас Отец (ср. Ин. 3, 16); то ради сего не уничижай достоинства Единородного и не подумай о Нем чего-либо человеческого. Ибо хотя и говорится, что Отец предал Его, но не для того, чтоб ты считал служение Сына рабским, а для того, чтоб ты познал, что служение, понесенное Сыном, благоугодно было и Отцу. То же самое и здесь показал Павел, когда сказал: по воли Бога и Отца нашего, — не по повелению, но по воле. Ибо воля у Отца и Сына одна; чего хотел Сын, того же хотел и Отец». Согласно с сим говорит и блаженный Иероним: «и Сын предал Себя за грехи наши не без воли Отца, и Отец предал Сына не без воли Сына. Но та есть воля Сына, чтобы исполнять волю Отца, как Сам говорит в псалме: еже сотворити волю Твою, Боже мой, восхотех (Пс. 39, 9)».
  И для галагов видят святые Отцы в сих словах сильное вразумление. Так, блаженный Феодорит говорит: «Владыка Христос не только Сам домостроительствовал наше спасение, но имеет на сие и благоизволение Отца Почему Апостол и присовокупил: по воли Бога и Отца. Везде со Христом сопоставляет он и Отца, научая сим, что и Отцу угодно, чтобы мы жительствовали не по закону, но по Евангелию». Экумений продолжает ту же мысль: «поелику говорили, что не должно оставлять закона, яко Богом данного; то показывает, что и то, чтоб веровать во Христа, есть воля Отца». Полнее обоих их святой Златоуст: «поелику они думали, что преслушают Бога, давшего закон, если примут новый, и потому боялись оставить древний закон, то Апостол исправляет и сие их предубеждение, говоря, что сие угодно и Отцу. И не просто сказал: по воле Отца, но: Отца нашего (какое прибавление и часто он делает),— дабы тем более постыдить их указанием на то, что Христос соделал Отца Своего и нашим Ощом». «А это совершается чрез новое рождение наше от Него в крещении. Зачем же обрезание? Зачем закон?» (Экумений)
  Стих 5. Емуже слава во веки веков. Аминь.
  Святой Павел, живший в Боге и всегда носивший в благодарном сердце великое Божие благодеяние к роду человеческому, явленное в искуплении, и к нему самому в призвании не ко спасению только, но и к Апостольству, нередко при писании Посланий приходил, от сознания сего, в движение и восторгался к славословию Бога. (Так: Рим И, 36; 1, 25; 2 Кор. И, 31; Еф. 3, 21; Флп. 4, 20; 1 Тим. 1, 17.) Так и здесь. Помянув о воле Бога и Отца, он вознесся мыслию превыше небес, к престолу Триипостасного Божества, на коем положен Предвечный Совет о спасении рода нашего, — и воздает славу Богу за сие благоволение хотения Его (см.: Еф. 1, 5). Вечная да будет Ему слава за такое великое благодеяние! ибо слова: во веки веков — то же значат, что святое святых, песнь песней, небеса небес. Веки веков — бесконечная вечность (см.: блаженный Иероним). — Аминь. Спаситель говорил: аминь, аминь — истинно, истинно. И здесь аминь может быть: истинно так. Или выражает только желание, чтобы было так. Буди Ему слава от всех ведающих преславное имя Его. Это наводит на завещание Спасителя: тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, Иже на Небесех (ср.: Мф. 5, 16). Никто да не помрачает своею жизнию и делами славы исповедуемого им Бога. Святой Златоуст пишет на сие место: «и это новое и доселе неупотребительное; ибо слова: аминь — нигде в начале и в предисловии Посланий не находим, но только после многих и продолжительных рассуждений оно поставляется. Здесь же, желая показать, что и сказанного уже довольно для обличения галатов и что слово его не имеет нужды в распространении, — аминь поставил он в начале своего Послания. Ибо явные проступки не требуют продолжительных приготовлений для обличения их. Посему, вспомянув о кресте и воскресении, об очищении грехов и обезопасении от них впредь, о воле Отца и согласии Сына, о благодати и мире и о всяком богатстве дарований Божиих, заключил речь свою славословием. И не потому только он так заключил, но вместе и от чрезмерного своего удивления величию дара и преизбытку благодати, и от представления того, что мы были и чем соделал нас Бог, сверх нашего чаяния и в столь короткое время. Не могши всего этого выразить словами, он кончил речь славословием, воссылая хвалу Богу за всю вселенную,— не такую, которая бы соответствовала величию благодеяний Божиих, но какая была возможна для него. И потому после сего еще с большею силою продолжает речь свою, воспламенившись, как бы от сильного пламени, от представления благодеяний Божиих»    
    б) Начало Послания (1, 6—10).

  После приветствия, приступая к самому Посланию, святой Павел указывает: аа) что заставляет его писать Послание; и определяет: бб) предмет, который будет доказывать в нем. Писать побуждает его перемена мыслей у галатов об образе спасения, который им был преподан самим Апостолом (см.: 1, 6 — 7); предметом же Послания будет непреложность Евангелия, им благовествованного. Желая возвратить их к прежнему образу верования, предпринимает он доказать им, что учение, которое он им преподал, никем не может быть изменено. Кто покусится на это, подпадет страшной анафеме, кто бы он ни был, из земных или небесных (см.: 1, 8—10).

аа) Что заставляет Апостола писать Послание (1, 6—7)

  Глава 1, стих 6. Чуждуся, яко тако скоро прелагаетеся, от звавшаго вы благодатию Христовою, во ино благовествование.
  Чуждуся — дивлюсь, понять не умею, изумляет меня эта неожиданность — ваше изменение и отпадение от веры: ибо дивятся обычно тому, что случается сверх чаяния и чего вдруг не поймешь, как оно так сделалось. Ожидать этого нельзя было и потому, что они с таким жаром приняли веру, и потому, что испытали уже спасительные плоды ее. Святой Златоуст пишет: «когда говорит: дивлюся,— сим не только упрекает их в том, что они, после столь великих и обильных дарований, после толикого прощения грехов и столь великого к ним человеколюбия Божия, самовольно передались под иго работы; но вместе показывает и то, какое он об них имеет мнение, то есть высокое и отличное. Ибо если б он почитал их слабыми и легко прельщаемыми, то не дивился бы случившемуся. Но поелику, говорит, вы были из числа искренно уверовавших и много потрудившихся, потому и дивлюсь. Сего довольно было для их обращения и возведения в прежнее состояние; надежду на сие он выразил и в средине Послания, сказав: толико пострадаете туне, аще точию и туне (ср.: 3, 4)». Амвросиаст: «дивится, что от полученной свободы бросились в рабство. Редко случается, чтобы кто от того, что доставляет радость, перебегал к тому, что причиняет скорбь. Апостол и дивится им, что, находясь в состоянии довольства и безопасности, сами себя отдали на беспокойную и пустую работу. Это то же, как если бы неразумный корабельщик, находясь в безопасной пристани, в бурю пустился в открытое море, на явные опасности». Так святой Павел прямо обращается к галатам с словом укора, тогда как в других Посланиях сначала хвалит тех, к кому пишет, за принятие веры и преуспеяние в ней, хотя и те бывали неисправны в ином. Ибо какое место похвале, когда отпадают от веры? Другие Церкви хоть и являлись несовершенными, но твердо держали веру; а эти, изменив вере, уничтожили в себе всякую добротность. Хотя и было что хорошего в них, цену потеряло, ибо не стало быть уже от веры. Апостол и не прилагает похвалы им. А может быть, и потому опустил это, что тотчас, по получении неприятной вести сей, взялся за перо и спешил вывести их из заблуждения: некогда было соблюдать обычных формальностей, поскорее к делу. Внимание его все было занято их изменением. О нем прямо и речь. Изменились, говорит, вы в том, что не может быть изменяемо. И потом доказывает это.
  Яко тако скоро. Так скоро, — или после обращения, ибо и это не так давно совершилось, каких-нибудь года три-четыре; или после второго пребывания у них святого Павла, от которого не прошло, может быть, и года. Он как бы говорит им: давно ли я был у вас и видел, что вы стояли на добром пути,— течасте добре (5, 7). Как же так скоро возмутились стопы ног ваших? Или,— скоро считать от появления среди них лжеучителей. Как бы так: не успели показаться среди вас лжеучители, как вы уже потекли вслед их. У святого Златоуста проглядывает и первая мысль, но виднее последняя. «Две вины,— говорит он,— возлагает на них Апостол: отступление, и так скорое отступление. Конечно, они и тогда были бы достойны обвинения, когда бы отпали спустя много времени; но здесь речь идет о прельщении и обмане. Если достоин обвинения и тот, кто не вдруг, но по долгом времени отступает, то при первом нападении врагов, и от стрел, еще издали пускаемых, падающий показывает в себе пример крайней слабости. В чем Апостол упрекает и галатов, как бы так говоря: что такое значит, что обольщающие вас уже не имеют нужды и во времени, но и одного первого приступа довольно для них, чтобы низложить и пленить всех вас?». Также и святой Дамаскин: «то во мне, говорит (Апостол), возбуждает великое изумление, что столько наученные таинству веры, что могли бы и для других быть учителями, что эти так легко верят лжеучителям». Блаженный Иероним выставляет ту и другую мысль: «дивится Павел, во-первых, тому, что они преложились от Евангельской свободы в рабство законных дел, потом, тому, что так скоро преложились. Ибо не одна и та же вина — преложиться от кого медленно и скоро. Так в отношении к мученикам не одинаково обвиняется тот, кто, без всякого сопротивления и без истязаний, тотчас подается на отречение, — и тот, кто нестерпимыми муками принужден бывает отрещись от того, во что веровал. Нова еще была у них проповедь Евангелия, немного прошло времени после того, как Павел привел галатян от идолопоклонства ко Христу. Дивится потому, как так скоро отступили они от Того, по имени Коего недавно стали именоваться христианами».
  Прелагаетеся. Склонились на лжеучение, пошатнулись в верности Евангелию. Они задумали перейти под иго закона, но еще не перешли; дело в ходу, но еще не совершено. Это и заставляет его спешить к ним с словом вразумления; ибо всегда так бывает, что легче удержать отпадающего от веры или падающего в грех, чем возвратить отпадшего и поднять падшего. Святой Златоуст пишет: «не сказал: преложились, но: прелагаетеся, то есть я не верю еще и не думаю, чтобы это обольщение имело совершенный успех; чем опять показывает надежду обратить их; и сию надежду еще яснее выразил он впоследствии, сказав: аз надеюсь о вас в Господе, яко ничтоже ино разумети будете (ср.: 5, 10)».
  От звавшаго. Кто звавший? Первое представляющееся лицо есть апостол Павел Он призвал их к вере благовествованием своим, как были призваны и солуняне (см.: 2 Сол 2, 14); он насадил в них веру, как и в коринфянах (см : 1 Кор 3, 6). Как он, так и все Апостолы были ближайшими орудиями призвания народов к благодати Христовой; ибо им сказано: шедше научи те вся языки (ср. Мф. 28, 19). Так понять не неуместно было бы и здесь; ибо первый предмет у Апостола будет доказать им, что им не следует отпадать от веры, по тому самому, что им обращены и научены; ибо его учение не от людей, а свыше. К этому пониманию прямее идут и следующие слова: благодатию Христовою. И везде святой Павел сказывает, что он благодатию Христовою есть то, что есть,— Апостол, Самим Господом посланный далече во языки пронести преславное имя Его. Но как и святому Павлу, и прочим Апостолам необычно, при объяснении призывания к вере, останавливаться на себе самих как орудиях призывания, а всегда возводят они мысли к Тому, Кто, действуя чрез них, устроял на земле Царство Христово; то и здесь лучше разуметь Того же Действователя. Кто же Он? Иисус Христос, говорят иные Греческий текст позволяет и так перевести это место: прелагаетесь от Христа, призвавшего вас благодатию (Своею). Возможным это находит и блаженный Иероним. «Можно и так, — говорит он, — дивлюсь, что так скоро прелагаетесь от Иисуса Христа, Который призвал вас во благодать, как и в Евангелии говорит Он о Себе: не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние (Мк. 2, 17)»,— давая разуметь, конечно, что всяко Он пришел затем, чтобы призвать. Но и так говорить необычно, ни апостолу Павлу, ни прочим Апостолам. Все они призывание относят к Богу Отцу, возводя всё к единому источнику всех благ. Всякий в этом сам удостовериться может, просмотревши места Писания, в коих говорится о призвании (каковы: 1 Пет. 1, 15; 2, 9; 5, 10, 2 Пет. 1, 3; Рим 8, 30; 9, 24; 1 Кор 1, 9; 7, 15, 17; 1 Сол. 2, 12; 5, 24; 2 Сол. 2, 14; 2 Тим. 1,9). И цель Апостола в Послании того требовала, чтобы звание галатов в таком духе, как оно совершено чрез него, возвесть к Богу Отцу. Они боялись Бога Отца оскорбить, если откажутся от закона; Апостол же здесь дает им разуметь, что не тем они оскорбят Бога, если не станут подчиняться закону, а тем, если отклонятся от Евангелия. Так святой Златоуст: «поелику,— говорит,— они, соблюдая закон, думали угодить Отцу, так же, как иудеи, гоня Христа: то он сначала показывает, что они, так поступая, оскорбляют не только Христа, но и Отца. Ибо, делая сие, вы отлагаетесь, говорит, не только от Христа, но и от Отца. Ибо как Ветхий Завет не от Отца только, но и от Сына, так и благодать есть дар не Сына только, но и Отца, и все у Них общее: вся, елика имать Отец, Моя суть (Ин. 16, 15)».
  Благодатию Христовою; по-русски же переведено: в благодать Христову. Греческий текст дозволяет тот и другой перевод. — Просмотревший цитированные места видел уже, конечно, что призвание обставляется такими светлыми представлениями: мы призваны Богом Отцом во спасение (2 Сол. 2, 13), в общение Сына Его, Господа нашего Иисуса Христа (ср.: 1 Кор. 1,9), в мир (1 Кор. 7, 15; см.: Кол 3, 15), в чудный Его свет (1 Пет. 2, 9), в Его царство и славу (1 Сол 2, 12), в вечную Его славу (1 Пет. 5, 10). Все сии выражения однозначительны с выражением: во благодать Христову — и пространно определяют, что есть благодать Христова. Но есть и другие выражения, однозначительные с выражением: благодатию Христовою. Так сам себя святой Павел исповедует призванным благодатию Божиею (ср.: 1, 15) и о всех говорит, что Бог их призвал званием святым по Своему благоволению и благодати, данней нам о Христе Иисусе прежде лет вечных (ср.: 2 Тим 1,9). Из сего можем заключить, что хоть и нужно различать, как в каком месте лучше сказать: благодатию или во благодать; но в существе то и другое нераздельно. Ибо без благодати Христовой не было бы и призвания; когда лее началось призвание, то куда ему быть, как не в благодать Христову.
  Если остановимся вниманием на выражении, в коем Бог Отец представляется призвавшим нас благодатию Христовою, будет такая мысль: чрез падение мы прогневали Бога и лишились Его благоволения; Господь Иисус Христос смертию Своею примирил нас Богу и возвратил нам Его благоволение; это и есть благодать Христова неточная, ради которой потекли на нас и все другие милости от Бога, из коих первая есть призывание. Так святой Златоуст: «призвание есть дело Отца, а причина призвания есть Сын Он примирил нас и дал дар благодати; ибо не от дел праведных мы получили спасение». Святой Златоуст выражает еще и ту мысль, что святой Павел сказал: благодатию Христовою,— относясь к Богу Отцу, ради того, что у Отца и Сына всё обще. «Или лучше, говорит он (то есть Апостол сказал: благодатию Христовою — потому, что), принадлежащее Сыну — принадлежит и Отцу; и принадлежащее Отцу — принадлежит Сыну. Ибо говорит: Моя Твоя суть, и Твоя Моя (ср.: Ин. 17, 10)». Экумений восходит при сих словах от единодействия Отца и Сына к единодействию всех Лиц Пресвятой Троицы, говоря: «Сын подает оставление (грехов и примирение) кровию Своею; Отец призывает; Дух Святый воздействует. Это есть общее к нам благодеяние Святой и блаженной Троицы».
  Если остановимся на выражении: в благодать Христову, то под благодатию будет разуметься все устроение нашего спасения во Иисусе Христе Господе нашем, то есть: воплощение Единородного Сына Божия, Его учение, чудеса, страдания, смерть, воскресение, вознесение и седение одесную Отца, ниспослание Пресвятаго Духа, откровение спасительных истин чрез Апостолов, установление святых таинств, подающих благодать, и всех учреждений в Церкви, вследствие чего приступающим с верою к Господу и становящимся сынами Церкви подается оправдание, возрождение, освящение, всыновление и обручение наследия вечных и неизреченных благ на небесах. Все сие в совокупности есть благодать Христова, в которую призваны были галаты Богом Отцом и в которую мы призываемся самым рождением от родителей христиан,— что есть великое, ничем не заслуженное благоволение к нам премилосердного Бога и Отца нашего. Сущность призвания во благодать сию можно выразить так: призваны, чтоб, оправдавшись ради покаяния верою в Господа Иисуса Христа и принявши чрез святые таинства благодать Святаго Духа, жить прочее, с помощию сей благодати, свято и непорочно, в надежде наследия славного Царства Христова. Се неисследованное богатство христиан, которым мы обогащены чрез нищету Христову (см.: 2 Кор. 8, 9)! «Призваны вы, — говорит Феофилакт,— дабы оправдаться во Христе». Из чего видно, что он в настоящем месте понимал призвание во благодать Христову. В этом согласен он с Экумением, который перифразирует это место так: «Бог Отец призвал вас в благодать Сына Своего».
  Святой Златоуст с Феодоритом обращают при сих словах внимание и на то, чего ради сказал святой Павел, что галаты прелагаются не от учения, а от Призвавшего их. Это не даром, но чтобы сильнее подействовать на отступников. «Не сказал,— пишет святой Златоуст,— прелагаетеся от благовествования, но: от Звавшаго вы, — то есть Бога. Сим он сказал то, что было сильнее для них и более могло устрашить их. Если бы кто сделал подобный поступок против своих друзей, то оставивший прежних благодетельных друзей своих, без сомнения, был бы достоин осуждения. Подумайте же теперь, какого достоин наказания тот, кто оставил Бога, призвавшего его?»
  Во ино благовествование. Святой Павел проповедывал единое истинное учение о спасении, а те лжеучители, пришедши, стали предлагать другое учение, с ним несогласное. Как его истинное учение было благовествование, благую весть о спасении предлагавшее; так и их учение ложное он назвал тоже благовествованисм, только иным, без отношения и к принявшим это ложное учение, и к предлагавшим его. Но можно подразумевать у Апостола и ту мысль, что галаты приняли его за настоящее Евангелие или что лжеучители говорили о себе, что они проповедуют истинное Евангелие, может быть, даже намеренно не поминая о том, что идут против апостола Павла или не согласны с его учением, по крайней мере в начале проповеди. Так святой Златоуст: «те, которые хотели обмануть и обольстить галатов, не вдруг сие делали, но, мало-помалу изменяя сущность проповеданных им истин, не изменяли их наименований. Так обыкновенно обманывает и обольщает диавол, незаметно для уловляемых расставляя свои сети! Ибо если б они прямо стали говорить: отрекитесь от Христа, то их остереглись бы как обманщиков и развратителей. Но теперь, оставив их в вере и дав своему лжеучению наименование Евангелия, они с большею смелостию подкапывали здание, прикрывая проповедуемое учение именами, как завесою, по обычаю подкапывающих стены. Итак, поелику они называли свое ложное учение Евангелием, или благовествованием, то Апостол весьма кстати вступается и за самое наименование, когда говорит: во ино благовествование, еже несть ино».
  Стих 7. Еже несть ино, точию нецыи суть смущающии вы, и хотящии превратити благовествование Христово.
  Еже несть ино. — Или так: прелагаетесь во ино благовествование, а оно не есть иное благовествование, не есть учение, которое достойно было бы наименоваться благовестием, Евангелием. Так блаженный Иероним: «прелагаетесь во ино благовествование, которое не есть благовествование». Лжеучители хоть и называют его так, и вы хоть и признали его таковым, но в существе оно не таково. Или так: прелагаетесь во ино благовествование, которого иного нет, или: а его иного нет. Нет другого учения, которое можно бы было назвать благовестием. Евангелие одно, то, которое я вам преподал. Так Феофилакт: «нет другого Евангелия, кроме того, которое вы приняли. Евангелие, содержащее Православие, одно, то самое, которое я вам проповедал». Святой Дамаскин и основание тому указывает: «как и святой Петр говорит: несть бо иного имене под небесем, даннаго в человецех, о немже подобает спастися нам (Деян. 4, 12)». Блаженный Феодорит прибавляет: «оставив это благовествование, не найдете другого, потому что Владыка не иное проповедует чрез нас, а иное чрез других Апостолов, но одно и то же проповедуем все мы, возлюбившие истину, а мудрствующие противно нам не предлагают вам ничего Божественного, но предприемлют искажать Божественное».
  Оба эти пояснения, впрочем, в существе суть одно и то же: уклоняетесь во ино благовествование, которое не есть благовествование иное, потому что иного благовествования нет. Оно одно. Святой Златоуст имел нужду разъяснить недоумение: как же у нас четыре Евангелия? но не прямо это выставляет, а вступает в спор с маркионитами, принимавшими только одно Евангелие от Луки, и то не в целом виде, — и говорит: «как больные терпят вред и от здоровой пищи, так и маркиониты здесь потерпели. Ибо они, воспользовавшись сими словами, говорят: вот и Павел сказал, что нет другого Евангелия. Хотя они и смешны, однако нужно обличить их ложь. Что же нам сказать? Хотя бы и очень многие писали Евангелия, но если они будут писать одно и то же, то и многие будут не более, как одно Евангелие, и множество пишущих никак не воспрепятствует ему быть одним. Напротив, хотя бы и один кто писал, но писал бы противное, то написанное им будет уже не одно. Одно или не одно Евангелие, это познается не по числу пишущих, но по тождеству или разности написанного. Отсюда видно, что и четыре Евангелия суть одно Евангелие. Ибо когда и четыре говорят одно и то же, то здесь не одно и другое или разное, потому что говорят разные, но одно по согласию и единству написанного ими. И Павел здесь говорит не о числе проповедующих, но о несогласии и противоречии проповедуемого».
  Точию нецыи суть смущающии вы и прочее. Ожидается, по течению речи, ответ на следующий вопрос если учение этих новопришедших учителей не есть благовестив, если другого благовестия и совсем нет; то что же есть их учение? Отвечает святой Павел: а это есть не что иное, разве смущение умов, смешение понятий и превращение Евангелия. Но в образе выражения сей мысли, вместо того, чтоб выставить явление и действие, выставляет действующие лица; подобно тому, как Сам Спаситель, в объяснении притчи о семени слова, говорил: сии суть сеемии,— вместо семени сеемого или Евангелия проповедуемого (см.: Мк. 4, 15 — 20). Сделал так святой Павел ради того, что ему поскорее хотелось бросить тень на этих новых учителей, назвав их возмутителями или смутителями умов и извратителями истины.
  Смущающии, Ταρασσοντες, — каким словом выражается и смятение в народе по какому-либо случаю, и смущение душевное от привходящих мыслей и возбуждения страстей. Хотя у Апостола не поминается о смятении верующих и волнениях между ними; но, конечно, не без того было. Не все же вдруг так и согласились. Святой Павел не обратил на это особенного внимания, может быть, потому, что смятение было незначительно, вернее же, потому, что исключительно занялся смятением их внутренним, возмущением их веры и внутреннего спокойствия, от коих и все внешние нестроения. Выставляя это внутреннее смятение на вид, он этим самым дает галатам указание, как сами они могут понять худость нового учения, принятого ими. Помянув о смущении от лжеучения, приводит им на память то блаженное состояние, в котором они находились, когда приняли истинное Евангелие (см. 4, 15). Сличите, как бы говорит он им, ту отраду с этим смущением, и сами уразумеете, где истина и где ложь. Этим же словом святой Павел объясняет и то, как те успели совратить их с пути. Натолковали им незнать что, смешали понятия, возбудили опасения, — они и стали видеть одно вместо другого. Омрачилось око ума и стало видеть истину там, где ничего не было, кроме лжи и обмана.
  Святые толковники преимущественно на это душевное состояние и обращают внимание при сем слове. Так Феофилакт: «те, желая превратить благовествование Христово, очеса душ ваших возмущают (порошат) и делают го, что вы видите одно вместо другого». «Ибо,— говорит святой Златоуст,— как смущенный чем-либо глаз видит одно вместо другого, так и ум, возмущаемый приливом превратных мыслей, подобной же болезни подвергается. И страждущие сумасшествием представляют одно вместо другого; но та болезнь (лжеучение) опаснее этой, поелику вредит человеку в познании не чувственных предметов, но духовных и производит превращение не в зрачке глаза, а в очах ума».
  Хотящии превратити благовествование Христово. Смущение умов было в руках лжеучителей средством, цель же у них есть превращение благовествования Христова. И смущение они произвели и производят только среди галатов пока, — цель же их и повсюду превратить истинное Евангелие. Это их главное намерение, и это побуждает их предпринимать такие путешествия и всюду сеять свое превратное учение. Этим словом они представляются злонамеренными разорителями существеннейшего блага на земле — спасения в Господе Намерение неисполнимое; но от этого их вина не делается меньше тяжкою. Блаженный Августин говорит, что лжеучители эти хотят превратить Евангелие Христово, но оно пребывает неизменно твердым. Пусть галаты согласились переменить духовное (служение) на плотское, но чрез это только в их умах превратилось Евангелие, а само по себе оно непревратимо.
  В чем состояло это превращение Евангелия, блаженный Иероним выражает общим положением, как и Августин в приведенных выше его мыслях: «всякий, кто толкует Евангелие в ином смысле и духе, нежели как предано Апостолами, смущает верующих и превращает Евангелие Христово, оттесняя назад то, что должно быть напереди, и ставя наперед то, что должно оставаться назади. Кто соглашается на толкования иудействующих, тот назад оттесняет то, что по значению своему должно быть напереди» Святой Златоуст определеннее выражает это превращение: «хотя бы они прибавили одну только или две заповеди, например об обрезании и наблюдении дней; но, поелику и малое, вопреки закону допущенное, портит все, посему и сказал: превратити благовествование. В царских монетах, хотя бы кто испортил печать монеты, сим сделал бы негодною и всю монету: равно, кто хотя малейший догмат правой веры превратил, тот и все уже подвергает тому же извращению, постепенно переходя от первого повреждения к другому, худшему».
  Не лишним считаем привесть и урок святого Златоуста, который он дает по поводу этого превращения Евангелия. Он найдет себе приложение и у нас. «Доколе,— говорит,— ты будешь здрав в уме и очами ума своего будешь искать только правого и не извращенного, вымышляя то, чего нет, ты не признаешь и не примешь другого Евангелия. Но слушай, что говорит Павел, — что и те превращают благовествование, которые привносят в оное хотя и маловажное нечто, но противное Евангелию. Не слышал ли ты, что было в Ветхом Завете? Некто, собиравший дрова в субботу и тем преступивший одну заповедь, и притом небольшую, подвергся жесточайшему наказанию (см.: Чис. 15, 32 — 36). Оза хотел поддержать угрожаемый, по его мнению, падением ковчег Завета и тут же умер за то, что хотел оказать помощь Тому, Кто не имеет нужды в его помощи (см.: 2 Цар. 6, 6 — 7). Итак, если нарушение субботы и прикосновение к падающему ковчегу так прогневали Бога, что дерзнувшие на то и другое не получили ни малейшего помилования, то извращающий страшные и неизреченные догматы веры чем оправдается и какое получит помилование? Нет ему помилования, нет никакого! Сие-то самое и есть причиною всяких зол, что не беспокоимся о малых проступках; оттого и впали в тяжкие грехи, что малые остаются без надлежащего исправления. Что бывает с телами, то есть когда страждущие телом оставляют без врачевания раны телесные, то сим производят и горячки, и гниение, и самую смерть тела; то же надобно сказать и о душах: те, которые пренебрегают малые свои погрешности, впадают в большие. Такой-то погрешает против поста, и тут, говорят, ничего нет важного. Другой тверд в православной вере, но, притворно уступая времени, иногда говорит вольно и дерзко о вере, но и это, говорят, не слишком важное дело. Иной, будучи раздражен чем-нибудь, грозит отступить от правой веры; и это, говорят, не заслуживает наказания: ибо он согрешил во гневе и в запальчивости. Можно встречать ежедневно еще и другие бесчисленные такого рода грехи, насильственно вторгающиеся в Церковь. Оттого мы сделались достойными посмеяния, безжалостно рассекая Церковь на бесчисленные части. Если бы все, когда-либо покушавшиеся отступить от Божественных законов и хотя малое сделать в них изменение, с самого начала были удерживаемы запрещением, то не появилась бы еще нынешняя зараза и такая буря не объяла бы Церкви. Некоторые из нас соблюдают даже многие из языческих обычаев, каковы суть: волхования, гадания, предвещания, наблюдение дней и суеверные замечания при рождении и всякого нечестия исполненные письмена, которые, к большему злу, кладут на головы только что рождающихся детей, научая их с первых дней жизни презирать труды для стяжания добродетели и подчиняя ложной власти судьбы. Но если и обрезающимся Христос ничтоже пользует (ср.: 5, 2), то может ли вера сколько-нибудь послужить во спасение тем, которые вводят такое нечестие? Обрезание и Богом было установлено, но поелику, будучи соблюдаемо не вовремя, вредило Евангелию, то Павел употребил все, чтобы прекратить оное. Но если Павел столько заботился о прекращении иудейских обычаев потому только, что прошло время соблюдать их, то как мы не будем заботиться об истреблении языческих обычаев? И какое мы будем иметь оправдание? От сего-то всё у нас ныне в смятении и смешении, и наставляемые, исполнившись помыслов многих и гордых, превратили порядок, и высшие стали уже низшими. Теперь, если и легкое кто сделает им обличение, они оплевывают и презирают таковых начальников своих. И это от того, что мы худо учили их в детстве».

бб) Предмет, который Апостол будет доказывать 6 Послании (1, 8—10)

  Глава 1, стихи 8 — 9. Но и аще мы, или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет. Якоже предрекохом, и ныне паки глаголю, аще кто вам благовестит паче, еже приясте, анафема да будет.
  В этих стихах выражает святой Павел главный предмет Послания — неизменность Евангелия в том смысле и духе, как он преподал его галатам. Хоть в первой части он доказывает свое Апостольское достоинство, то есть что он от Самого Господа научен Евангелию и получил власть проповедать его языкам; но цель и этого очевидно та, чтобы внушить, что как учение Евангельское, им проповедуемое, от Господа есть, Божественно, то его изменять нельзя по человеческим соображениям. Когда Бог говорит, тварь разумная должна благоговейно слушать и покорно принимать. Своеличные постижения и соображения должны быть обращены лишь на то, чтобы полнее и глубже усвоить заповедуемое.
  Положение Апостола таково: никто и ничего не может изменить в преданном Евангелии. Кто покусится на это, из земных или небесных, тому анафема. Это похоже на то, что в Апокалипсисе говорится: аще кто приложит к сим, наложит Бог на него язв… И аще кто отымет… отымет Бог часть его от книги животныя (ср : Апок. 22, 18-19).
  Что никто не может изменять Евангелия, это выражает святой Павел в словах: аще мы, или Ангел с небесе. Апостол берет самые высшие лица — Апостолов и Ангелов: ибо на земле в деле веры никого нет выше Апостолов, небо же наполняют Ангелы. Но если и они, покусившись изменить Евангелие, не могут избежать кары небесной, то кто может делать это безнаказанно?
  Под: мы — ближайше разумеется сам апостол Павел с спутниками своими; но, судя по силе речи, можно полагать, что святой Павел этим словом обнял и себя, и всех Апостолов. Так святой Златоуст: «произнесши проклятие на благовестников и Ангелов, сим обнял он всякое достоинство; а произнесши оное и на себя самого, сим указал на всякое сродство и содружество. Не говори мне, говорит: сему учат такие же Апостолы и друзья твои; я и себя самого не пощажу, ежели не то буду проповедывать. Впрочем, он говорит сие не для осуждения других Апостолов, как бы извращавших проповедь Евангельскую; нет! Ибо говорит: аще убо аз, аще ли они, тако проповедуем (1 Кор. 15, 11); но сим он хотел только показать, что достоинство лиц не принимается в уважение, когда речь идет об истине».
  Словами: паче, еже — означает Апостол не противное только, но и разное несогласное с духом Евангелия, вообще не то, что им предано от лица Божия. «Не сказал: ежели противное будут благовествовать или всё превратят; но, если и маловажное что будут благовествовать несогласно с тем, что мы благовествовали, или хотя несколько изменят что-либо в проповеди, анафема да будет» (святой Златоуст).
  В какой силе говорит так святой Павел об Апостолах и Ангелах? Говорит так предположительно. Мы веруем, что Апостолы благодатию Духа Святаго были ограждены от уклонения от истины и что Ангелы столько утверждены в истине и добре, что для них ложь и грех стали нравственною невозможностию. Не по природе своей они такими признаются, а по благодати Божией. По естеству один Бог неизменен; но сие свойство сообщается и тем, кои глубже входят в общение с Ним. Мысль Апостола та, что, если б даже невозможное стало возможным, Евангелие все должно пребывать и пребудет неизменно. Блаженный Феодорит говорит относительно Ангелов: «об Ангелах упомянул (Апостол), нимало не предполагая, чтобы кто-либо из святых Ангелов стал учить тому, что противно Божественной проповеди (ибо знал, что сие невозможно), но отвергая сим всякое человеческое нововведение».
  Блаженный Иероним предпочитает ту же мысль, но приводит и другую. «Можно, — говорит,— принять, что это сказано предположительно (иные читают: иперболично), не потому, чтобы Апостолы и Ангелы могли иначе проповедывать, нежели как однажды преподано; но, если б и могло быть, чтобы Апостолы и Ангелы изменились, все от того, что однажды принято, отступать не должно. Сам Апостол твердость своей веры в другом месте выставляет несокрушимою, говоря: известихся, яко ни смерть, ни живот, ни Ангелы, ни Начала, ниже Силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем (ср.: Рим. 8, 38 — 39). И еще: истину глаголю о Христе, не лгу, послушествующей ми совести моей Духом Святым (Рим. 9, 1). Это не суть слова такого человека, который мог бы когда-либо отступить от веры и любви Христовой. Те же, которые не хотят принять, что это сказано предположительно, но думают, что сказано в прямом смысле, то есть что и Апостолы, и Ангелы могут измениться на худшее, противопоставляют сему то, что и сам Павел сознавал, что может пасть, если вознерадит, говоря: умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како, иным проповедуя, сам неключим буду (1 Кор. 9, 27); и Ангелы изменчивы, так как некоторые из них не сохранили своего начальства (см.: Иуд. 1, 6). Един Бог по естеству неизменен, как пишется: Ты же тойжде ecи (Пс. 101, 28), и как Он Сам о Себе говорит: Аз Господь Бог ваш и не изменяюся (ср.: Мал. 3, 6)».
  Не удовольствовался святой Павел однажды изречь это грозное определение, но повторяет его и в другой раз, говоря: якоже предрекохом, и ныне паки глаголю. Требовали этого важность предмета и желание глубже напечатлеть в сердцах галатян это основное начало веры. Ибо на нем стоит вера и Церковь. «Чтобы ты не подумал, — пишет святой Златоуст, — что предыдущие слова его или во гневе, или преувеличенно сказаны или невольно как-нибудь вырвались; то он еще повторяет то же самое. Кто, возбужденный гневом, что-нибудь скажет, тот скоро от того отказывается; а кто говорит в другой раз то же, сим показывает, что он подумавши то сказал и, прежде порассудив в уме своем, потом произнес сказанное». Блаженный Августин дополняет: «это повторение сильно возбудить спасительное намерение твердо держать веру, которая заповедуется с такою настойчивостию».
  Определять с точностию, что разумел святой Павел под словом — предрекохом,— предыдущий ли стих или подобные слова, сказанные им в бытность у галатов, не важно. Святой Златоуст, как видно, разумел предыдущий стих; блаженный Августин и Иероним разумеют то и другое. Последняя мысль много ослабляется тем, что тогда святой Павел выразился бы как-нибудь подобно тому, как в Послании к Солунянам: не помните ли, яко еще живый у вас сия глаголах вам (ср.: 2 Сол. 2, 5).
  Другие отличия в речениях не делают никакого изменения в силе Апостольского определения. Там, в 8-м стихе, говорится: мы, или Ангел с небесе,— а здесь: аще кто. Выражаясь вообще (см.: блаженный Иероним), Апостол хочет сказать: кто бы ни был искажающий истину, суд над ним тот же. Там: благовестит, — Ευαγγελιζηται,- стал бы благовестить, а здесь: Ευαγγελιζεται,— благовествует. Этим указывается на продолжающееся усилие лжеучителей совращать. Там: паче, еже благовестихом, — а здесь: паче, еже приясте. Это одно и то же; ибо от Апостола они не что другое приняли, как то, что он им благовествовал. Однако ж тут слышится и укор. Приняли; а теперь что? И не укор только, но и указание пути для возвращения к истине. Слушающий благовестие может убеждаться и не убеждаться, принять его или не принять. Но принимающий его принимает, конечно, потому, что убеждается в истине его. Апостол намекает: вы умом и сердцем приняли мое благовестие и успокоились в нем; восстановите сии убеждения; и вы сами в себе обретете силу к отпору извращающих истину. Или так: сами же и воодушевитесь, чтоб отогнать их, извергнуть из вашего сообщества. Словами: благовестихом — и: приясте — обнимается все, и догматы, и правила жизни, и все устройство христианской Церкви. Суд Апостола падает на извратителей учения, не писанного только, но преимущественно устно преданного.
  Анафемою поражает Апостол совратителей; но очевидно, что и совращенные, коль скоро не покоряются увещанию и не образумливаются, подлежат той же анафеме; ибо, держась лжеучения, они становятся едино с лжеучителями. Постановленное Апостолом анафематствование: да будет анафема — служило и служит для Церкви правилом и руководством — как поступать с благовествующими паче, или, лучше, с зловещающими, и с теми, кои сами охотно последуют им Смысл анафемы тот, что подвергшийся ей извергается из Церкви и, становясь вне ее, не только лишается благодати ее, но и подвергается всем безблагодатиям, кои вне ее. Он — Божий отверженник, подгневный Ему. Этого довольно, чтобы внушить ужас к анафеме и вместе заставить всевозможно опасаться, как бы не подвергнуться ей. Этот ужас больше всех других следовало бы носить ученым, которые, углубляясь в область наук, нередко забывают, что на них лежит долг пред Богом и Господом Иисусом Христом не вещать паче, еже благовествовано Апостолами, и что скорее следует им заподозрить верность своих выводов, чем покуситься на утверждение чего-либо, что отзывается вещанием паче благовестия Апостольского, небесного, Божественного Апостол положил только начало анафематствования. После Церковию отмечены уже все воззрения, достойные этой кары. В настоящее время нечего ждать особою Акта церковного для поражения сим судом зловещателей. Они сами подставляют свою голову под этот меч, как только изобретают противные истине мнения и упорно начинают стоять в них
  Стих 10. Ныне бo человеки, препираю или Бога? или ищу человеком угождати? Аще бо бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был.
  Святой Павел сими словами отрицает в себе человекоугодливость, для того чтоб отвратить мысль о своей изменчивости. Ибо говорили, что он применяется к людям и в одном случае так говорит и действует, а в другом иначе,— меняется в своих убеждениях. Из этого выходило, что хотя Евангелие и неизменно, но убеждения само го Апостола изменчивы. На это отвечает святой Павел сими словами в их связи с предыдущими Изменчивым можно быть из человекоугодия, чтоб от людей что-нибудь получить себе, но кто такой страшный произносит приговор и себе, как другим,— того нельзя подозревать в человекоугодии, а следовательно, и в изменчивости из-за нею Он как бы говорит после таких речей, определяющих анафему тому, к го изменяет Евангелие или что-нибудь в Евангелии, судите сами, могу ли я сам-то быть изменчивым ради угождения людям? К людям ли применяюсь, людям ли угождать стараюсь в моей проповеди? Если бы это было во мне, если бы у меня был человекоугодливый нрав, я бы и рабом Христовым не сделался. Так перестаньте верить наговорам, будто я учу ныне так, завтра иначе Евангелие и во мне так же неизменно, как оно неизменно само в себе. — То же выразил он и в Послании к Солунянам, говоря: якоже искусихомся от Бога верни быти прияти благовествование, тако глаголем, не аки человеком угождающе, но Богу искушающему сердца наша (1 Сол. 2, 4). Я таков же в мыслях и чувствах пред Богом, каков в речах и делах пред людьми. Как получил я Евангелие от Бога, так передаю его. Бог видит, что так есть. Ведуще страх, человеки увещаваем, Богови же явлени есмы (ср.: 2 Кор. 5, 11).
  Такова мысль сего текста; но определение смысла некоторых его речений представляет затруднения, особенно первых слов: ныне бо человеки препираю или Бога? Затруднение зависит от того, что не видно, какой смысл дать слову: препираю. По-гречески стоит: πειθω, — что значит: убеждаю, посредством убеждений привлекаю на свою сторону; чтобы успешнее привлечь на свою сторону употребляют хитрословие и разные увертки, отсюда: обольщаю; кто хочет убедить другого, тот свои доводы выставляет, а другого опровергает — препирает; спорит, себя защищает, а другого обличает, как бывает в защитительных речах: кто устоит на своем и убедит всех, тот общее одобрение и благоволение заслуживает. Какое из этих значений взять? Подражая святому Златоусту, какое хочешь бери, только всё своди на то, чтоб видна была искренность проповеди святого Павла, — что он проповедует как пред Богом. Святой Златоуст точно берет все значения и из всех выводит это одно. Берет он это слово в смысле: обольщаю, обманываю — и говорит: «если бы, говорит Апостол, и мог я обмануть вас своими словами, но не мог бы обмануть Бога, знающего тайные помышления и Коему всегда благоугождать — есть единственное мое желание. Видишь ли дух Апостольский и высоту Евангельскую?» — Берет он это слово и в смысле: защищать себя — и говорит: «учитель принужден защищаться пред учениками; и хотя благодушно переносит сию обиду, но вместе и негодует, впрочем не по гордости, да не будет, но за легкомыслие обольщаемых и недоверчивость их к своему учителю. И потому, сказав сие, он как бы сказал: не с вами у меня дело, не люди будут судить меня; с Богом у меня дело, и я все делаю, чтобы там, пред Его судом, оправдаться. И мы еще не дошли до такого несчастия, чтобы, готовясь к ответу пред Владыкою всяческих в проповеди нашей, стали повреждать догматы. Итак, для защищения своего и вместе для обличения их, сказал он вышеприведенные слова. Ибо наставляемых дело не судить своих учителей, а верить и повиноваться им. Но когда уже порядок вами извращен и вы воссели на месте судей, то знайте, говорит, что я очень мало забочусь об оправдании себя пред вами; но как мы всё делаем для Бога, то пред Ним будем и оправдываться в проповедуемых догматах. То же самое говорил он, когда писал к коринфянам: мне же не велико есть, да от вас истяжуся, или от человеческаго дне (1 Кор 4, 3)». Берет он это слово и в значении «снискать благоволение и благосклонность» и говорит: «кто хочет снискать благоволение людей, тот употребляет многие коварства и хитрость, пользуется обманом и ложью, чтоб склонить и привлечь к себе слушающих; напротив, кто хочет снискать благоволение у Бога и старается Ему одному угодить, тому нужен только здравый и очищенный ум; потому что Бога обмануть нельзя» Таким образом святой Златоуст не стесняет себя значением слова, но все направляет к тому, чтобы выяснить, что Апостол искренно проповедал единую Евангельскую истину, имея свидетелем своей совести Бога. Златоусту подражают Экумений и Феофилакт Последний пишет: «так как на него наговаривали, будто он одним одно, другим другое проповедует, меняясь в словах и учении, применительно к людям, то он говорит здесь против этого: к людям ли я приноравливаюсь и им угодить стараюсь или Богу? Если б я хотел угождать людям, то, конечно, делал бы так, как говорите».
  Судя по сему, ныне, по святому Златоусту, означает то теперь, когда пишу Послание,— то все время проповеднических трудов, то есть ныне, когда я бросил иудейство и стал проповедывать Евангелие, — то частицу следственную: судите теперь после сказанного. Блаженный Иероним ныне разумеет: по обращении и оставлении иудейства.
  Или ищу человеком угождати? Говорили, что святой Павел для того язычникам давал свободу от закона Моисеева, чтоб подделаться к ним и удобнее привлекать их: ибо язычники не благоволили к религиозным порядкам иудейским. Выходило из этого, что он кривит душою и истины чистой не проповедует. Против этого и говорит теперь святой Павел, что это неправда, что он не таков в своих убеждениях, чтоб изменять истине из человекоугодия. Это выходило уже из произнесенного им приговора на изменяющих Евангелие. Святой Златоуст говорит: «не из любоначалия пишем сие, и не для того, чтобы иметь учеников, и не славы и похвалы желая себе: ибо не человекам стараемся угодить, но Богу». Экумений продолжает: «не хочу я угождать людям; следовательно, и ни вам Не затем я так сказал, чтоб вам польстить и понравиться».
  Аще бо бых еще человеком угождал, Христов раб не бых убо был. Другое доказательство того, что святой Павел не кривил истиною из угождения людям. Строгий суд на благовествующих паче, под который он и себя подводил, уже доказывал это. Теперь в доказательство того же он указывает на свое обращение от иудейства к христианству. Он говорит как бы: если б я не любил истины и менялся в мыслях, смотря по лицам, к которым обращаю речь конечно для того, чтобы пользоваться их благосклонностию, то не для чего было мне оставлять иудейство. Там я пользовался большим почетом и еще большие имел виды в будущем. Если все это я бросил, то, без сомнения, по тому убеждению, что оставаться в иудействе более не следует, что оно отжило свое время, Богом ему определенное. Открылась истина о Христе, к которой я прилепился всем сердцем и которую единую всем проповедую, и язычникам, и иудеям, принесши ей в жертву все свои земные преимущества. «Если бы я хотел угождать людям,— говорит устами Павла святой Златоуст, — то и теперь был бы на стороне иудеев, и доселе преследовал бы Церковь. Поелику же я презрел и народ свой, и своих друзей, и родственников, и высокую славу и терплю от них гонение, вражды, брани и каждодневную смерть: то сие явно показывает, что все, что ни говорю теперь, говорю не для приобретения славы человеческой. Это он сказал потому, что хочет рассказать свою прежнюю жизнь и внезапную перемену и самым делом доказать, что он стоит за истину». Амвросиаст отсюда делает такое наведение: «святой Павел, который учил со всем благоговением угождать Богу, не боялся идти наперекор людям, когда сего требовала слава Божия. Прежде пришествия Господа закон был проповедуем по воле Божией; но, когда пришел Господь, обетованный в законе, надлежало престать закону, как предсказали о том и Пророки. Почему Господь говорит: закон и Пророки до Иоанна (ср.: Лк. 16, 16). Уже неуместно было, чтобы в присутствии Господа закон хранил свою силу. Следовательно, кто после сего думает хранить закон, тот не воле Господа повинуется, а противится Ему».
  Может кто возразить: как же в других местах пишет Апостол: всем угождаю (1 Кор. 10, 33), всем бых вся (1 Кор. 9, 22) — и всякому христианину советует угождать ближнему (ср.: Рим. 15, 2)? Но так говорит святой Павел, чтоб показать, что он все способы, какие где оказывались пригожими, употреблял, чтоб только расположить людей к принятию единой истины, которую всюду проповедывал. Не истину менял, применяясь к людям, а способы свои и приемы, чтобы люди удобнее приняли единую для всех истину. Его угождение людям касаться могло всего другого, кроме истины. С нею он небоязненно шел наперекор всему миру. Почему и в приведенных местах он говорит так: всем бых вся,— но: да всяко некия спасу; во всем всем угождаю, — но: не иский своея пользы, но многих, да спасутся. И другим угождать советует он только во благое к созиданию. Блаженный Августин пишет: «кто старается людям внушить истину, тот не о том заботится, как бы самому встретить благоприятный прием у людей, а о том, чтоб им благоугодною стала самая истина, которую он внушает им. Кто угоден людям ради истины, не он уже им угоден, а сама истина». Иероним прибавляет: «вот Апостол и сам показывает, почему он всем во всем угождает: не иский, говорит, своея пользы, но многих, да спасутся. Кто по любви, не ищущей своего, но еже ближняго (1 Кор. 10, 24), всем угождает, да спасутся, тот паче угождает Богу, для Которого дорого спасение людей, чем людям». В совете же Апостола ближним угождать блаженный Иероним видит такой смысл: «если возможно и Богу угождать, и людям, го надо угождать и людям. Если же невозможно иначе угодить людям, как Богу не угодивши; то мы должны Богу более угождать, чем людям».
  В словах: аще бо бых еще человеком угождал — под словом: человеком — не иудеи только разумеются, но и вообще все люди. Мысль такая: если б у меня был человекоугодливый нрав. Этим он отрицает в себе человекоугодничество и до обращения. Тогда ревновал он по закону, но не из человекоугодия, а по тому убеждению, что ревнует по истине Божией; коль же скоро удостоверился в противном, тотчас отвлек свою ревность от прежнего предмета и обратил ее на другой. И это опять не из угождения каким-либо людям, но потому, что совершенно удостоверился в истине Евангельской. Словами: Христов раб не бых убо был — святой Павел выражает, что и христианином бы не сделался, если бы не любил истины, а только человекоугодничал. Иные — так: не был бы рабом Христовым, то есть Апостолом. Но первая мысль приличнее. Святой Павел усиливает речь: не только Апостолом не был бы, но и христианином, не обратился бы ко Христу, не принял бы Его святого Евангелия и не покорился бы ему.    
   

ЗАЩИТИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ (1, 11-2, 21)


  Лжеучители, чтоб иметь лучший успех между галатами, унижали святого Павла в их глазах, говоря, что он Самого Господа не видал, а научился Евангелию от других Апостолов, а потом отступил от них и, составив свое учение о ненужности закона Моисеева, стал учить несогласно с ними; для того же, чтобы прикрыть свое разно-учение, он, бывая с другими Апостолами вместе, говорит и действует, как и они, то есть снисходит к делам закона Против таких неправых внушений обращает вначале свою речь святой Павел; ибо иначе возродившиеся в душах галатов предубеждения против него мешали бы им принять и те доказательства истины Евангельского учения, какие он намерен был предложить им на основании Божественного Писания и разумно понимаемых условий спасения человека падшего. Он говорит: 1)что Евангелие, которое я проповедую, принято мною не от человеков и не сам я придумал его, а научен ему Самим Господом (см : 1, 11 — 16); 2) что от других Апостолов, или вообще верующих, научиться сему Евангелию я не мог, как видите из обстоятельств моей жизни (см.: 1, 17 — 24); 3) что учу нисколько не разно с прочими Апостолами, напротив, они десницы дали мне и Варнаве на такое именно учение (см.: 2, 1 — 10); 4) что я нисколько не применяюсь к другим, напротив, прямо пошел против самого Петра, когда увидел, что он действует совсем несогласно с Евангелием (см.: 2, 11—21). Этими очевидностями святой Павел рассеял неправые о себе внушения и восстановлял свое достоинство неложного учителя. Цель же у него не та, чтобы себя защитить, а чтобы восстановить в сердцах галатян убеждение, что Евангелие, им проповеданное, есть свыше, потому непреложно истинно и изменяемо быть не может. Святой Златоуст, как уже было замечено, так и полагает, что святой Павел затем рассказывает обстоятельства своей жизни, чтобы доказать, что он проповедует истину. «Он мог бы,— продолжает далее святой Отец, — и от другого источника заимствовать доказательства в подтверждение истины своего проповедания, как-то: от знамений… чудес… но устрояет слово свое иным образом».        

1) О НЕПОСРЕДСТВЕННОМ ОТКРОВЕНИИ ЕВАНГЕЛИЯ святому Павлу Самим Господом (1, 11-16)

  Сию истину внушает святой Павел: а) своим Апостольским авторитетом (сказую… [1, 11 — 12]) и подтверждает: б) внезапною своею переменой из гонителя в защитника (см.: 1, 13 — 16). Так смотрит на сие святой Златоуст: «смотри, как он и от высших, и от низших доказывает, что он был ученик Иисуса Христа, Который Сам, без посредства человеческого, благоволил открыть ему разумение всего. Как же бы ты доказал неверующим, что Сам Бог открыл тебе оные неизреченные тайны без посредства человеческого? Это доказывает, говорит, прежний мой образ жизни и мыслей и внезапная перемена. Ибо, если б не Бог открыл мне оные тайны, я не мог бы так внезапно и скоро перемениться. У людей учащихся, когда они твердо и пламенно держатся своих противных мнений, много потребно времени и старания, чтобы переувериться в оных. Посему, кто так внезапно переменился и, быв на самой высоте безумия, пришел в такое искреннее сознание; явно, что он Божиим откровением и наставлением так внезапно возвратился к здравомыслию. Это и заставило его упомянуть о прежней жизни и обращении, а их призвать в свидетели бывшего с ним».         а) Доказывает это своим авторитетом (1, 11—12)

  Глава 1, стихи 11 — 12. Сказую же вам, братие, благовествование благовещенное от мене, яко несть по человеку. Ни бо аз от человека приях е, ниже научихся, но явлением Иисус Христовым.
  Сими словами Апостол «открывает начало самого Послания и говорит, что от Сына Божия научился Евангелию чрез откровение, когда по воскресении Он был уже на небесах, и что то, чему научился, соответствует величию Того, от Кого научился» (Амвросиаст).
  Сказую — торжественное удостоверение в истине своего слова. Тут дается разуметь, что то, что имеет быть изречено, не подлежит сомнению, что он ручается за это всем своим авторитетом. Святому Павлу обычно так говорить, и он употребляет этот оборот речи особенно в важных случаях, как, например, в Послании к Коринфянам (см.: 1 Кор. 15, 1 и далее), где кратко высказывает существенные пункты Евангелия. Для нас достаточно слышать подобное слово из уст Апостолов, чтобы верить, что учение их точно все свыше есть. Ибо они были носители полной истины и ей предали себя в жертву всецело. Блаженный Иероним точно такое и делает при сем наведение: «спрашивается, Евангелие, принятое Церквами всего мира, Божие ли есть или человеческое? Отвечаем, что когда те, кои говорят о себе: или искушения ищете глаголющаго во мне Христа (2 Кор. 13, 3) и: живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20), когда такие говорят, то не они говорят, но говорит в них Сам Господь. Итак, когда говорит Павел и Петр, то предают Божие Евангелие, а не человеческое».
  Братие. Хоть он не похвалил их и знал, что они открыли ухо свое речам лжебратии; однако все еще считает их состоящими в общении с собою и пишет, как к братиям о Христе, конечно в надежде исправления и в побуждение к тому. Заблуждение еще не делает заблуждшего отсеченным от общества содержащих истину, а упорство в нем.
  Благовествование благовещенное от мене — не то, как я всюду его благовествую, а как благовествовал его у вас, в том виде, смысле и значении, как я вам его передал и как вы приняли; подобно, как и выше говорил (стихи 8 — 9): благовестихом, — приясте. Взор Апостола ограничен одними галатами, и их располагает сосредоточить все внимание на том, чему они научены были. Для нас же это все одно, как бы Апостол сказал: Евангелие, которое благовествую; ибо он всюду одинаково благовестил.
  Яко несть по человеку. Если отвлеченно на него смотреть, имея во внимании одно только содержание, и то нельзя не заключить, что оно не есть дело человеческой мудрости. Это выражение похоже на то, как мы говорим: по-человечески, по-Ангельски, по-Божески. Всякий класс существ имеет свой круг свойственных ему принадлежностей, сил и действий, средств и целей, действительностей и возможностей. Судя по ним, можно наперед определить, подходит ли что к известному классу или нет. Это и говорит теперь святой Павел, — что Евангелие, им благовещенное, не из круга человеческих дел, не под силу человеку, и ожидать нельзя, чтобы человек умом своим мог придумать его. «Оно составлено не по человеческим умозаключениям» (блаженный Феодорит). «Несть по человеку, ибо по Богу есть, то есть по Божию откровению» (Экумений).
  Ни бо аз от человека приях е, ниже научихся. После: несть по человеку — ожидалось бы: но по Богу есть или по откровению Иисус-Христову. Но святой Павел имел особое побуждение выставить пред галатами, что Евангелие его не только не есть человеческое, но и, будучи Божеским, дошло до него не чрез человека, а получено им лично от Самого Господа. Без этого удостоверения галатов могли еще сбивать, что святой Павел принял Евангелие от других, перетолковал его по-своему и учит несогласно с тем, как Сам Господь научил первых Апостолов (см.: святой Дамаскин, Экумений). В опровержение этого им надлежало бы свериться с тем, как учили очевидцы Слова. Но когда святой Павел удостоверил, что он Евангелие получил не от человека, а прямо от Господа: то мысли галатян должны были принять другой оборот. Очевидным становилось, что если так учить Господь повелел, то святой Павел иначе и не мог благовествовать. Что бы теперь про первых Апостолов ни говорили, для галатян было явно, что слово Павлово есть Божие слово, что сверяться с так далеко живущими от них нет нужды, ибо Господь всюду есть Один и Тот же, что слышат истину и они как бы прямо от Самого Господа.
  В словах: приях — и: научихся — иные видят одну и ту же мысль, другие видят указание на разные степени постижения и усвоения Евангелия: в: приях — первоначальное обучение, принятие истины в общих очертаниях; в: научихся — углубление в круг открываемых истин, полное их изучение. Так блаженный Иероним: «между: принять — и: научиться — такое различие, что принимает Евангелие тот, кому оно внушается в первый раз, кто приводится только к вере в него; научается же тот, кто познает и все тайны его». Иные видят в: научихся — своеличное изучение Евангелия открываемого — и простирают его до того, что в: научихся — видят противоположение приях. У нас два человеческих источника познания: иное от других принимаем, до другого сами доходим своим соображением. Святой Павел отрицает и тот, и другой источник для своего Евангелия. Он говорит как бы: я от человека не принял его готовое и сам не измыслил его; в каком случае: ниже научихся — будет то же, что: не сам изобрел его. Последняя мысль очень важна в том отношении, что отвергает гадание тех, кои полагают, будто учение святого Павла есть его личное воззрение на Евангелие. Тут он удостоверяет, что Евангелие его в полном своем составе свыше есть, ничего сюда не привнесено от своеличных соображений, хотя, конечно, нельзя отвергать их в дальнейших приложениях открытых истин, хотя и эти происходили в уме его облагодатствованном не без указания и блюстительства Духа Божия.
  Иным кажется, что в фразе: ни бо аз — слышится: ибо и я не от человека принял; то есть: и я подобно другим Апостолам. Но течение речи этого не оправдывает; хотя мысль не далека от намерения, с каким говорит те слова святой Павел.
  Но явлением Иисус Христовым, — то есть Евангелие я получил прямо от Самого Господа. Наш славянский перевод останавливает внимание на явлении Господа святому Павлу на пути его в Дамаск и дает разуметь, что в этот момент он постиг силу Евангелия, хотя при сем слышал только: «Я Иисус: трудно тебе против рожна прати» — и: «иди в Дамаск, там тебе сказано будет, что ты должен сделать» (см.: Деян. 9, 5 — 6). Так блаженный Иероним: «здесь он указывает на то явление (откровение), когда, идя в Дамаск, сподобился услышать на пути глас Христа и когда он, ослепши, увидел истинный Свет мира». И Феодорит: «весьма премудро (святой Павел) употребил слово: явлением; потому что Владыка Христос вознесся тогда на небо и не всеми уже одинаково был видим; а ему явился на пути и сподобил его служения проповеди». Но между тем нельзя не видеть, что здесь положено только семя Евангелия, которому предстояло развиться в целое древо новозаветных истин. Хотя для иудея, тем паче ученого, очень уже много сказано одним тем, что Иисус Христос есть именно то, что о Нем проповедуют, — обетованный Израилю Избавитель мира. При этом само собою должны были вообразиться все те черты, в каких представлено в Ветхом Завете лице Мессии и Его Царство. Но очевидно, что одного этого было недостаточно для полного познания Евангелия. В Новозаветном учении много истин, коих нельзя узнать из одного Ветхозаветного Писания. Надлежало быть наученным от кого-либо Святой Павел говорит, что он этому научен от Самого Господа. Если явление пред Дамаском не всему могло его научить,— а у людей святой Павел ничему не научился, то надобно признать, что явления Господа Павлу продолжались и после и при этом открываемы были ему все тайны Евангелия Почему здесь под явлением надо разуметь откровение вообще. Апостол не указывает, когда и как бывали ему сии откровения; но, что они были, на это он не раз ссылается в своих Посланиях. Так, например, о втором пришествии Христовом и о том, что будет тогда с живущими и умершими, он говорит к солунянам словом Господним (1 Сол. 4, 15), конечно, в том смысле, что он слово сие слышал от Самого Господа; о тайной вечере он говорил тоже так, как приял сам от Господа (ср.: 1 Кор. 11, 23); судя по сему, и там, где он, пред изложением существа Евангелия, говорил: еже и приях, — надо разуметь, что это он приял от Господа (см.: 1 Кор. 15, 3). И то восхищение до третьего небесе, о коем он, поминая в Послании к Коринфянам, писанном год какой спустя после Послания к Галатам,— говорит, что оно было прежде четыренадесяти лет (см. : 2 Кор. 12, 2), уже случилось, когда святой Павел писал сие Послание, и вообще падает на первые годы по обращении его к Господу. Все такие указания обязывают нас признать, что Евангелие все, во всем своем составе, было открыто святому Павлу непосредственно Самим Господом и что, следовательно, он есть полный непосредственный ученик Господа, как и все Апостолы первейшие.
  Он как бы говорит: «Тот Самый открыл мне Евангелие, Кто научил и прочих с Петром Апостолов» (блаженный Феофилакт). Говорит же об этом для того, «чтобы противопоставить то клеветам противников, давая знать, что и в сем не ниже он прочих Апостолов. Ибо как они от Самого Господа прияли учение, так и он Его же имел учителем» (блаженный Феодорит).    
    б) Подтверждает это внезапною своею переменою (1, 13—16)

  И одного этого Апостольского слова святого Павла достаточно было для удостоверения, что Евангелие им получено свыше. Но он не довольствуется этим, а представляет осязательнейшее тому доказательство в своей перемене. Он как бы говорит им: смотрите, каков я был прежде и каким потом вдруг стал, и увидите перст Божий в повороте моей жизни. Что был перст Божий, действовавший в нем и помогавший ему, он мог бы это доказать и явлениями ему Господа, и сопровождавшими его проповедь знамениями; но он этого не делает, потому что тут человеческая немощь потребовала бы поверки, а выставляет то, что было для всех осязательно очевидно, свое превращение из иудея в христианина. Что он гнал Церковь и разрушал ее, это всем было известно. Все же видели теперь и то, что этот гонитель и разоритель Церкви защищает ее и созидает. Из этого что следовало? Следовало дивиться, как и делали веровавшие в Иудее, и славить Бога (см.: 1, 23 — 24); но вместе признать, что дело святого Павла и проповедь его идут от Бога, и потому слушать его слова и покоряться его распоряжениям.
  Надобно заметить, что на такие мысли только наводят слова святого Павла; они навевают такое убеждение и, конечно, изречены им не без тайного намерения, чтоб они и внушили сие убеждение. Буквальное же течение речи внушает и другое удостоверение, что учение святого Павла не есть человеческое, именно так: до обращения я гнал Евангелие, следовательно, знать его и охоты не имел, и не считал нужным; по обращении же не входил в сношение ни с кем из веровавших в него — с целию научиться ему. Судите после сего сами, сколько есть вероятности в слышанных вами речах, будто я научился Евангелию от людей? Святые Отцы и учители Церкви более останавливают внимание на первом, совсем будто не замечая второго. Ибо выяснять старались более дух Писания, нежели букву.
  Глава 1, стихи 13 — 14. Слышасте бо мое житие иногда в жидовстве, яко по премногу гоних Церковь Божию, и разрушах ю: и преспевах в жидовстве паче многих сверстник моих в роде моем, излиха ревнитель сый отеческих моих преданий.
  Слышасте. Видно, сам Апостол не рассказывал о своей прежней жизни, а так слух дошел до них. «Что Сам Единородный Сын Божий благоволил призвать меня гласом Своим с небеси, вы сего не знаете; ибо как вам знать, не бывшим со мною? А что я был гонителем, это вы очень знаете; ибо слух о моей жестокости доходил и до вас, несмотря на великое расстояние между Палестиною и Галатиею. Такой слух о мне не распространился бы так далеко, если бы моя жестокость не была слишком велика и для всех несносна» (святой Златоуст).
  Мое житие в жидовстве иногда. Житие — не вообще как вел себя, а каков был в отношении к Церкви Христовой; в жидовстве, — когда держался иудейского закона, был по вере иудей; иногда — некогда, предполагается, довольно давно. Уже лет более двадцати прошло, как обратился святой Павел, до того времени, как писал сие Послание.
  Яко по премногу гоних Церковь Божию, и разрушал ю. — По премногу, καθ υπερβολην, — сверх меры, больше, нежели следовало. В этом слове слышится сознание своей неправости прежней и неразумного юношеского увлечения. Тогда не видел он этой чрезмерности; теперь, озираясь назад, видит, что действовал по слепой ревности. Думал, что дело Божие защищал; а оказалось, что против Бога шел. По премногу гоних — был не какой-либо из легких гонителей, но такой, жестокостям которого и меры не было (см.: блаженный Иероним). Церковь Божию. «Не сказал: Церковь Христову, как прежде думал, когда презирал Христа (почитая Его человеком), но, как теперь верует, Церковь Божию, показывая тем или то, что Христос есть Бог, или то, что Церковь есть Церковь Того же Бога, Который дал некогда и закон» (блаженный Иероним). — И разрушах ю. Как здание разоряют, камень за камнем сбрасывая с него; так он стремился разорить Церковь, тесня и доводя до избиения одного за другим исповедующих веру Христову. Церковь Божию разоряют внутренно, повреждая ее догматы и уставы, как делают лжеучители и ересеначальники; разоряют ее внешно, когда истребляют верующих. Святой Павел разорял ее этим последним образом. Церкви не стало бы, когда не осталось бы исповедующих имя Христово. «Святой Павел гнал Церковь не как прочие, но чрезмерно; не довольствовавшись даже и чрезмерным гонением, но, как разбойник какой, делал на нее набеги и опустошал ее» (блаженный Иероним). «Видишь ли, с какою силою выражает каждое слово и не стыдится? Ибо он не просто гнал, но гнал со всею жестокостию, и не только гнал, но и разрушал, то есть старался истребить, разорить, низложить и уничтожить Церковь Божию. Ибо так поступает разрушитель» (святой Златоуст).
  И преспевах в жидовстве паче многих сверстник моих. Начинает изъяснять святой Павел, в каком духе гнал Церковь. Можно гнать по разбойническому, человекогубительскому нраву; можно было гнать, чтоб угодить первосвященникам и другим властям иудейским, в надежде и самому после занять видное между ними место. Ничего такого не было у святого Павла. Я, говорит, гнал Церковь по одной любви к отеческой вере, без всяких внешних расчетов. Был уверен, что такова воля Божия, чтоб всегда держаться иудейства, и, ревнуя по нему, дышал ревностию по Боге, хоть и заблуждался. И для галатов важно было знать не столько то, что он гнал Церковь, сколько го, как лежал сердцем к закону. Сказавши, что так предан был закону, святой Павел оставлял у них мысль: такой любитель закона бросил его, — это не может быть даром.
  Преспевах в жидовстве.— Это не то, что прежде: житие в жидовстве. Там означено только внешнее принадлежание к иудейству, а здесь указывается внутреннее к нему отношение. Жидовство — вера, нравы и обычаи всех родов, какими отличались иудеи. Преспеяние в нем, конечно, состояло в изучении всего этого, в следовании и преданности тому, в сформировании себя самого по иудейским началам, так что для всех очевидно было, что он есть настоящий иудей и душою и телом. Видя его таким, и другие без сомнения относились к нему с почетом, большие питая о нем надежды. В этом отношении — преспевал будет: пошел в гору, стал уже в числе деятелей, которому много доверяли самые власти. Паче многих сверстник моих. Я был не из числа рядовых среди юного поколения нашего; превышал многих, или всех; как бы так: много было сверстников мне, но я всех их превышал и знанием иудейства, и ревностию по нем. Может быть, и больше этого что-либо хотел выразить святой Павел. Во всякое время молодое поколение представляет ревнителей об отечественном, о том, что считается отличием отечества и красит его. Святой Павел ставит себя в ряд их и уверяет, что он больше всех ревнителей по иудейству ревновал; не с равнодушными и вялыми себя сравнивает, а с живыми и деятельными, и говорит, что всех таких превосходил Это именно и важно было для него выставить пред галатами, чтоб тем поразительнейшим представилось его отчуждение от иудейства и его перемена решительнее указывала участие в ней сверхъестественной силы. В роде моем — не секта фарисейская разумеется, а иудейская нация,— среди иудеев вообще.
  Излиха ревнитель сый отеческих моих преданий. Излиха — не то, что прежде по премногу. Там означается чрезмерность, а здесь только превосходство пред другими. По-гречески там: καθ υπερβολεν; a здесь: περισσοτερως. Не преуспевал только в жидовстве больше всех, но и ревностию по нему превосходил всех. Преуспевал только паче сверстников; о ревности же намек делает, что ревновал больше всех не сверстников только, но и превышавших его возрастом. Из Деяний Апостольских точно видно, что он был двигатель и разжигатель гонения. Отеческими преданиями обнимает святой Павел всю совокупность воззрений, правил жизни, нравов и обычаев, какие в ту пору составляли иудейство, все иудейство, как оно сформировалось до его времени и было передаваемо от старших младшим. Но вместе с тем дается разуметь, что в этом сформировании руководителем и определителем было не столько Писание, сколько старческое предание: следовательно, разумеется иудейство покривленное, в котором и главное понятие об иудействе покривлено, — именно будто иудейство — вечная и неизменная религия, для всех обязательная, — и много в жизнь введено крайне стеснительного, но бесполезного, что, однако ж, считалось условием богоугождения и спасения. Блаженный Иероним пишет: «мудро поступил святой Павел, внесши в свое повествование указание на то, что он не столько закону Божию работал, сколько отеческим преданиям, по которым учили учениям и заповедям человеческим (см.: Мф. 15; Мк 7) и отвергали закон Божий, чтоб отстоять свои предания. В этом же смысле сказал и выше, что преуспевал не в законе, а в жидовстве». Та же мысль и у блаженного Августина: «если Павел, ревнитель отеческих своих преданий, преследовал Церковь Божию, то очевидно, что отеческие его предания противны Церкви Божией Но закон таковым быть не может. Не он виновен, что между иудеями поднялось гонение на Церковь. Виновны в этом плотские иудеи, кои и то, что приняли как духовное, поняли плотски и, сверх того, прибавили к тому много своего, разоряя, как говорит Господь, заповедь Божию из-за преданий своих (см.: Мф. 15, 3)».
  Святые Отцы, прозревая, какое впечатление должно было произвести в душах галатов это простое сказание, делают в сем отношении разные наведения, сообразно с целию, какую имел святой Павел, поминая о своей прежней жизни и своем обращении. Гнал веру, а теперь распространяет ее; был вседушно предан иудейству с большими надеждами для себя, а теперь отвратился от него, подвергаясь всякого рода лишениям. Такого рода поворот в жизни немыслим без вразумления свыше Иероним пишет: «дивно, что не какой-нибудь из легких гонителей, но такой, который превосходил прочих в гонении, обратился к вере». Экумений продолжает: «поелику галаты не знали о бывшем ему от Христа откровении, то Апостол хочет указанием на то, что он прежде был гонителем и потом внезапно переменился, внушить им, что если б не было ему какого-либо Божественного откровения, то он не переменился бы так скоро; чтоб они, убедившись чрез это, что он Христов ученик, не презирали его более». Святой Дамаскин, выведши ту же мысль из внезапной перемены святого Павла, прибавляет: «и другое еще нечто внушается сим прикровенно, именно что не следует более держаться дел закона: ибо если такую ревность по законе показавший оставил его и перешел на путь спасения верою; то явно, что оставил его по убеждению, что тот не мог вести к совершенству. Если же такой ревнитель закона оставляет его; тем паче не должны следовать сему немощному закону те, кои прямо прибегли к вере». Ту же мысль проводит и Амвросиаст: «я, говорит, больше всех ревновал по законе; но когда по откровении узнал, что он потерял уже силу, то весь предался вере и благодати. Из этого следовало: если этот израильтянин, ученик знаменитого Гамалиила, бывший в связях со всеми лучшими среди иудеев, оставил закон; не тем ли паче бывшие вне закона не должны подчинять себя закону? Если этот радуется, что вышел из-под ига работы, чего ради им вязать свободу свою узами закона?» Экумений опять, понимая преуспеяние Павлово в жидовстве в житейском отношении, то есть что он более и более почетным становился в глазах иудеев, говорит от лица святого Павла: «что же за причина, что я вдруг поднял войну на почитавших и любивших меня? Не другое что, как явление Христа».
  Святой Златоуст направляет все преимущественно к тому, чтоб выставить в святом Павле отрешенную, чуждую всяких расчетов земных, ревность по Боге и любовь к истине. Вот его мысли на 14-й стих: «дабы ты не подумал, что он так поступал (то есть гнал Церковь) во гневе и по злобе, прибавляет, что он все это делал по ревности, хотя и в неведении, и гнал не из тщеславия и не по вражде, но ревнитель сый отеческих своих преданий. Сии слова значат следующее: если то, что делал я против Церкви, не для человека делал, а по ревности Божественной, хотя и ошибочной, впрочем, по ревности: то как же теперь, подвизаясь за Церковь и познав истину, я могу все сие делать по тщеславию? Ибо если во время заблуждения моего не обладала мною такая страсть, но ревность по Боге побуждала меня к тогдашнему образу действования: тем более, как я познал истину, несправедливо подозревать во мне тщеславие. Ибо как скоро я обратился к догматам Церкви Христовой и отказался от всех иудейских заблуждений, то еще большую показал ревность здесь, нежели там; а это доказывает, что я истинно переменился и объят Божественною ревностию. Если не это, скажи мне, что же другое расположило меня к такой перемене, что я променял честь на поношение, покой на опасности, безопасность на страдания? Не другое что, как только любовь к истине».
  Стихи 15 — 16. Егда же благоволи Бог, избравши мя от чрева матере моея, и призвавый благодатию Своею, явити Сына Своего во мне, да благовествую Его во языцех, абие не приложихся плоти и крови.
  На что предыдущими словами только намекал, то есть что перемена его произведена в нем силою Божиею, о том теперь поминает как о совершившемся событии, именно что Бог действительно явил в нем Сына Своего и тем произвел в нем такой переворот, что он после сего оставил все человеческое и земное и всего себя посвятил на служение Евангельской истине. Усиливает он значение сего события указанием на то, что оно было предвидено и предопределено и во времени совершилось так, как совершилось, потому что так благоволил Бог; так что все в нем от Бога и он есть воистину Самим Богом поставленный Апостол языков, которому должно внимать и повиноваться, как посланнику Божию Хотя все это высказывает он будто мимоходом, спеша поскорее выразить ту мысль, которая заключается в словах: абие не приложихся плоти и крови, ни взыдох… к Апостолом; тем не менее истины, какие внушаются его словами, многозначительны не для одних галатов, но и для всех нас, ибо ярким светом богопромышления освещают события и жизнь каждого из нас, указывая в вечности источник того, что совершается во времени.
  Егда же благоволи Бог. Когда благоволил, — а прежде этого разве не благоволил? Если избрал еще от чрева материя, то и благоволил с того времени, как избрал. Но то благоволительное избрание — вечное; во времени же Бог делом совершает Свои вечные предначертания, когда приходит время. У Бога всякой вещи свое время. Свое время было для пришествия Господа на землю чрез воплощение (см.: Гал. 4, 4); будет свое время для второго Его пришествия; есть свое время для всякого явления в жизни общественной и в жизни каждого человека. Так был свой благоприятный момент и для обращения святого Павла. Божественное промышление не пропустило его. Святой Павел, по обращении и просвещении Духом, уразумел это и исповедует теперь пред всеми. «Заметим, — говорит святой Златоуст,— как он все случившееся с ним признает не человеческим делом, но приписывает Богу, все устрояющему о нем по особенному промышлению». Но Павлов Бог и наш есть Бог. Потому в этом для нас урок смотреть на события своей жизни при свете веры в благое Божие промышление.
  Но спрашивается: «если он избран от чрева матерня, то как же он был гонителем?» (святой Дамаскин). «Если он избран от чрева материя, а призван после, то, конечно, по какому-либо благопромышлению, в этот промежуток времени был оставлен самому себе» (Экумений). «Смотри, как он здесь старается показать, что и самое время, в продолжение которого он оставался в заблуждении, было в зависимости от недоведомого некоего усмотрения Божия. Ибо, если он от чрева матери своей избран быть Апостолом и призванным к служению сему, а призван после и, званный, послушался Призывающего: явно, что Бог по недоведомой какой-нибудь причине доселе медлил призванием его. Какое же тут было смотрение Божие?» (святой Златоуст). «То, чтоб внезапное его изменение многим послужило к удостоверению в истине Евангелия» (Экумений). «Это и сам Павел решает в другом месте, говоря: да во мне первом покажет все долготерпение, за образ хотящим веровати Ему в жизнь вечную (ср.: 1 Тим. 1, 16)» (святой Дамаскин).
  Избравши мя от чрева матере моея. Исповедует, что, прежде чем родился на свет, когда еще были полагаемы только основы его бытия, он уже был избран. Провидел Бог годность святого Павла к Апостольству и избрал его к сему служению; как прежде, провидя годность Иеремии, избрал его в Пророки прежде рождения: прежде не же Мне создати тя во чреве, познах тя, и прежде неже изыти тебе из ложесн, освятих тя, Пророка во языки поставих тя (ср.: Иер. 1,5). Есть мыслители, которые сие и подобные места берут в подтверждение своего ложного учения о вечном избрании Божием, без соображения с тем, чем имеет быть тот или другой человек, по своим естественным дарованиям и свободному своему произволению. Иные так думают не об избрании только к особому какому служению, но и вообще об избрании ко спасению, — так что потом эти избранники, не по свободному избранию своей воли, а по излиянию на них особой благодати, помимо направления их свободы, бывают тем, к чему избраны, — те — Апостолами, Пророками и прочее, а эти — спасенными. Но если б было так, все люди были бы спасенные: ибо Бог всем хочет спастися, и поелику хочет, — то же, что избрал, — то все бы и спасались, если б не участвовала в этом воля человека, или свободное его произволение и избрание. Но как без воли человека и спасти его нельзя, то хотя и всем Бог хочет спастися, но не все спасаются; ибо не все хотят спасаться. Воля их развращенная противится воле Божией, не хотя подчиняться условиям спасения; они и гибнут, несмотря на то, что Бог не хочет, чтобы они гибли. Относительно избрания святого Павла Феофилакт говорит, что «Бог избрал его не по жребию, а по предведению, что он достоин того». Эту же мысль пространнее выясняет Амвросиаст: «Павел уповал на закон, не зная, что время служения ему уже прошло, и со всем жаром стремился противостоять Евангелию Христову, думая, что, действуя так, действует согласно с волею Божиею; Бог, видя, что он имеет добрую ревность, но что ему недостает ведения (истины), благоволил призвать его в благодать Свою, зная, что он пригоден к проповеданию Евангелия Сына Его среди язычников: ибо, если он в меньшем деле был так ревностен и верен по совести, а не по угождению кому-либо из людей; не тем ли тверже будет он в провозвещении благодати Божией о Христе Иисусе, в надежде обетованного воздаяния. Итак, по предведению Божию он был избран от чрева матери своей, то есть прежде чем родился и как только народился. Бог знал, что он будет хорош, как сказал Он к Иеремии-Пророку: познах тя,— прежде неже изыти тебе из ложесн (ср.: Иер. 1, 5), и, зная, каков он будет, призвал его»
  Блаженный Иероним переходит при этом мыслию к избранию вообще, и, обличивши тех, которые думают, будто избрание и неизбрание зависит от различия природ доброй или злой, как думали манихеи, — говорит: «по предведению Божию бывает то, что, про кого Он знает, что он будет добр, того избирает и, кого предвидит не добрым, того не избирает. И в этом нет никакой неправды у Бога. Мы, люди, судим только по тому, что есть, а Тот, пред Которым и будущее есть как настоящее, произносит суд по предвидимому Им концу»
  И призвавши благодатию Своею. Избран горе, призван здесь долу. То небесное определение приведено в исполнение во времени призванием. Бог прежде веков предуведал о нем и потом призвал во время, какое Ему было угодно. Павел горел любовию к истине, только видел ее не в том, в чем она есть. Господь явился ему и указал сию истину. Искренний любитель истины, к ней с сего момента и обратился вседушно. Призвание, бывшее на пути в Дамаск, было призвание только к вере и благодати, ко спасению; призвание к Апостольству последовало после, хотя еще здесь преднамеревалось, как видно из слов Господа Анании (см.: Деян. 9, 15). Призвание есть дело благодати, склонение на призвание — дело свободы. Призванный есть тот, кто пошел вслед призвания, покорил свободу свою зовущему гласу. Потому в призвании, или обращении к вере, есть часть свободы, как в избрании часть предведения склонения свободы. Но как одна свободная воля не сильна обратиться без благодати, то святой Павел все дело обращения и призвания относит к благодати, как и святой Петр исповедует, что призывание всех совершается славою и добродетелию, то есть благодатною силою Божиею (см.: 2 Пет. 1, 3). Святой Златоуст пишет при сем: «Бог говорит, что Он призвал Павла за его добротность; ибо сосуд избран Ми есть,— сказал Анании,— пронести имя Мое пред языки и царьми (ср.: Деян. 9,15); то есть он способен для сего служения, для совершения сего великого дела; сию Бог полагает причину призвания его. Сам же Апостол везде приписывает все благодати и неизглаголанному человеколюбию Божию, так говоря: но помилован бых,— а не потому, что способен или достоин сего; но, да во мне первом покажет все долготерпение, за образ хотящих веровати Ему в жизнь вечную (ср.: 1 Тим. 1, 16). Видишь ли высоту его смирения? Для того, говорит, я и помилован, чтобы никто не отчаявался, когда худший из всех людей удостоен человеколюбия Божия. Ибо сие хотел он сказать словами: да во мне покажет все долготерпение». Как бы так сказал: «недостойного меня и негодного по благодати единой призвал Господь» (Экумений).
  Явити Сына Своего во мне. Это третий момент! В избранном предвременно, и потом призванном во времени, благоволил Бог явити Сына Своего. Это есть преддверие к посвящению в Апостольство; ибо говорит: явити… да благовествую Его. Благовествующему надлежит ясно созерцать все тайны благовестия. Вот это и выражает святой Павел словами: явити Сына Своего во мне. Разумеет не внешнее явление: мне,— но внутреннее: во мне. Во святилище души его был явлен ему Сын Божий Внутренним озарением узрел святой Павел, что Господь Иисус Христос есть Единородный Сын Божий, воплотившийся нашего ради спасения. Был момент, когда в уме его вообразилось все существо Евангелия и весь образ спасения в Господе Иисусе Христе. Одно внешнее явление без сего внутреннего озарения не произвело бы действия. «Почему, — спрашивает святой Златоуст, — не сказал он: явити Сына Своего мне, — но: во мне?» И отвечает: «для того, чтобы показать, что он не чрез слово только узнал все нужное о вере, но и чрез то, что преисполнился Духа Святаго, когда откровение озарило его душу, и что имел в себе говорящим Христа». Экумений так: «во мне, говорит, желая показать, что не словом только познал Его, но умом и сердцем, что ведение о Нем вошло в жизнь во внутреннем его человеке», — или, как Феофилакт, «напечатлелось во внутреннем человеке».
  Да благовествую Его. Этим завершается образование святого Павла в Апостола. Призванный и озаренный внутренним ведением Евангелия есть готовый Апостол. Не напрасно так обильно изливается благодать, но да идет и плод принесет, да идет пронести имя Господа пред языки и цари (ср.: Деян. 9,15). Был особый акт Божественного посвящения святого Павла во Апостола, хотя сам он не говорит о сем определенно. Экумений так пишет: «да благовествую. Видишь, что избравший Его и явивший в нем Сына Своего Отец Сам хиротонисал его в проповедника и Апостола». Эту мысль взял он у святого Златоуста, который говорит: «не вера только его, но и посвящение его в звание Апостольское было от Бога. Ибо Он с тем, говорит, открыл Себя мне, чтоб я не только познал Его, но и возвестил о Нем другим — во языцех». Во языцех,— среди язычников, чем намекал ось, что, имея в виду преимущественно язычников, он мог не пропускать без внимания и иудеев, живущих среди них. Из Деяний видно, что он так и поступал. Везде почти обращался он с проповедию сначала к иудеям, а потом, когда эти оказывались неблагосклонными к нему и Евангелию, переходил к язычникам и ими одними уже занимался.
  Абие не приложихся плоти и крови. Эти слова, по неопределенности значения фразы: плоть и кровь, — дали место разным толкованиям. Плоть и кровь значат человеческую природу со всем, что в ней есть худого и доброго, иначе, все человеческое. Принимая это значение, получим такую мысль: как только я был призван и озарен ведением Сына Божия, тотчас оставил все человеческое, человеческие помышления, надежды, страхи, порядки, изменился совершенным изменением, весь вошел в дух новой жизни о Христе Иисусе и всего себя посвятил на служение Ему. Если взять предшествовавшую речь Апостола, несколько повыше, то выйдет: я гнал христианство, а потом вдруг стал ему предан всею душою, принесши ему в жертву все, что мог иметь в жизни, по расчетам человеческим. Похоже на это говорит Экумений: «тотчас не предался покою и самодовольству или, будто сделавший что великое, праздности и беспечности, но вступил на трудный путь проповеди Евангелия».
  Остановясь вниманием на том, что выше говорит святой Павел о своей преданности иудейству и отеческим преданиям, кои носят характер плотского, вещественного служения Богу, можно прийти к мысли, не их ли разумеет он под плотию и кровию. И не то ли хочет выразить словами теми: как только познал я Христа Иисуса Господа и спасение в Нем, тотчас оставил плотское служение иудейское во всем его составе, отстал от него совершенно, не возвращался к нему более?
  Если принять плоть и кровь в значении человека, то, судя по тому, какого человека будем разуметь, получится и смысл, соответственный тому. Экумений, кроме сказанного выше, разумеет еще под: плоть и кровь — дом, родных, отечество. «Не предпочел, говорит, видеть родных, или дом, или знаемых, или отечество, но все оставил (ибо и в этом не отстаю от Петра и Иоанна), тотчас устремился на проповедь».
  Иные под: плоть и кровь — разумеют человека вообще, так: получив откровение Евангелия свыше, я не обращался уже за помощию в деле познания его к какому-либо человеку, считая то и излишним, и неприличным.
  Столько разных мнений! Наши святые толковники, понимая сии слова в значении человека, видят, однако же, в них определенное указание на Апостолов, так: будучи научен самим Богом, я уже не обращался за научением и к Апостолам, как к человекам. В таком случае слова: абие не приложихся плоти и крови — надо нераздельно читать с следующими: ни взыдох во Иерусалим к первейшим мене Апостолом — и видеть в них одну и ту же мысль, считая последние пояснением первых.
  Святой Златоуст пишет: «здесь, то есть в словах: не приложихся плоти и крови, — он указывает на Апостолов, называя их по естеству». И несколько ниже: «ибо крайне было бы несправедливо и несообразно, если бы тот, кто научился от Самого Бога, стал советоваться еще с человеками. Наученный человеками очень справедливо и после опять прибегает к советам людей; но удостоившийся Божественного оного и вожделенного гласа и научившийся всему от Того, Кто владеет самым сокровищем мудрости, для чего будет советоваться с людьми? Такой человек должен не учиться у людей, но учить людей». Феодорит то же: «сподобившись оного призвания, не пошел я тотчас в Иерусалим, но удовольствовался данною мне Богом благодатию; ибо крайне было бы неприлично приявшему учение от Бога входить о нем в рассуждение с людьми». Святой Дамаскин: «как бы обратился он к людям, удостоившись быть наученным свыше?» У Феофилакта та же мысль.
  Такое единогласное суждение всех наших толковников обязывает нас остановиться на нем. Это тем охотнее надо сделать, что, отбившись от него, неизбежно блуждать среди множества предположений, не зная, на каком остановиться.    
   

2) От других Евангелию не мог научиться святой Павел (1, 17—24)

  Когда получил откровение свыше, то само собою следовало, что не учился ему у других или что у других и не следовало ему учиться. Но святой Павел и говорит о сем с тем и так, чтобы все выходило то же заключение, — то есть что его учение от Бога. Он говорит здесь: обстоятельства моей жизни показывают, что я не учился Евангелию ни: а) у святых Апостолов (см.: 1, 17 — 20); ни: б) у других христиан (см.: 1, 21—24). Но из простого о сем сказания у него выходило,— из первого: я, не видавши еще Апостолов, начал проповедывать Евангелие в Аравии и Дамаске; но когда потом прибыл в Иерусалим, то находился в общении с Петром и Иаковом. Значит, мое учение с ними согласно. Отчего же? Оттого, что и оно из того же источника. Если Евангелие тех от Бога, то и мое. Из второго: верующие других Церквей меня не видали, но, узнавши, что я проповедую веру, Бога славили. Как бы они стали славить Бога, если бы мое учение было не одинаково с их верою?         а) Ни от Апостолов (1, 17—20)

  Что святой Павел не обращался за научением к прочим Апостолам, это уже он сказал словами: не приложился к плоти к крови. Но те слова можно еще понимать как выражение полноты его обращения с совершенным отрешением от всего человеческого. Почему вслед за тем говорит решительнее.
  Глава 1, стих 17. Ни взыдох во Иерусалим к первейшим мене Апостолом: но идох во Аравию, и паки возвратихся в Дамаск.
  «Не пошел в Иерусалим совещаться с Апостолами относительно проповеди, довольствуясь Божественным откровением» (Экумений). Не пошел тотчас по обращении, а после ходил. Первейшие Апостолы здесь разумеются по времени, — которые прежде него и призваны к Апостольству, и апостольствовать начали. Всю речь эту ведет святой Павел к тому, чтоб историею своей жизни раскрыть, что он ничего не позаимствовал от старших Апостолов, что и призван последовать Христу, и научен вере, и послан на проповедь непосредственно Самим Господом. Почему ставит себя в ряд с ними, говоря: к первейшим мене Апостолом. Из чего выходило, что и он такой же Апостол, как и они» разность только в том, что те упредили его по времени. Если же и он такой же Апостол, как и они, то и его надо слушать, как и их, и ни в чем не переиначивать проповеданного им Евангелия. Так Амвросиаст: «Апостол хочет сказать, что, после того как он избран был Богом, не было ему необходимости идти к старшим Апостолам, чтобы, то есть, научиться у них чему-либо; потому что Бог открыл ему чрез Сына Своего, как и чему следует учить. А говорится это для того, чтобы показать, что не другое что содержать должно, как то, чему он учит,— и не людям верить, но Богу, от Коего он научен. Из чего следует, что те, кои увлекают их к закону, суть ложные учители: ибо не от Бога предано то, чему они учили».
  Святой Златоуст останавливает внимание на нравственной стороне сего поступка, но приходит к тому же заключению. «Если кто будет рассматривать отдельно сии слова, может подумать, что они исполнены великой гордости и далеко не согласны с духом Апостольским; ибо определять что-нибудь самому собою и не открывать своих мыслей другим — может быть принято за гордость. Ибо сказано: видех мужа непщевавша себе мудра быти, упование же имать безумный паче его (Притч. 26, 12) — и: горе, иже мудри в себе самих и пред собою разумни (Ис. 5, 21). И сам Павел говорит: не бывайте мудри о себе (Рим. 12, 16). Но кто слышал сии и подобные наставления от других и сам учил тому же других, неужели мог впасть в такое самомнение, — не только Павел, но и кто-нибудь из людей? Для чего же он так сделал и сказал? Не к унижению Апостолов и не в похвалу себе, но, охраняя везде безопасность Евангелия и желая показать важность и достоинство своей проповеди (то есть что он получил ее прямо от Самого Господа), говорит: не взыдох к ним Ибо если бы нужно было посоветоваться, то Открывший ему слово проповеди повелел бы ему сделать и сие. И так, что же? он не ходил туда? Ходил, но не для того, чтобы чему-либо научиться, не за получением чего-нибудь».
  Но идох во Аравию. Аравия — страна, сопредельная Дамасской области, в которой было свое гражданское устройство В это время тамошний князь Арефа владел Дамаском (см : 2 Кор. 11, 32) Как это завладение было случайное и непрочное, то святой Павел поспешил воспользоваться этим обстоятельством и предложить поскорее тамошним жителям Евангелие, пока это временное единовластие делало свободным туда вход «Смотри, какая пламенная душа! — говорит святой Златоуст — Он старался занять страны, еще не возделанные и остававшиеся в диком состоянии Если бы он умедлил у Апостолов, не имея ничего, чему бы от них научиться, то остановилось бы дело проповеди А им должно было везде преподавать слово. Посему сей блаженный, пламенея духом, тотчас пошел учить людей не наученных еще и диких, избрав жизнь многотрудную и опасную» Так разумеют и все наши толковники, что святой Павел ходил в Аравию с проповедию Евангелия
  Некоторые из новых инославных толковников строят догадку, что святой Павел ходил в Аравию не к людям с проповедию, а в пустынь тамошнюю, чтоб в уединении обдумать систему христианского вероучения по тем началам, какие получил от Господа и мог слышать от верующих в Дамаске. Догадка совершенно произвольная, благоприятная только тому суемудрию, по которому допускается, что учение, какое святой Павел преподавал, есть его личное воззрение на христианство, до которого он дошел самостоятельным развитием и своеличным углублением в дело спасения. Когда сам он говорит о себе, что ни другие его не научили Евангелию, ни сам не дошел до него, но прямо получил его от Самого Господа, то зачем и предположения подобные строить? К тому же что за удобное место для развития какого-либо учения — пустынь? она может способствовать отрешению от всего, но учения не дает. Для сего нужно общение с другими, собеседование, книги.
  Святой Павел не говорит, зачем он ходил в Аравию. Но самое это молчание и должно нас навесть именно на ту мысль, что ходил с проповедию. Ибо он не говорил и о том, зачем возвратился в Дамаск и что там делал. В Деяниях святой Лука говорит, что он в Дамаске проповедал Иисуса, яко Сей есть Сын Божий (см Деян 9, 20) Как он ничем не оттеняет здесь своего сказания об Аравии от сказания о Дамаске, то естественнее прийти к той мысли, что он и там проповедал, как и в Дамаске, чем допускать те мечтательные предположения. Святой Златоуст говорит: «сказав: идох во Аравию, — прибавил: и паки возвратихся в Дамаск. Не говорит ни слова о своих подвигах, ни о том, кого научил и сколько. Равно и в Дамаске показал он такую ревность, что возбудил к себе ненависть, и, однако же, он ничего не говорит о сих подвигах своих. Но как здесь не говорит он ничего о сем (хотя то было); так и там, сказывая, что приходил (в Аравию) и ушел, ничего не упоминает о том, что там было (хотя было)».
  Как согласить это сказание с книгою Деяний, где не говорится о путешествии святого Павла в Аравию? Это легко соглашается, если поместить хождение в Аравию между 19-м и 20-м стихами 9-й главы Деяний. По крещении пробыв дни некия с верующими и, может быть, проповедавши несколько, отходил в Аравию; по возвращении оттуда усиленнее проповедал в Дамаске, до исполнения трехлетия, пока неприязнь неверующих не заставила его удалиться. Так блаженный Иероним: «тотчас по крещении пробывши дни некия в Дамаске и к изумлению всех проповедавши в синагогах несколько раз, что Иисус есть Христос, пошел в Аравию. Возвратясь из Аравии в Дамаск, пробыл он здесь до трех лет, кои в Писании означены словами: дни многи (ср.: Деян. 9, 23). После сего, узнав о кове против него, он удалился из Дамаска». Не поминает же святой Лука в Деяниях о сем обстоятельстве, может быть, потому, что святой Павел не сказывал ему о том, а от других он не слыхал и Послания к Галатам, писанного прежде книги Деяний, не видал.
  Стих 18. Потом же по триех летех взыдох во Иерусалим соглядати Петра, и пребых у него дний пятънадесятъ.
  По триех летех — с какого это времени? Со времени возвращения из Аравии в Дамаск или со времени обращения? Со времени обращения. Здесь началась новая жизнь Апостола; к сему моменту, конечно, все и относил святой Павел. И течение речи ведет к тому же заключению: тотчас по обращении я, говорит, не пошел в Иерусалим (стих 17); а пошел туда уже спустя три года (стих 18),— очевидно, считая с того же обращения. Этим вместе дает понять: столько времени прошло, и я не озаботился, не считал крайне необходимым сходить туда, где для всех источник христианской истины, а между тем проповедал сию истину. Откуда же она у меня? Оттуда же, откуда и там,— в Иерусалиме. Почему и говорит, что пошел туда не затем, чтоб научиться, нo соглядати Петра,— увидеть лицо его, лично с ним познакомиться. Греческое: ιςορησαι — употребляется о наблюдениях путешественников. Следовательно, пошел затем, чтоб на деле узнать, кто таков есть Петр, о котором всюду было известно, что он есть первый Апостол. — «Не с тем, чтоб у пего научиться, потому что и сам того же имел преподателя Евангелия но чтобы воздать честь первому Апостолу» (блаженный Иероним).
  «Кто еще может быть смиренномудрее такого человека, — пишет святой Златоуст, — который, после столь великих и столь многих подвигов не имея нужды в Петре, ни в его гласе, но, будучи равночестен ему (больше ничего не скажу теперь), впрочем, приходит к нему, как бы к большему и старейшему, и причиною путешествия полагает только то, чтоб видеть Петра? Видишь ли, как он отдает прочим Апостолам должную честь и не только не почитает себя лучшим всех, но даже и не равняет с ними? Это показывает и предпринятое им путешествие. Ибо как ныне многие из братии наших ходят к святым мужам, так и Павел по тому же расположению ходил тогда к Петру, или еще с большим смирением. Ибо ныне путешествуют для пользы; а сей блаженный путешествовал не для того, чтобы чему-нибудь научиться, и не для исправления какой-нибудь погрешности своей, но для того только, чтоб видеть Петра и почтить его своим присутствием. Соглядати (ιςορησαι), сказал он, Петра; не сказал: видеть (ιδειν) Петра, но: соглядати Петра,— как обыкновенно говорят люди, рассматривающие великие и знатные города. Так он почитал достойным особенного тщания и то одно, чтобы видеть сего мужа».
  И пребых у него дний пятьнадесять. Святой Златоуст пишет на сии слова: «путешествие, предпринятое для Петра, доказывает великое уважение к нему Павла; а пребывание его у него столько дней показывает дружественное расположение и искреннюю любовь их между собою. Видишь ли, сколь великое расположение имеет он к Петру? Для него он предпринял путешествие, у него и пребыл. Об этом так часто поминаю, желая, чтобы вы сохранили сие в памяти, дабы, когда впоследствии услышите слова, произнесенные по-видимому против Петра, ни в чем не подозревали Апостола. В предостережение от сего и сам он говорит о посещении Петра, дабы, когда скажет: в лице ему противостах (ср.: 2, 11), — никто не думал, что сии слова суть плод вражды любопрения. Ибо он почитает сего мужа и любит больше всех и в Иерусалим пришел не для другого кого из Апостолов, но единственно для него». Похожа на это и мысль Амвросиаста: «пребыл у него пятьнадесять дней, как единодушный ему Соапостол. Это объявляет он для того, чтобы показать, что во всем согласен с Апостолами и ни в чем с ними не разногласит, как нашептывали на него лжеапостолы, чтобы обесславить его в Церквах из язычников и тем удобнее посевать свое зло в простых душах, что-де их учение согласно с учением старших Апостолов (а Павлово не согласно)».
  Здесь говорит о себе святой Павел, что пошел в Иерусалим сам собою, чтоб видеть Петра; а в Деяниях повествуется, что он вынужден был удалиться из Дамаска наветом раздраженных против него за проповедь о Христе Спасителе иудеев и даже язычников (см.: 2 Кор. 11, 32), сговорившихся убить его (см.: Деян. 9, 23 — 25); и что, пришедши в Иерусалим, он покушался сближаться с верующими, а те чуждались его, не зная, что он обратился ко Христу, и уже после того, как Варнава привел его к Апостолам и рассказал им, как Господь явился ему на пути и как он в Дамаске дерзал о имени Иисусове, он мог свободно входить в общение со всеми и с Апостолами, ходил по домам, дерзая о имени Господа Иисуса (см.: Деян. 9, 27 — 29). В этом сказании святого Луки в Деяниях содержится внешняя история святого Павла, а сам святой Павел указывает на то, какие у него были цели при тех или других обстоятельствах. Желание его видеть святого Петра могло возродиться раньше восстания дамаскинцев на него, и сие последнее дало только повод к исполнению его или ускорило его. Из Дамаска удалиться он вынужден был, а в Иерусалим направился потому, что желал видеть святого Петра. Далее, пришедши во Иерусалим, не сам тотчас приступил к Петру, а введен был к нему Варнавою, и с сего времени пребыл у него пятнадцать дней, и вместе с ним и другими Апостолами проповедал Евангелие по Иерусалиму. Не поминает обо всем этом святой Павел в Послании потому, что и вообще делает краткий очерк своей жизни; для цели же своей считал достаточным помянуть только о пребывании у святого Петра, чем означались дружеское расположение и искренняя их между собою любовь, по слову святого Златоуста.
  Стих 19. Иного же от Апостол не видех, токмо Иакова брата Господня.
  Как же в Деяниях говорится, что был приведен Варнавою к Апостолам и вместе с ними ходил и проповедывал? В Деяниях под словом: Апостолы — разумеются не те, кои из двенадцати, а вообще лица учительные, которые посылаемы были старшими Апостолами учить в Иерусалиме и окрест. Таковыми могли быть, кроме Варнавы, Сила, Иуда, или Варсава, которые потом и в Антиохию были посылаемы с Апостольским посланием и названы Пророками (см.: Деян. 15, 32), и подобные им. В Послании же святой Павел говорит, что из настоящих Апостолов никого не видел, кроме Петра и Иакова, брата Господня.
  Но опять, так называемые братия Господни не были в числе двенадцати, как это ясно из Евангельских сказаний (см : Мф. 12, 46; 13, 55; Мк. 3, 31; 6, 3 и прочее). В первый раз они указываются в сонме верующих по вознесении Господа (см.: Деян. 1, 13—14), а потом и в числе проповедников Евангелия (см.: 1 Кор. 9, 5) Как же здесь святой Павел дает намек, что Иаков, брат Господень, был Апостол, ибо говорит: иного же от Апостол не видех, токмо Иакова брата Господня? Но слова сии можно так изложить: иного, кроме Петра, из Апостолов не видал, видел же еще одного из знаменитых, именно Иакова, брата Господня. Или так это должно разуметь, что Иаков ради его святости и достоинства предстоятеля Иерусалимской Церкви почитался наряду с другими Апостолами и имя носил Апостола. Почему и святым Павлом так наименован.
  Блаженный Иероним пишет о святом Иакове: «он был первым предстоятелем той Церкви, которая первая собрана в Иерусалиме из верующих,—был, то есть, первым епископом Иерусалимским; он носил имя праведника и был столько свят и чтим от народа, что одни пред другими спешили коснуться края одежды его. Что святой Павел, кроме этих, никого из Апостолов не видел, это не потому, чтоб не хотел их видеть, но потому, чго они разошлись с проповедию Евангелия». Святой Златоуст обращает при этом внимание на другую сторону: «заметь,— говорит,— с каким почтением и сего наименовал он; ибо не сказал просто: Иакова,— но прибавил и почетное его имя. Так он был далек от всякой зависти! Ибо если бы он хотел только указать того, о ком говорил, то мог бы сие сделать, употребив и другой признак; например, мог бы сказать: сына Клеопова, как и Евангелист сказал. Но он не сказал так; но поелику он считал почетные наименования Апостолов и своими наименованиями, то, как бы почитая себя самого, и его величает. Ибо он не назвал его так, как я сказал, но как же? Братом Господним, хотя, впрочем, он не был братом Господним и по плоти, но почитался таким. Однако ж и это не остановило Апостола признать достоинство сего мужа. Он и во многих других местах показывает, что расположен был ко всем Апостолам так искренно, как ему было прилично».
  Инославные много рассуждают о том, каким образом Иаков есть брат Господень, и при этом не стыдятся хульные речи произносить о Приснодеве Марии, преблагословенной Матери Господа, подвергая себя чрез то анафематствованию, изреченному на таковых III Вселенским Собором. Вся древность почитала братство сие или братством двоюродным, или братством по обручнику Иосифу, и только законным. Амвросиаст говорит, что «Иаков есть сын Иосифу от прежней жены»; Августин, что он есть «брат Господень или потому, что есть из числа сынов Иосифа от другой жены, или потому, что был из детей Марии, сестры Матери Его». Святой Златоуст, как видели выше, держится последнего объяснения, равно как Феофилакт и Феодорит, который пишет: «Иаков назывался братом Господним, но не был родным Его братом. Он даже был не сын Иосифов, рожденный от первого брака, как предполагали иные, но сын Клеопы и двоюродный брат Господу; потому что материю имел сестру Матери Господа». Принимая это мнение, надо вместе полагать, что Клеопа не одно и то же лицо с Алфеем, чтобы чрез то не смешать так именуемых братьев Господа с одноименными им Апостолами из двенадцати.
  Стих 20. А яже пишу вам, се пред Богом, яко не лгу.
  Что разуметь под: яже пишу? Все, что сказал о себе святой Павел доселе, особенно же что сказал о своем обращении, об откровении ему Евангелия и о том, что он ни у кого из Апостолов не учился ему, а между тем согласен с ними во всем, будучи согласен с апостолом Петром. Из всего сего выходило, что он есть истинный Апостол Божий. Когда он оглашал галатов Евангелием, то не говорил им об этом; ибо явился пред ними, как Божий посланник, и принят был с полною в его посланничество свыше верою (см.: 4, 14—15). Почему и не настояла нужда говорить тогда о таких событиях, из которых видно, что он послан свыше. Теперь же, когда лжеучители внушили галатам сомнения о том, он выясняет им своею историею, что сомневаться в его Апостольстве нет основания. И сказанного уже довольно было в подтверждение этой истины; но, чтоб и всякий след сомнения изгладить и оградить их от колебаний на будущее, он утверждает слово свое клятвою: се пред Богом, яко не лгу. Это то же, что в других местах: свидетель ми Бог (ср.: Рим. 1, 9); свидетеля Бога призываю на душу мою (ср.: 2 Кор. 1, 23); Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа весть, яко не лгу (ср.: 2 Кор. 11, 31). Видно, что святому Павлу часто предлежало бороться с недоверием к нему даже уверовавших уже. Святой Златоуст дивится по сему случаю смирению святого Павла: «видишь ли смиренномудрие этой души, сияющее везде равно? Ибо он, как бы стоя на судилище и готовясь подвергнуться истязанию, так заботился о защищении себя». Блаженный Иероним сначала излагает мысль текста: «что пишу к вам: есть истинно; Бог свидетель, что я не прикрываю словами никакой лжи» А потом делает и общее наведение: «это можно относить не к тому только, что он теперь пишет к галатам, но и вообще ко всем его Посланиям; все, писанное им, не ложно; сердце его и слова не разногласят».    
    б) Ни от других (1, 21—24)

  Пояснив, что не видал Апостолов, а между тем оказался не состоящим с ними в разногласии в учении, которое проповедал уже три года, из чего выходило, что и его учение из того же источника, из какого и учение тех, — святой Павел кратко поясняет теперь то, что и с другими верующими у него не было сношений, что, следовательно, и от них он ничего не мог слышать о вере, между тем они, слыша о его подвигах в распространении веры, славили Бога; из чего выходило тоже, что его учение согласно с учением Вселенских Церквей, насажденных Апостолами в иудейских городах и селениях, и, следовательно, есть из одного с ними источника.
  Глава 1, стих 21. Потом же приидох в страны Сирския и Киликийския.
  То есть, помимо Иудеи и Палестины, где Церкви насаждены Апостолами и где, вероятно, в это самое время продолжали действовать насадители веры, видевшие Господа. Стало, «он не встречался с Апостолами даже и случайно» (святой Златоуст). И с другими верующими, между которыми могли быть сильные знатоки веры, не имел он сношения. Все наводит на то, что учение его не зависимо ни от кого из людей, а между тем согласно с Апостольским, которое от Господа. Видно само собою, что отсюда следовало.
  В Деяниях пишется, что святой Павел, живя в Иерусалиме, дерзал о имени Господа Иисуса и стязался с еллинами, то есть с иудеями, жившими среди язычников и случайно бывшими теперь в Иерусалиме, которые раздражались против него и искали убить его. Это понудило его удалиться из Иерусалима, и верующие для безопасности проводили его до Кесарии, откуда он отправился в Таре, место рождения своего (см.: Деян. 9, 29—30). Путь лежал чрез Сирию. Сирию, может быть, только перешел святой Павел в это время, а в Киликии, верно, и проповедал. Трудно было ему удержаться, чтобы на месте рождения своего не возгласить благовестие, которое исполняло его сердце неисчерпаемою радостию о спасении. Что он точно тут проповедал и основал даже Церкви, можно заключить из того, что, проходя потом, во второе свое путешествие, Сирию и Киликию, он утверждал Церкви (см.: Деян 15, 41). Как бы он утверждал их, если бы не насадил прежде? Почему святой Златоуст пишет: «после свидания с Петром, снова начинает он слово проповеди и предлежащий подвиг, не касаясь иудеев, как потому, что был послан к язычникам, так и потому, что не хотел строить на чужом основании». То же и Иероним: «пошел в Киликию, желая привлечь ее к вере во Христа, благовествуя ей призвание к покаянию»
  Стихи 22 — 23. Бех же не знаем лицем церквам Иудейским, яже о Христе: точию же слышаще бяху, яко гоняй нас иногда, ныне благовествует веру, юже иногда разрушаше.
  Церкви иудейские — те, кои, кроме Иерусалима, насаждены были в Иудее. «Уверовавшие во Христа были не в одном Иерусалиме, их было много по всей Иудее, так что из них составлялись целые Церкви» (блаженный Августин). Надо полагать, что святые Апостолы, прежде чем разошлись в разные страны, призвали к вере иудеев, живших в Палестине, и, насадив здесь Церкви и утвердив их, обратились и к другим народам. Эти Церкви не знали в лицо святого Павла, а только слышали о его обращении и подвигах в проповеди Евангельской. Слух доходил до них тоже от христиан, которые говорили: гонитель наш ныне благовествует веру нашу; что потом и сами они повторяли. Это исполняло их радостию и возбуждало к славословию Бога!
  Что должны были заключить из сих слов галаты? Прежде всего они должны были подумать: как же новые наши учители говорили о святом Павле, что он между иудеями разрешает обрезание, когда он даже не видал тамошних христиан? Так святой Златоуст: «что он хотел сказать словами: не знаем бех церквам Иудейским? То, что он так далек был от того, чтобы проповедать им обрезание, что даже в лицо не был им знаком». То же и Экумений: «не только, говорит, не учил я уверовавших от обрезания, что должно обрезываться (ибо клеветали на него, что он для веровавших иудеев разрешал обрезание), не только, говорит, не учил так, но они даже и лица моего не видали».
  И то внушалось этим, что святой Павел, не могший научиться вере от старших Апостолов, не слышал о ней ничего и от других веровавших. Так Фотий у Экумения: «у Петра я не учился, а только видел его; у Иакова не учился и его только видел; не учился и ни у кого другого низшего их, не так знатного лица. Возможно ли было мне учиться у тех, кои даже лица моего не видали? Но если они радовались, что гнавший веру стал благовествовать ее, то не значило ли это, что вера, благовествуемая им, одинакова с верою тех, кои радовались сему благовестию?»
  Стих 24. И славляху о мне Бога.
  Видели в обращении его перст Божий, очевидное подтверждение истины Евангелия, знак Божия к вере благословения, и более утверждались в вере, и, радуясь тому, славили Бога, Который совершил сие. «Узнав внезапную перемену, что волк делает свойственное пастырям, совершившееся со мною обратили для себя в повод к славословию Божию» (блаженный Феодорит). «Не сказал: дивились мне, хвалили меня, изумлялись мне, но показал, что все это было дело благодати: и славляху, говорит, о мне Бога» (святой Златоуст). «Славляху о мне Бога,— не такого-то и такого-то учителя, но Самого Бога. Ибо Он Сам открыл мне и научил проповеди» (Экумений). Говорит же о сем святой Павел, давая разуметь, что верующие из иудеев не против него, одного с ним духа, одних начал, и что, следственно, те лжеучители, разноглася с ним, разногласят со всеми верующими. «Верующие, говорит, из иудеев, которых он прежде преследовал, радовались и благодарили Бога, что Он сделал его из гонителя защитником веры, давая понять галатам, что они обмануты и что под именем христиан они будут то же, что иудеи, если станут обрезывать плоть свою; ибо закон Христов требует другого, чем иудейство: там обрезания плоти, здесь — сердца; там стихиями служат Богу, здесь — духом» (Амвросиаст).    
   

3) О согласии учения святого Павла с учением прочих Апостолов, ЧТО ТОРЖЕСТВЕННО УТВЕРЖДЕНО на Апостольском в Иерусалиме Соборе (2, 1—10).

  Доселе доказывал святой Павел, что он получил Евангелие не от кого-либо из людей, а непосредственно от Самого Бога и что, следственно, он есть настоящий Апостол. Теперь хочет показать, что и прочие Апостолы признали его таковым и учение его непреложно истинным. К показанию сего он приведен ходом речи и неизбежно должен был сделать это. Впереди приводится мысль, что святой Павел проповедуемое им Евангелие познал и уразумел независимо от Апостолов или от кого-либо из людей. Ему могли возразить: так у тебя особое учение, не такое, какое у тех Апостолов, которые Господа видели и слышали. Уча розно от них, ты свое, а не Господне учение проповедуешь, ты сам его придумал. Против этого говорит теперь святой Павел: ходил в Иерусалим к старейшим Апостолам, и они одобрили мое учение, как согласное с ихним. Если, потому, их учение Божие, то и мое таково же.
  Рассказывая сие обстоятельство, святой Павел указывает: а) побуждение и цель своего в Иерусалим путешествия (см.: 2, 1—2); б) то, как был принят тамошними христианами (см.: 2, 3 — 5); в) и как отнеслись к нему старшие Апостолы,— главный предмет сего отделения (см. 2, 6—10).    
    а) Побуждение и цель хождения в Иерусалим (2, 1—2)

  Побудило святого Павла идти в Иерусалим мановение свыше; в виду же имел он при сем предложить старшим Апостолам, как учит, чтобы не вотще тещи.
  Глава 2, стихи 1 — 2. Потом же по четыренадесяти летех паки взыдох во Иерусалим с Варнавою, поем с собою и Тита. Взыдох же по откровению, и предложил им благовествование, еже проповедую во языцех, наедине же мнимым, да не како вотще теку, или текох.
  После первого своего бытия в Иерусалиме, спустя три года по обращении, святой Павел удалился в Киликию. Оттуда святой Варнава вызвал его в Антиохию, чтобы вдвоем успешнее созидать тамошнюю Церковь. В 44 году был голод при Клавдии-кесаре. Пророк Агав, пришедший из Иерусалима в Антиохию, расположил антиохийцев послать пособие живущим в Иерусалиме братиям. Они собрали, по елику кто имеяше, и послали милостыню к старцам рукою Варнавлею и Савлею (Деян. 11, 28 — 30). Об этом втором своем хождении в Иерусалим не поминает святой Павел; пропустил его ради того, что оно ничего не представляет великого для целей его Послания. После этого бытия в Иерусалиме святой Павел с Варнавою, по внушению свыше, ходили на проповедь в Кипр и в страны Памфилийские и Ликаонские в Малой Азии. Когда они возвратились опять в Антиохию и пребыли здесь время не мало со ученики (Деян. 14, 28), сюда пришли нецыи из Иудеи и стали учить антиохийцев, что если они не обрежутся по обычаю Моисееву, то не могут спастися. Святой Павел и Варнава защищали свободу Евангельскую, но не успели умиротворить общество. Решено было послать Павла и Варнаву и некиих других ко Апостолам и старцам во Иерусалим о вопрошении сем (ср.: Деян 15, 1—2). Об этом своем хождении, третьем, и поминает теперь святой Павел в Послании к Галатам. Блаженный Феодорит пишет: «Павел и Варнава много времени провели в Антиохии и уловили весьма многих из язычников, повелевая им жить по закону благодати. Но некоторые из защитников закона, пришедши из Иудеи, покушались убедить уверовавших из язычников, чтобы возлюбили житие по закону. Великие же проповедники истины, Варнава и Павел, отвергли предлагаемое ими учение. Пожелав уверить собрание верующих, что так угодно и великим Апостолам, пошли они в Иудею, уведомили Апостолов о содеянном ими и принесли Послания, ясно повелевавшие не возлагать на язычников ига законного, но огребатися от идоложертвенных и блуда и удавленины и крове (ср.: Деян. 15, 29). Сие, думаю, и рассказывает Божественный Апостол».
  Иные думают, что здесь говорится о втором хождении святого Павла в Иерусалим с милостынею; другие полагают, что здесь говорится о каком-либо хождении после Собора. Последнего мнения принять нельзя, потому что после Собора вскоре святые Павел и Варнава пошли разными путями на проповедь и уже не сходились. Нельзя принять и первого, потому что времени недостает. Голод был в 44 году, следственно, по обращении святого Павла, в восьмой или девятый год; а он ходил по четыренадесяти летех. И потому еще нельзя принять это мнение, что в ту пору было гонение на христиан в Иерусалиме от Ирода: апостол Иаков Зеведеев был убит; святой Петр находился в темнице (см.: Деян. 12). Следственно, в это время неудобно было рассуждать соборно, и не с кем. Так оба эти предположения представляют неудобства, между тем как, сличив сказания Деяний об Апостольском Соборе с тем, что говорит здесь святой Павел, нельзя не видеть совершенного согласия того и другого. Разница только в том, что святой Павел больше говорит о своих целях, по руководству свыше, и о значении Собора собственно для его проповеди, как это требовалось целями Послания, — чем о самом производстве Собора и других подробностях сего дела.
  Зачем выставляет святой Павел этот счет лет? Затем, чтобы внушить, что столько времени проповедал он уже Евангелие, без сношения с старшими Апостолами, а между тем оно оказалось согласно с их учением. Как это могло сделаться? Не иначе как потому, что и его учение произошло из того же Источника, из какого и учение тех, то есть от Бога, открывшего волю Свою людям о спасении в Господе Иисусе Христе.
  Взыдох… с Варнавою, поем с собою Тита. Варнава Кипрянин, из иудеев, уверовавший прежде святого Павла и вначале руководивший его, а потом уступивший ему первенство; Тит, от родителей еллинов-язычников, святым Павлом обращенный или утвержденный к вере окончательно и крещенный без обрезания и потом по дарованиям, ему данным, принятый им в спутники и сотрудники. В Деяниях говорится только, что с святыми Павлом и Варнавою пошли в Иерусалим другие некие (см.: Деян. 15, 2), без означения их имен. В числе этих некиих был и Тит. Но там не было нужды его означать особо от Других; а здесь святой Павел имел особое к тому побуждение: он хотел показать, что если он решился ввесть необрезанного в среду лиц, приверженных к закону, то это значило, что он в защищении свободы Евангельской не останавливается ни пред какими препятствиями; с другой же стороны, что он никак не думал, что будет укорен за то в Иерусалиме от разумеющих как следует дело веры Христовой. Блаженный Иероним пишет: «взял святой Павел с собою Варнаву обрезанного и Тита необрезанного, из язычников, да при двою и триех свидетелех станет всяк глагол (ср.: Втор. 19, 15). Этим вместе показывает он, что если решился привесть с собою Тита необрезанного к тем, кои знали, что он отменяет обрезание, то это сделал он ради веры Христовой и свободы Евангельской»
  Взыдох же по откровению, — то есть по внушению, указанию, повелению свыше. «Причиною первого восхождения в Иерусалим поставляет Петра и свидание с ним, а причиною второго — откровение Духа» (святой Златоуст). «Говорит так для того, чтоб успокоить тех, кои стали бы недоумевать, почему же наконец пошел туда, куда столь долгое время не ходил. Сказав: по откровению,— он дал понять, что на это была воля Божия» (блаженный Августин). «Присовокупил: по откровению, — дабы ты не осудил его в неразумии, видя, что сделанное им было не человеческое дело, но дело Божественного промысла, предустрояющего и настоящее, и будущее» (святой Златоуст).
  Что в Деяниях говорится, что святой Павел с Варнавою были посланы Антиохийскою Церковию, не противоречит сему. То — внешнее течение событий, а это — сокровенное, указаниями свыше определяемое. Это последнее уместно и при том. Откровение сие было ведомо одному апостолу Павлу и было или прежде решения антиохийского общества, или во время его. Святой Лука не ведал сего случая и не помянул о нем в Деяниях. Что и об этом было откровение святому Павлу, что дивного, когда вся жизнь его управляема была мановениями свыше? Явлением Господа он обращен (см.: Деян. 9, 3); Господь явился ему в храме и велел идти из Иерусалима, в первое его там бытие (см.: Деян. 22, 17—18); в другой раз восхищен он был до третьего небесе (см.: 2 Кор. 12, 1 и далее); Дух Божий возбранил ему идти в Асию или Вифинию, а нощное видение направило его в Македонию (см.: Деян. 16, 6 — 9); в Коринфе Господь в нощном видении воодушевляет его: не бойся; Я с тобою; тут много для Меня людей (см.: Деян. 18, 9—10); то же опять в Иерусалиме, когда схватили его и заключили в узы (см.: Деян. 23, 11). Можно полагать, что еще не все замечены руководительные ему указания свыше.
  В настоящем же случае важность дела как бы требовала особого внушения свыше. Пришло время торжественно определить и выразить отношение ветхозаветных порядков к христианству, благодати к закону. Лет семь или восемь пред сим уже было впечатлительно открыто святому Петру, что необрезание не затворяет входа благодати Божией в души верующих. По этому случаю произошло в Иерусалиме движение между приверженцами закона. Святой Петр удостоверил их, что такова воля Божия, чтоб необрезанных принимать в Церковь, одной веры ради, без обрезания. С этого времени убеждение в сем начало распространяться все более и более. Но оставалось много и колеблющихся. Между тем успехи Евангелия среди язычников расширились чрез проповедь святого Павла с Варнавою. Слух об этом держал внимание всех на том же предмете и одних раздражал, других успокоивал и утешал. Пришло время торжественно определить и объявить, что закон древний — не орудие благодати и не условие получения ее, что она нисходит иным, новым путем Во время проповеди своей святой Павел довольно уже имел опытов, удостоверявших в ненужности закона для чад благодати. Повесть о сем должна была склонить голос всех на эту именно сторону. И вот повеление от Господа святому Павлу идти в Иерусалим с вопрошением сим.
  Святой Дамаскин пишет: «в начале, когда только принял святой Павел Евангелие, он не ходил в Иерусалим и не предлагал его Апостолам. Сам он и нужды не имел в этом, будучи научен Самим Христом Господом. Когда же прошло уже довольно времени и он долго проповедал среди язычников Евангелие, не обязывая их обрезываться, то некоторые соблазнялись тем, видя, что Петр и кои с ним не отменяли обрезания, а этот один отменял. Почему Дух Святый, желая пресечь этот соблазн, повелел ему идти с свидетелями своей проповеди и предложить Апостолам, как проповедует Евангелие, чтоб обнаружилось и их согласие с ним и тем прекратился соблазн». Экумений, высказав ту же мысль, прибавил: «чтоб открылось, что нет разногласия в проповеди, но что те (Петр и кои с ним) снисходят обрезанию по экономии некоей (допуская его как меру благоразумия)». Та же речь и у Амвросиаста: «между тем как росла слава об успехах проповеди святого Павла, распространялось между не отрешившимися еще от закона верующими из иудеев мнение, что он учит несогласно с прочими Апостолами. Этим многие соблазнялись, так что и среди язычников могли проходить смутительные мысли, не вводит ли святой Павел у них какого иного учения, нежели какое преподают прочие Апостолы, бывшие с Господом. Почему и внушено было Павлу свыше идти в Иерусалим с свидетелями своей проповеди — Варнавою и Титом, одним из иудеев, другим из язычников, чтобы, если бы кто потом и стал соблазняться, был успокоиваем свидетельством их (то есть о согласии с Павлом и прочих Апостолов). Он всем возвестил, как учил и с каким успехом, чтобы знали, что он не отступает от правила Евангельского. Делал он это ради согласия и мира, по внушению Божию, чтоб отклонить от себя подозрение в разногласии с ними и чтоб это послужило в пользу язычникам, давая им знать, что его Евангелие согласно с Апостолами»
  И предложих им. С греческого: возложил будто на них, или будто отдал все дело на их суд. Иероним говорит: ανεθεμην — выражает, когда мы сообщаем другому, что сами знаем, как бы в сердце его и ум влагаем то. Но иное значит сообщить что, иное поучиться чему. Между сообщающими (друг другу мысли) есть равенство, а между учащимся и учащим тот меньше, кто учится»
  Предложил им. Кому: им? Если взять речь повыше, то будет: Апостолам. По обращении тотчас я не ходил, говорит, к старшим Апостолам; ходил чрез три года повидать Петра и, кроме него, видел еще только Иакова; потом, чрез четырнадцать лет, пошел и предлагал им. При сем слове мысль останавливается на Апостолах. И в Деяниях говорится, что антиохийское общество послало святых Павла и Варнаву к Апостолам и старцам (см.: Деян. 15, 2) Если же обратить внимание более на следующие слова: наедине же мнимым; то им будет означать то же, что: всем тамошним христианам, и Апостолам, и старцам, и всем верующим,— вел открытую пред всеми речь о своей проповеди и благодати Божией, явленной среди язычников. Из Деяний видно, что святой Павел и Варнава и дорогою, и в Иерусалиме всем рассказывали, что явил чрез них Бог среди язычников (см.: Деян. 15, 3 — 4); то же потом делали они и на самом Соборе (см.: Деян. 15, 12). Но напрасно инославцы надеются доказать этим, будто в первенствующей Церкви дела веры решало общество. Обществу все было по ведаемо для его научения, утешения и утверждения в вере; решение же вопроса принадлежало Апостолам и старцам, по обсуждении его подробном наедине набольшими. Общество должно было принять это решение как закон для себя.
  Благовествование, еже проповедую во языцех, — именно о спасении верою без дел закона. Все оправдательные и очистительные чины ветхозаветные заменялись верою в благодать, даемую чрез таинства, о Христе Иисусе Господе нашем. Так учил и учреждал святой Павел повсюду в Церквах, собранных преимущественно из язычников. Говорит: проповедую,— чтоб означить однажды навсегда установленный образ Евангельской проповеди, неизменный катихизис свой. Взыдох, говорит, по откровению и предложих. Конечно, и это по откровению. Было это в целях Провидения; так было нужно по степени воспитания Церкви, которое вел Сам Господь.
  Наедине же мнимым.— Мнимые — то же, что в 6-м стихе мнящиеся быти что, и в стихе 9 мнимии столпи,— находящиеся, то есть, на высоком счету у христиан. Это не унизительное выражение, а почетное. Греческое: δοκουσι, — кажущимся, показанным, на виду у всех стоящим, на которых все смотрят, как на самых верных указателей истинного пути ко спасению. Феодорит говорит: «сказал: мнимым, — то есть знаменитым». Святой Златоуст пишет: «когда говорит: мнимым, — не для того говорит, чтобы лишить их принадлежащего им уважения, ибо и о себе говорит: мнюся же и аз Духа Божия имети (ср.: 1 Кор. 7, 40),— что означает просто умеряющего свое достоинство человека и не отрицающего в себе того, что имеет. Так и здесь, когда говорит: мнимым, — говорит по общему о них мнению и своему». Им наедине излагал свое Евангелие святой Павел. Чего ради наедине? Того ради, что между верующими не все всё могли понести. Благоразумие требовало иное и умолчать до времени. И еще того ради, что наедине удобнее было обсудить имевшее возродиться недоумение или неясные стороны предмета. Всячески это означало, что святой Павел с первейшими Апостолами находился в самых близких и взаимно доверчивых отношениях, — что указать важно было для целей его Послания.
  Блаженный Августин говорит: «что особо излагал святой Павел Евангелие тем, кои были набольшими в Церкви, после того как изложил его всем, то это сделано было не потому, чтобы там — всем — было говорено, что не истинно, а здесь — не многим — истинно; но потому, что там уже умолчал иное, чего младенцы в вере не могли еще понести, каковым и между коринфянами давал он, как сам говорит, млеко, а не твердую пищу (см.: 1 Кор. 3, 2). Говорить ложь никогда не должно; но умолчать иногда что-либо истинное бывает полезно». Та же мысль у блаженного Иеронима. Святой Златоуст пишет: «почему же наедине? Кто желает исправить общие догматы, тот не наедине, но пред всеми излагает их. Но не так поступил Павел. Ибо он не научиться чему-нибудь или исправить что желал, но отнять повод к обману у тех, которые хотели обольщать других. Ибо когда в Иерусалиме все соблазнялись, ежели кто допускал отступление от закона и возбранял употреблять обрезание (потому и сказал Иаков: видиши ли брате, колико тем Иудей веровавших? И сии ecи увестишася о тебе, яко отступлению учиши от закона [ср.: Деян. 21, 20]); когда говорю: соблазнялись, то потому он и не решился открыто пред всеми изложить свою проповедь, но предложил наедине, мнимым, при Варнаве и Тите, чтобы они были достоверными свидетелями пред обвинителями его, что и Апостолы не нашли противною проповедь его, напротив, подтвердили оную».
  Да не како вотще теку, или текох. Прямо сии слова показывают, будто святой Павел входит в сношение со старшими Апостолами для того, чтобы самому удостовериться, верно ли он действует. Но в том, кто научен Евангелию свыше, непосредственно от Самого Господа, такого колебания убеждения в верности Евангелия предположить нельзя, особенно при том обстоятельстве, что он и в Иерусалим пришел для изложения своего Евангелия по откровению. Потому надо положить, что Апостол действовал так не для своего убеждения, не вотще ли течет, а для убеждения в том других, можно сказать, всех других, кроме себя. Святой Златоуст очень сильно выставляет неуместность такого недоумения в святом Павле: «что говоришь, Павле? Не решившись предложить сначала или чрез три года, как же по прошествии уже четыренадесяти лет спрашиваешь, не вотще ли течешь? Сколько бы лучше было тотчас в самом начале это сделать, нежели после стольких лет? Зачем же ты и подвизался? Кто бы был столько неразумен, чтобы, проповедуя столько лет, не знал, хорошо ли он проповедует?.. Так нельзя соглашаться, чтобы сия блаженная душа находилась в такой неизвестности о своих действиях. Не сам ли он говорит: тако теку, не яко безвестно; тако подвизаюся, не яко воздух бияй (ср.: 1 Кор. 9, 26)? А если не безвестно, то как же мог бы он говорить о себе: да не како вотще теку, или текох
  Несколько выше (под 17-м стихом 1-й главы) святой Златоуст и о самом восхождении в Иерусалим говорит, что оно было предпринято святым Павлом не для него самого, а для других: «не для того, чтоб учиться, приходил он туда, но чтоб убедить других. Ибо сам он с самого начала держался того же мнения, которое и Апостолы после утверждали, то есть что не должно обрезываться. Поелику же иные доселе считали его недостойным доверия и больше хотели верить находившимся в Иерусалиме, то он и ходил туда не для того, чтоб узнать что-нибудь большее, но чтоб убедить противников, что и находящиеся в Иерусалиме в том с ним согласны. Так-то он с самого начала видел, что нужно делать, и не имел никакой нужды в учителе; так что и в том, что Апостолы утвердили после долгого рассуждения, он непоколебимо был утвержден свыше еще прежде их рассуждения. Лука, объявляя сие, сказал, что Павел много и долго утверждал противное о сем предмете еще прежде путешествия своего в Иерусалим (см.: Деян. 15, 2)».
  Для кого же именно это делалось? Кто говорит — для противников святого Павла, кто — для верующих вообще, кто — для Церквей, основанных святым Павлом, кто — для дела проповеди его вообще Противники святого Павла учили, что без соблюдения ветхого закона нет спасения и что, кто иначе учит, тот вотще трудится, действует не по Божию плану, строит не на прочном основании. Из сего выходило, что святой Павел, не обязывавший к обрезанию и другим чинам иудейским, вотще течет. В подтверждение этого они указывали на других Апостолов, говоря как бы вон те, которые действуют по разуму Божию, непосредственные ученики Господа, не противятся соблюдению закона и потому не вотще текут, а этот вотще течет Святой Павел, изложив теперь, пред всеми и наедине, и благовестие, которое проповедует, и вызвав общее согласие и торжественное, на Соборе заявленное, одобрение своего учения, уничтожил основание, на котором утверждались его противники, и заградил им уста. Теперь для всех ясно стало, что если он согласен во всем с Апостолами, то действует тоже по разуму Божию, строит на прочном основании, как и прочие, и, следовательно, не вотще течет. Он говорит как бы чтобы враги мои не имели основания говорить, будто я напрасно теку или текох, и чтобы другие, слушая их на меня клеветы, будто я разно от Апостолов проповедую, не поддавались их внушениям, что я напрасно теку. Блаженный Иероним замечает, что приверженцы закона «распространяли мысль, что вотще течет тот, кто думает, что ветхому закону следовать не должно». Это и были порицатели святого Павла, о коих святой Златоуст полагает, что они «больше уважали Петра и Иоанна и думали, что он (святой Павел) не согласуется с ними, так как проповедывал Евангелие без обрезания, а те терпели оное, и потому полагали, что он противу закона поступает и вотще подвизается. Потому, говорит, взыдох и предложих им благовествование, не для того, чтобы самому научиться чему-нибудь от них, но для того, чтобы вразумить тех, что я не напрасно теку». После этого и все, кого бы стали соблазнять порицатели святого Павла, были ограждены от опасности быть обольщенными от них, убеждаясь, что учение святого Павла было всеобщее всех посланных от Бога провозвестников спасительной истины учения. Проповедь святого Павла получала чрез сие прочное основание, и никакой уже не предстояло опасности, чтоб он напрасно тек, то есть чтобы кто-нибудь надеялся на успех отторгать от него последовавших его учению и тем делать тщетным труд его. Иные так и перифразируют: да не како вотще теку,— чтобы труд мой не пропадал даром или чтоб из труда моего ничего не пропадало. Предполагается мысль: обратишь кого, а эти придут и натолкуют, что точно есть на земле свыше дарованное учение, но оно в настоящем виде преподается только старшими Апостолами, а этот несогласен с ними, — натолкуют это и отторгнут от истины принявших уже ее: труд мой и напрасным становится. Чтоб этого не случилось или с уверовавшими уже, или с имеющими уверовать, я теперь, по внушению Божию, заручаюсь общим всех одобрением благовестия, которое проповедую, да заградятся уста лжеучителей и торжествует единая истина Божия о Христе Иисусе Господе нашем    
    б) Как был принят христианами там? (2, 3—5)

  Сказавши, почему и зачем был в Иерусалиме и что там делал, теперь Павел говорит, как принят был тамошними христианами. Все братски приняли, говорит, нас, каковы мы были, сбросивших всякую связанность предписаниями иудейскими, как доказали они общением с Титом необрезанным (см.. 2, 3). Лжебратия,— ревнители закона, подходили, чтобы поколебать нас, но ничего не успели (см.- 2, 4), так что свобода Евангельская отстояна нами пред лицом всех (см.: 2, 5)
  Глава 2, стих 3. Но ни Тит иже со мною, Еллин сый, нужден бысть обрезатися.
  Тит, верующий из язычников, необрезанный, со мною всюду был среди христиан из иудеев и, несмотря на необрезание, всеми принят в общение. Тамошнее общество никакого затруднения не представило к общению с Титом, чем сильнее всяких слов доказало свое убеждение, что обрезание и необрезание не производят никакой разности между уверовавшими в Господа. Не нужден,— или совсем не был принуждаем, то есть и помина о том не было; или не был вынужден, хотя убеждали его и принуждали. Последнего можно было ожидать только от лжебратий, не понимавших условий спасения, о которых особая речь; они не одного обрезания требовали, но соблюдения всего закона и всех предписаний. Кто не принуждал, — Апостолы только или и общество христианское? Так как впереди говорит Апостол, что он излагал свое учение и пред всеми, и наедине Апостолам; то и здесь разумеется, что Тит никем не был принуждаем, ни Апостолами, ни верующими, здраво судившими об отношении закона Моисеева к христианству, хотя, конечно, Апостолы были руководящими. Наши древние толковники говорят, что Апостолы не заставляли Тита обрезаться, хотя иные того желали. Если иные желали, конечно лжебратия, то иные не желали. Дело происходило открыто. Лжебратия хотели бы обрезать, но Апостолы и истинные братия не соглашались на то и оставили Тита свободным. Видно здесь намерение Апостола Павла выделить из сонма здраво-верующих этих лжебратий, приверженцев закона, давая понять, что они были будто какие особняки, шедшие с упорством наперекор всем.
  Блаженный Феодорит пишет: «вот самое сильное доказательство, что и по мнению Апостолов уверовавшим из язычников не должно хранить закон, ибо Титу, который был необрезан и призван из еллинов, не предписывали обрезываться, хотя и очень многие желали противного». Святой Дамаскин говорит, что необрезание Тита «было самым сильным доказательством того, что Апостолы не охуждали святого Павла за то, что он не обрезывает язычников». Амвросиаст прибавляет: «и подразумевается: зачем же вам (га-латам) обрезываться, когда Тит не был принужден обрезываться Апостолами первейшими, но принят был в общение необрезанный?» Другие наши толковники более останавливаются на том, как же сами Апостолы терпели обрезание в Иерусалиме? На это один у всех ответ: то было по некоей экономии, то есть допускаемо на время как мера благоразумия, а не как правило неизменное. Экумений говорит, что непринуждение Тита обрезаться служит «доказательством того, что и Петр со своими не законополагает обрезания, но, по снисхождению к веровавшим из иудеев, попускает его». Феофилакт: «что и Апостолы допускали обрезание не как закон неотложный, а по некоей экономии (то есть как временную меру благоразумного снисхождения к немощным)». Пространнее выясняет сие святой Златоуст: «что Тита необрезанного Апостолы не принуждали обрезываться, это весьма ясно доказывало, что они не осуждали учения Павлова или его дел; а еще более доказывало сие то, что и тогда, как противники, узнавши о сем, настаивали на обрезании, Апостолы не повелели сего сделать; на что самое он и указывает словами: и за пришедшую лжебратию. Кто сии лжебратия, это здесь требует объяснения. Ежели Апостолы допускали обрезание, для чего же ты называешь лжебратиями тех, которые с ведома Апостолов повелевали сие делать? Во-первых, не одно и то же требовать что-нибудь делать и допускать делаемое. Кто требует, тот настаивает, чтоб его требование, как необходимое и важное, было исполнено; но, кто не требует, а только не возбраняет желающему, тот допускает известное действие не как должное и необходимое, но по особенному какому-нибудь распоряжению. Так и здесь Апостолы, хотя допускали обрезание, но не как защитники закона, а по снисхождению к немощи иудеев. А если б они защищали закон, то не стали бы относительно иудеев действовать так, а относительно язычников иначе; ибо что нужно было делать по закону Христову одним, то же, конечно, нужно было делать и другим. Но если они постановили законом не принуждать к обрезанию язычников, то тем показали, что иудеям дозволяли оное только по снисхождению. Лжебратия же делали сие не с тем намерением, но чтобы отторгнуть верующих от благодати и снова подчинить под иго работы. И это есть первое различие, полагающее великое средостение между Апостолами и лжебратиями. Второе же есть то, что Апостолы делали сие во Иудее, где и закон был еще так силен; а лжебратия делали сие повсюду, ибо хотели поработить и всех галатов. Отсюда явно, что последние делали сие не для созидания, а для совершенного разорения».
  Стихи 4 — 5. И за пришедшую лжебратию, иже привнидоша соглядати свободы нашея, юже имамы о Христе Иисусе, да нас поработят: имже ни к часу повинухомся в покорение; да истина благовествования пребудет в вас.
  Все древние наши толковники не отделяют слово: и за пришедшую лжебратию — от предыдущего стиха и так сочетавают речь: Тит не был нужден обрезатися, даже и за пришедшую лжебратию. Так святой Златоуст, как видно из предыдущей выписки. Так блаженный Феодорит, несмотря даже на то, что по-гречески стоит не: и за пришедшую, — а: за пришедшую же лжебратию. «Союз же,—говорит он, — в составе речи излишен. Ибо смысл сих изречений таков и Тита, хотя он был еллин, не принуждали обрезаться ради прившедших лжебратий» Так святой Дамаскин: «Апостолы не принуждали обрезаться необрезанного Тита, хотя прившедшие лжебратия подсматривали за тем и принуждали обрезать». Фотий у Экумения: «даже видя присущими лжебратий». Сам Экумений: «ни даже ради прившедших лжебратий». И Феофилакт так же. И из латинских учителей блаженный Августин пишет: «за прившедшую лжебратию не был принужден обрезаться Тит; то есть невозможно было исторгнуть у него согласие на обрезание, хотя прившедшие соглядать свободу нашу очень желали, чтобы Тит обрезался, чтоб потом проповедать, что обрезание необходимо для спасения, по согласию и свидетельству самого даже апостола Павла». Таким образом вся древность за такого рода сочетание речи; и нам отделяться от них не следует. Наш славянский перевод не отступает от них.
  Новые инославные толковники полагают, что тут начинается особая речь у святого Павла, к чему понуждает их частица же, о коей поминает блаженный Феодорит. Чтение этим точно выдерживается; но спутывается течение речи. Ибо: за прившедшую же лжебратию,— такую и такую,— имже ни к часу покорихомся… выходит нестройно. Чтобы дать речи строй, они делают разные предположения, иногда очень неудобные.
  Кто такие были лжебратия? Они были братия, то есть уверовавшие в Господа и крестившиеся, но братия ложные, то есть державшиеся ложных начал, полагая, что при вере в Господа необходимо соблюдать и закон ветхий, чтобы спастися. При этом и вера о Лице Спасителя не могла быть в них истинна, а далее и весь нравственный строй. Следовательно, совне они были христиане, а внутри не имели христианского настроения. Держащихся закона было много между веровавшими иудеями, — в Иерусалиме, можно сказать, все. Но между ними одни держались его по привычке только, не считая уже исполнение его необходимым условием спасения, а другие держались его в этом именно смысле, думая, что без него спастись нельзя. И между этими одни, сложившись в таких убеждениях, жили себе спокойно, другие выступали как деятельные борцы за истину и ревновали всем передать свои убеждения. Те, которые в Антиохию приходили и подняли там спор, были из числа их. Из числа их были и эти, которые теперь прокрались к святому Павлу с его спутниками, чтобы подсмотреть, как они живут, по-иудейски ли.
  За пришедшую лжебратию, παρεισακτους,— прившедшую, тайно введенную; иже привнидоша, παρεισηλθον, — будто прокрались.—Это, разумеется, не в общество христианское, а в дом, где был апостол Павел с своими. В Церковь Христову они вошли по вере в Господа, причем о том, как должно будет отнестись к закону, у них мысли не было; они уверены были, что закон останется в силе и что, принимая веру во Христа, они становятся настоящими иудеями, полными, по всем пророческим обетованиям. Увидев, после крещения Корнилия, что христиане пошли такою дорогою, на которой закон среди них не может удержаться в силе, какую они ему придавали, а между тем не желая возвратиться снова к иудейству, они задумали отстаивать закон при вере и начали действовать в этом духе. Несмотря на то, они долго были терпимы в Церкви: их не отлучали, в чаянии образумления и исправления.
  Привнидоша соглядати. Уже привнидоша показывает нечто в них недоброе, будто тайком прокрались, под личиною братства. А: соглядати — еще более обличает недобрые в них намерения, будто подсмотреть, что там делается и говорится, чтобы потом воспользоваться тем против них. Амвросиаст пишет: «привзошли с лукавством, показывая себя братиями, когда были врагами… вошли с смирением, притворяясь друзьями». То же и Экумений: «смотри, как он выставляет их врагами, прившедшими, чтоб вред причинить вере,— во-первых, тем, что говорит: привнидоша, — тайком, злонамеренно прокрались; во-вторых, тем, что говорит: соглядати; ибо соглядающий соглядает с целию повредить и сделать зло». Святой Златоуст пространнее: «видишь ли, как он названием соглядатаев выразил неприязнь их? Ибо соглядатаи входят только для того, чтобы, высмотрев дела противников, приготовить себе удобнейшие средства к поражению и низложению их; так и лжебратия поступили тогда, желая поработить ветхозаветному оному рабству. Почему и отсюда видно, что намерение Апостолов и лжебратии было не одно, но весьма различное и противоположное. Ибо Апостолы снисходили для того, чтобы мало-помалу вывести из рабства; а те, напротив, устрояли сие, чтоб еще большему подвергнуть рабству Потому они тщательно подсматривали и наблюдали, кто был обрезан, на что указывая и Павел сказал: привнидоша соглядати свободы нашея,— означая коварство их не только именем соглядатаев, но и тем, что они приходили тайно и как тати».
  Соглядати свободы нашея… о Христе Иисусе. Господь наш Иисус Христос крестною смертию Своею, заменившею все жертвы и чины ветхозаветные, умилостивительные, оправдательные и освятительные, и благодатию Святаго Духа, в таинствах обновляющею естество наше, освободил верующих в Него от ига предписаний закона Моисеева, сделал их ненужными уже. Приступающие к Господу с верою, чрез то самое, что приступали к Нему, получали все, что преобразовательно* только обетовал ветхий закон, и, следовательно, становились, по самому существу того состояния духовного, в какое поставляла их вера, свободными от него. Апостол указывает сим выражением и на свободу, которую все верующие должны иметь, и на свободу, которую он с своими действительно имеет, сбросив все узы закона. В Иерусалиме и те, кои здраво понимали силу веры в Господа, держались законных уставов по привычке. Святой Павел, как только уверовал, оставил закон, коему так был предан. В этой же свободе он воспитывал и всех верующих по благовестию его, не язычников только, но и иудеев. Иерусалимляне нигде более не могли видеть этой свободы, как у Павла и бывших при нем. Они явились в Иерусалиме как представители порядков обновленной во Христе Иисусе жизни, чистых от всякой примеси иудейства и тем паче язычества. Почему могли составлять предмет любопытства для всех. Всякому любопытно было посмотреть, как это живут и спасаются, не держась порядков, бывших тогда в употреблении и считавшихся неотложною принадлежностию благочестивого иудея.
  Но лжебратий привлекло туда не одно любопытство. У них была затаенная мысль, на которую указывает святой Павел словами: да нас поработят. Прокрались они к святому Павлу тайком, и прокрались с тем, чтобы подсмотреть свободу его и тех, кои были при нем; но у них было при этом и то в уме, чтобы не ограничиться одним наблюдением. Ревность по закону влекла их туда, чтобы, заметив неподчиненность закону, употребить усилия, возвратить этих, высвободившихся от него, опять под иго его. Слова святого Павла наводят на мысль, что они и делали такого рода покушения. Но как могли они это делать? Власти, конечно, никакой в их руках на это не было. Можно бы это предположить, если бы они действовали от лица Апостолов; но по ходу всего дела видно, что они уже отделились от Апостолов и действовали независимо от них. Присутствием одним? Может быть, они были лица, важные среди иудеев, и число их было не мало. Тем и другим они могли влиятельно тяготеть над апостолом Павлом и теми, кои были при нем, и колебать их твердость то уважением, то опасением разлада, то страхом каким-нибудь. Но прямее они заводили речь и старались убедить. Ревность их не могла позволить им молчать. Видно, что с их стороны был натиск немалый. Но ничего не успели. Не без усилий, однако ж, это обошлось Апостолу; почему и памятно было, как заключить можно из следующих слов.
  Имже ни к часу повинухомся в покорение. Как у нас говорят: ни на минуту или ни на волос не уступили. Следовательно, была борьба: одни нападали, другие защищались. — По-гречески: ειξαμεν τη υποταγη — не уступили покорностию. Мысль: или не уступили с покорностию, покорно, не попереча, или не уступили покорностию закону, и вообще, и в частностях, не согласились возвратиться ни к каким делам закона, ни большим, как обрезание, ни меньшим, как, например, уставы о пище, омовениях и прочее. В славянском переводе выдерживается последняя мысль; русский перевод, чтоб яснее выразить ту же мысль, употребил перифраз: не уступили и не покорились. У тех была мысль не поспорить только, но делом подчинить закону. «Замечай высоту и выразительность сих слов, — говорит святой Златоуст. — Не сказал: слову (не повинухомся), но: покорению (то есть их усилию покорить). Ибо те сие делали не для того, чтобы научить чему-либо полезному, но чтобы подчинить и поработить».— Святой Дамаскин: «ни на минуту не поддались им, то есть прившедшим, чтобы не оказаться одно говорящими, а другое делающими».
  Да истина благовествования пребудет в вас,— то есть да истина спасения в Едином Господе Иисусе Христе, или христианство вообще, в целом своем устройстве, пребудет чистым, беспримесным у вас, уверовавших из язычников: ибо среди иудеев явиться ему таковым мешают пока многие соприкосновенности, с которыми благоразумие заставляло соображаться высших направителей дела Христова. Уступи тут святой Павел и согласись принять хоть что-нибудь из иудейства, примесь эта пошла бы и во всей Церкви из язычников и истина благовествования и вообще не пребыла бы на земле такою, какою ей следовало быть. В вас — речь обращается к галатам, поколику они суть верующие из язычников. В этом случае он смотрит на них как на представителей языко-христиан и в лице их говорит о всех таковых. Святой Златоуст говорит: «чтобы то, чему учили мы словами, сие подтвердить и делами, то есть что древняя мимоидоша, и быша вся нова; и: аще кто во Христе, нова тварь (ср.: 2 Кор. 5, 17); и что обрезающимся Христос ничтоже пользует (ср.: 5, 2),— сию истину утверждая, мы ни на час не уступили им». Феофилакт прилагает: «да пребудет твердым и непреложно истинным то, что мы проповедывали вам. Противостоя им, мы показали, что и вам истинно возвещали мы об упразднении закона. Не отступайте же от этой истины».
  Блаженный Иероним направляет свое толкование к целям Послания и извлекает из слов Апостола сильный урок галатам: «среди такого множества иудеев, врагов своих, которые из ревности по закону хотели бы исчерпать всю кровь его, ни он сам, ни Тит не уступили по какому-либо страху или нужде; хотя можно бы было извинить их, если б они не выдержали ненависти стольких и толиких — и уступили… Он как бы говорит: и угрозами стращая, и своею многочисленностию подавляя нас, они хотели от свободы Христовой опять ввергнуть нас под иго закона; но мы ни на минуту не уступили им, хотя нас в этом случае могла извинить необходимость сохранить мир Церкви. И это сделали мы для того, чтобы не подать вам никакого повода к отступлению от благодати. Итак, если мы, находясь в Иерусалиме, окруженные таким множеством иудеев и лжебратий, при уступчивости старших Апостолов, никакою силою не могли быть принуждены исполнить чин обрезания, которое признали потерявшим уже силу; как вы, из язычников, вы, живущие в Галатии (то есть вдали от иудеев), вы, которым не могло быть делаемо никакое влиятельное понуждение, как вы, отступая от благодати, задумали подчиниться обветшавшему закону?»    
    в) Как отнеслись к нему Апостолы? (2, 6—10)

  Сказавши, как приняли его верующие и эти ревнители закона, Павел говорит теперь, как отнеслись к нему старейшие Апостолы. Что, говорит, касается до знаменитейших наших, то у меня с ними не оказалось никакой разности, ни размолвки в учении, ни различия в достоинстве. Они ничего не прибавили ни к моему учению, ни к моему авторитету. Напротив, ясно уразумев благодать Божию и в моем избрании, и в моей проповеди, десницы дали мне с Варнавою, то есть вполне согласились, чтоб я с ними авторитетно проповедал Евангелие среди язычников, в том же духе, как проповедывал дотоле, как они узнали из бесед моих с ними,—в каком духе проповедаю его доселе, в каком проповедывал его и у вас (см.: 2, б—10).—Такая общая мысль сего отделения очень ясна сама по себе; но некоторые обороты речи святого Павла довольно затруднительны к истолкованию.
  Глава 2, стих 6. От мнящихся же быти что, якови некогда беша, ничтоже ми разнствует: лица Бог человеча не приемлет. Мне 6о мнимии ничтоже привозложиша.
  Мнящиеся быти что,— то же, что выше: мнимии,— и ниже: мнимии столпи быти. Не то, по Августину, этим хочет выразить Апостол, что они сами себя почитают значущими что-нибудь, но что такими их почитают все христиане. Все думают о них, что они не то же, что все другие, суть нечто особенное, выдающееся из ряда. Можно эти слова перифразировать: знаменитейшие наши.
  Якови некогда беша. Греческий текст: οποιοι ποτε ησαν — дает возможность такого перевода: каковыми когда-либо бывали (люди). И это, кажется, будет самый удобный перевод, по ходу речи и по цели Апостола. Апостол выражает свою мысль об Апостолах старших и ставит их выше всех знаменитостей человеческих, как они в самом деле и суть. Сравнивая же потом себя с ними, свое достоинство поднимает в очах галатов, чтоб отнять у них всякий предлог к непоследованию учению его. Другой перевод: каковыми они (то есть Апостолы) некогда были, или какими бы ни были они когда-либо,—поставляет в затруднение объяснить, что значит: некогда были, или когда-либо были,— наводя на мысль, будто они перестали быть знаменитыми. Останавливаясь на этом переводе, невольно спросишь: когда же это — некогда? Одни отвечают: когда Господь был видим на земле и они всюду за Ним следовали (см.: блаженный Иероним). Но, по сошествии Святаго Духа, они стали более знамениты, нежели как были прежде. Другие: еще прежде призвания их Господом к Апостольству, когда они были грешники (см.: блаженный Августин), люди простые, не сведущие в законе (см.: Амвросиаст). Но апостолу Павлу никакой не было нужды заводить мысль галатов так далеко, когда она притом ничего не дает для его целей. Третьи: прежде удостоверения свыше, данного чрез святого Петра, что язычникам открыта дверь для входа в Церковь Христову без обрезания. Мысль: прежде они думали, что нужен закон, а теперь уже перестали так думать (см.: Экумений), в чем у меня с ними нет разности. Это, при сем переводе, ближе всех к ходу речи святого Павла. Заметим, впрочем, что это такое вносное предложение, которое не имеет влияния на определение главной мысли текста. Потому можно не слишком озабочиваться точнейшим определением его смысла.
  Ничтоже ми разнствует — у меня нет различия, ни по Апостольскому авторитету, который у меня тот же, как и у них,— ни по учению, ибо и они так же разумеют спасение в Господе, как и я. «Тот, Кто не сведущим в законе (то есть неученым рыбарям) вложил разумение христианского учения, Тот и мне, искусному в законе (ученому), благоволил даровать то же разумение» (Амвросиаст).
  Лица Бог человеча не приемлет. Не смотрит Бог на то, чем кто есть, но на то, чем он может быть при содействии Божией благодати. Хоть я был невер и гнал Церковь Божию; но Бог, провидя, что я пребуду верным деятелем, если мне вверить благовествование (см/ 1 Сол. 2, 4), избрал меня на это служение и поставил в ряд тех знаменитейших. Благодатию Божиею есмъ, еже есмь (ср.: 1 Кор. 15, 10).
  Мне бо мнимии ничтоже привозложиша. Что нет разнствия с знатнейшими, это доказывает тем, что, после беседования и уразумения всего хода дел у апостола Павла, они ничего ему не прибавили, ни в учении, ни в достоинстве Апостольском, а только, признав то и другое исходящим от Самого Господа, приняли его в равночестное с собою общение. Блаженный Иероним пишет: «выше сказал, что входил в беседу со старшими Апостолами и рассказывал все, что совершил между язычниками. Теперь говорит, что они ничего не прибавили к тому, но, одобрив все, что им сказано, дали десницы общения, подтвердили, что их Евангелие и Евангелие Павлово есть одно и то же».
  Такое понимание сего текста дает славянский наш перевод, преимущественно словами: ничтоже ми разнствует. Но греческое соответствующее выражение: ουδεν μοι διαφερει — употребляется еще, когда хотят сказать: никакого мне до чего-либо дела нет. Принимая это значение сей фразы здесь, надо допустить, что святой Павел хотел сказать: что касается до знаменитых Апостолов, то мне до них дела нет, — разумеется в том отношении, что они терпели обрезание среди иудеев, по некоей экономии. Наши древнейшие толковники понимают эти фразу так и в объяснении мысли текста заботятся особенно о том, чтоб отстранить от апостола Павла какую-либо даже тень неуважения к первейшим Апостолам.
  Ход мыслей у них таков: пред сим святой Павел речь направлял все к тому, чтобы доказать, что обрезание более не нужно для спасения. Ему могли возразить: как же другие Апостолы, первые, терпят его? Если они терпят, почему и тебе не потерпеть? Те Апостолы терпели обрезание между иудеями только, притом на время, допуская это снисхождение как меру благоразумия, по экономии некоей. Святому Павлу можно бы сказать: ге вот почему так поступают! Но, объявивши это, он ослабил бы силу действия той меры, и она вместо блага принесла бы больше зла Почему он умалчивает об этом, а говорит только: как они поступают, до этого дела нет. Я им не судья. Рассудит Бог, Который не смотрит на лица. «Бог не постыдится (не посмотрит), что они корифеи» (Экумений).
  Приведу самые слова некоторых толковников. Вот слова блаженного Феодорита: «поелику, как, вероятно, и галаты говорили, что самые первые из Апостолов хранят закон, а Божественный Апостол знал, что они принуждены были делать это по снисхождению к уверовавшим из иудеев и еще не твердым в вере; то, поставленный среди двух крайностей, и, с одной стороны, признав всего более неуместным обвинять Апостолов, а с другой — не желая обнаружить их намерения, чтобы не повредить гем домостроительству, пролагает себе какой-то средний путь и принимает на себя такой вид, будто огорчается тем, что делается, и затрудняется сказать о том, а предоставляет все Божию определению».
  Вот слова Фотия у Экумения «могли говорить святому Павлу если Петр хорошо делает, снисходя обрезанию, почему не и ты? Зачем так строго осуждаешь то, что в других называешь мудрою экономиею? Оставь и здесь делать то же, не запрещай и потом как тебе угодно называй это — экономиею или догматом. Так бы они подумали и так бы говорили Павлу, если б он сказал, что Петр по экономии временно допускает обрезание. Почему Павел премудро сделал, что умолчал совсем об экономии, а со строгостию касается самого действия и обличает, будто нарушителей закона, тех, кои снисходят, чтобы, строгостию обличения этих, тем более устрашить и исправить тех, кои держались обрезания с грехом (то есть признавая его необходимым для спасения). Почему он не боится потом называть их лицемерящими и не право ходящими (см.: 2, 13 — 14), только бы сохранить чистоту Евангелия Христова».
  Вот, наконец, слова святого Златоуста: «поелику против него (апостола Павла) говорили поступки Апостолов и, смотря на них, некоторые естественно могли сказать: как же они дозволяют сие? — то смотри, как премудро он решает сие возражение. Он не сказывает истинной причины, то есть что Апостолы делали сие по снисхождению и по особому распоряжению (экономии, домостроительству); ибо это могло бы повредить слушателям. Не нужно знать причины того или другого распоряжения тем, для которых чрез сие распоряжение готовится какая-либо польза. Если же откроется причина сего распоряжения, то все разрушится. Посему только тот, кто делает распоряжение, должен знать причину своих действий; но не должны знать причины сей те, для которых готовится польза чрез сие распоряжение. Чтоб яснее представить то, что говорю, приведу пример из сего же самого дела Сам же блаженный Павел, так сильно восстающий против обрезания, когда посылал Тимофея учителем к иудеям, то прежде обрезал его и потом послал. Он это сделал для того, чтобы слушатели имели большее доверие к Тимофею; и, таким образом, он пришел к ним обрезанный, чтобы уничтожить обрезание. И сам Тимофей знал причину сего дела, а ученикам оной не сказывал. Ибо если б они узнали, что он обрезался для того, чтоб уничтожить обрезание, то ни на минуту не стали бы слушать его проповеди, и погибла бы вся польза. А теперь сие неведение принесло им величайшую пользу. Ибо, думая, что он это сделал, как хранитель закона, благосклонно и охотно принимали его и учение его. А, принимая мало-помалу его учение и познав истину, после и сами оставили древнее. Чего не случилось бы, если б они в самом начале узнали причину. Ибо, узнавши, стали бы отвращаться от него, отвращаясь, не стали бы слушать его; а не слушая, остались бы в прежнем заблуждении. Чтобы не случилось сего, он и не открыл причины. Потому же и здесь Апостол не открывает причины такого распоряжения Апостолов, но другим путем ведет свое слово, говоря так: от мнящихся же быти что, якови некогда беша, ничтоже ми разнствует: лица Бог человеча не приемлет. Здесь он не только не защищает Апостолов, но и сильно говорит против сих святых, чтобы доставить пользу немощным. Слова его имеют такое значение: если они и допускают обрезание, то они же будут и отвечать Богу; Бог не уважит лица их за то, что они почитаются великими и первоверховными. Впрочем, он сказал сие не так открыто, но с осторожностию Ибо не сказал: если они повреждают проповедь и проповедуют не так, как заповедано, то дадут ответ на последнем суде и будут наказаны. Сего не сказал он, но гораздо почтительнее касается их, говоря так: от мнящихся быти что. Не сказал опять: якови суть, но: якови беша; показывая тем, что и они после перестали так проповедывать, когда повсюду воссиял свет Евангелия. И опять сими же словами: якови некогда беша, — говорит еще: а если они и так проповедывали, в том сами дадут ответ; ибо не человекам будут отвечать, но Богу. И сие говорит он не потому, чтобы сомневался в них или не знал их намерения; но потому, как я сказал, что считал более полезным так вести слово. Потом, чтобы не подумали, что он держится противного пути — обвиняя их, и тем не подать повода к разделению, то он тотчас поправляет речь свою, говоря: мне бо мнимии ничтоже привозложиша. Что же это значит? Что вы говорите мне, того я, говорит, не знаю; но только то ясно знаю, что они не противоречили мне, напротив, единомысленны и согласны были со мною; что они ничему не научили, ничего не поправили и ничего не прибавили к тому, что он знал. Мне бо, говорит, мнимии ничтоже привозложиша. То есть они, выслушав мое учение, ничего к нему не прибавили, ничего не исправили, зная притом, что я для того и пришел, чтобы сообщить им мое учение, по откровению Духа,— пришел для того и еще Тита привел с собою, необрезанного; но они ни мне ничего не сказали больше того, что я знал, ни Тита не обрезали».
  Такова же мысль у Феофилакта с Экумением. Похоже на это и Иеронимово толкование. Какое же принять понимание сего места? Первое естественнее, второе авторитетнее Что для кого ценнее, тот то пусть и изберет. Главная мысль Апостола, — согласие его учения с учением старейших Апостолов, — выдерживается при том и другом понимании.
  Стихи 7 — 9. Но сопротивное, уразумеете, яко уверено ми бысть благовестие необрезания, якоже Петру обрезания: ибо Споспешествовавый Петру в послание обрезания, споспешествова и мне во языки: и познаете благодать данную ми, Иаков и Кифа и Иоанн, мнимии столпи быти, десницы даша мне и Варнаве общения, да мы во языки, они же во обрезание.
  Во всех этих стихах главная мысль одна: ничего не привозложили, а напротив, десницы дали общения. «Не только ничего не прибавили к моей проповеди, но, напротив, одобрили с похвалою» (Экумений). Другие положения: уразумеете, — что мне вверено благовестив язычникам; познавше благодать и прочее — представляют основания, почему так сделано,— потому что святой Павел так же, как и первейшие Апостолы, Богом поставлен на сие дело и равно им облагодатствован.
  Но сопротивное. — «Что значит: сопротивное? Некоторые думают, что сим он хотел сказать то, что Апостолы не только ничему не научили его, напротив, сами научились от него. Но я не скажу сего. Ибо чему бы еще они стали учиться у него? Каждый из них был совершен. Не то он хотел сказать словом: сопротивное, — но то, что они не только не укоряли его и ни в чем не думали обвинять его, но еще одобрили и похвалили его. Ибо противное обвинению есть одобрение и похвала. Но против сего некоторые могли теперь сказать: если одобрили, то почему не отменили обрезания? Ибо если одобрили, то надлежало бы отменить оное. Но сказать: отменили — он почитал очень нескромным делом и думал, что чрез это возбудит открытую брань против Апостольского исповедания. А если бы сказал, что они допускают обрезание, то видел, что встретит другое возражение. Если они одобрили твою проповедь, сказали бы противники, а сами дозволяли обрезание, то в таком случае они сами противоречили бы себе. Как же выйти из этого затруднения? Конечно, мог бы он сказать, что Апостолы дозволяли обрезание по снисхождению к иудеям. Но, сказав это, он поколебал бы все основание мудрого распоряжения их; и потому не говорит сего, оставляя сие под сомнением и в сокровении, сказав только: от мнящихся же быти что… ничтоже ми разнствует. Как бы так сказал: не осуждаю и не оговариваю сих святых. Они сами знают, что делали; ибо знают, что и они должны отдавать отчет Богу. Моя забота — доказать только то, что они не отвергли моего учения, и не поправляли его, и не приложили к нему ничего; напротив, одобрили его и подтвердили своим согласием; свидетелями сего я имею Тита и Варнаву» (святой Златоуст).
  Уразумеете, яко уверено ми бысть благовестие необрезания, якоже Петру обрезания. «Под обрезанием и необрезанием разумеет он не самое дело, но народы, сим различающиеся между собою. Необрезанием называет язычников, а обрезанием иудеев» (святой Златоуст).
  Словами: мне, якоже Петру — «показывает, что он имеет равную честь с Апостолами, и сравнивает себя не с другим кем из них, но с первоверховным, показывая сим, что каждый из них получил равное достоинство» (святой Златоуст).
  Уразумели Апостолы, что святому Павлу вверено благовестие язычникам. Откуда уразумели? Могли это они уразуметь и из сказаний о том, как по обращении святой Павел прямо на это назначен свыше. Ибо и Анании Господь сказал: сосуд избран Ми есть сей, пронести имя Мое пред языки и царьми (Деяи. 9, 15); и самому Павлу повелел Он потом: изыди из Иерусалима… яко Аз во языки далече послю тя (ср.: Деян. 22, 18, 21); и в Церкви Антиохийской Дух Святый повелел отделить его на дело проповеди языкам (см.: Деян. 13, 2). Осязательнейшим же удостоверением в этом служило то, что Споспешествовавый Петру в послание обрезания споспешествовал и ему во языки, — дивные знамения, сопровождавшие проповедь святого Павла в первое его проповедническое путешествие, как об этом рассказывал он с Варнавою и по дороге в Иерусалим, и в самом Иерусалиме (см.: Деян. 15). В Пафе, на острове Кипре, ослепил он Елиму, волхва-иудеянина, за упорное сопротивление истине, вредившее Евангелию (см.: Деян. 13, 11); в Листре исцелил расслабленного, который не ходил на ногах от самого рождения; в долгое пребывание его в Иконии, Господь подтверждал истину слова Евангельского, совершая руками его знамения и чудеса (см.: Деян. 14, 3); и по возвращении в Антиохию он рассказывал Церкви Антиохийской, что сотворил с ним Бог (см.: Деян. 14, 27). Очевидно было, что как все Апостолы проповедали всюду, Господу поспешествующу и слово утверждающу последствующими знаменьми (ср.: Мк. 16, 20), так и святой Павел не лишен был при своей проповеди этого споспешествования свыше. Удостоверясь в этом, старшие Апостолы не могли не видеть, что святой Павел не самозванец какой, а избран свыше, ибо и покровительствуется свыше. Потому надо полагать, что он как тогда, в Иерусалиме на Соборе, намеренно поведал, елика сотвори Бог знамения и чудеса во языцех, при его с Варнавою проповеди (см.: Деян. 15, 12), так и здесь, в Послании, намеренно поминает о том; ибо ничто так не убеждает в истине, как свидетельство свыше, достоверно дознанное. Галаты из одного этого могли вывесть убеждение, что проповедь его в том виде и духе, как он ее предлагал, есть от Бога, Который так видимо содействует ему во всем.
  Так святой Павел, сверхъестественным действием Божией благодати, из такого ревнителя закона был преобразован в совершенно отрешенного от всякой связности узами закона, и убеждением ума, и чувствами сердца, и самым делом; и в этом новом состоянии назначен был проповедать чистое, совершенно отрешенное от всякой примеси иудейства Евангелие среди языков. Почему и есть Апостол языков. Но как святой Петр называется назначенным для проповеди только иудеям, ибо, говорил, мне вверено благовестив необрезания, как Петру обрезания, тогда как и святому Петру, и прочим всем Апостолам Господь заповедал: шедше научите вся языки (ср.: Мф. 28, 19)? Святой Павел берет здесь состояние деятельности Апостолов, как она была в то время, которого касается его повествование. Ход же деятельности святых Апостолов можно представить в таком виде. Сначала все они действовали в Иерусалиме. Когда в Иерусалиме прочно уже утверждена была Церковь, они разошлись по всем другим городам и селениям Палестины. Основав и здесь Церкви, разошлись по всему миру, куда кого определил Бог. В Иерусалиме, для окончания продолжавшегося дела обращения иудеев и для руководства на случай недоумений всех других Церквей, оставлены, по общему совету и, может быть, указанию свыше, Петр, Иоанн и Иаков (не Зеведеев, а брат Господень), первый предстоятель Иерусалимской Церкви. Так было во время Собора. Петр и кои с ним в это время заняты были исключительно устройством Церквей среди иудеев. И святой Павел мог сказать, что ему вверено утверждение веры между обрезанными. Петр здесь один ставится как представитель прочих, первый между ними. Наши восточные толковники при объяснении этих мест всегда и говорят: Петр и кои с ним Святой Павел только свое служение хотел отособить от других. Как пред ним был главным деятелем из числа других Петр, то с ним одним себя и сопоставляет Амвросиаст пишет: «именует только Петра и себя с ним сравнивает. Как тот получил первенство в основании Церкви из иудеев; так и себя выставляет он избранным к тому, чтобы первенствовать в основании Церквей из язычников, так, однако ж, чтоб и Петр проповедал язычникам, когда нужда, и Павел иудеям. Тот и другой действительно так поступали. Но полное распоряжение в проповедании веры среди иудеев признается за Петром, а полное распоряжение в проповедании ее среди язычников за Павлом. Почему он и называет себя учителем языков в вере и истине (см : 2 Тим. 1, 11). Всякий из них получил назначение по силам своим».
  Блаженный Иероним видит в этом распределении трудов Апостольских особое премудрое распоряжение промышления Божия об устроении Церкви Христовой на земле. «Один и Тот же,— говорит он устами святого Павла, — мне вверил благовестие необрезания, а Петру — обрезания. Меня послал во языки, а ему положил быть во Иудее. Ни язычников не следовало подвергать болезням обрезания, никакой пользы не приносящим, и принуждать воздерживаться от яств, к которым привыкли; ни те, кои уверовали из иудеев, будучи уже обрезаны, не могли вдруг отстать от обычаев, с коими свыклись, и в коих видели свое превосходство над язычниками. Итак, промышлением Божиим иной дан Апостол обрезанным, который снисходил бы сеням закона, иной — необрезанным, который предлагал бы благовестие, в свободе веры от всякого примешения дел закона; чтоб ни с какой стороны не было препятствия вере и кто-нибудь не был не сподоблен веры во Христа по причине обрезания или необрезания. Не то этим определялось, чтобы Петр, который видением научен не смотреть на то, иудей ли кто или язычник, как бы забывши об этом, думал, что сверх благодати Евангелия надобно исполнять и закон; но чтоб он, по снисхождению не чуждаясь соблюдения закона, мало-помалу отвлекал иудеев от древних обычаев жизни. Ибо не могли они вдруг отторгнуться от них. Почему намеренно помянуто: Споспешествовавый Петру в послание обрезания,— чтоб не подумал кто, что он укоряет Петра, но чтобы, встретив наперед такие похвалы, всякий уразумел, что Петр не без соизволения Божия снисходит обрезанию именно того ради, чтобы тех, кои вверены ему из иудеев, сохранить в вере Христовой и Евангелии. Дается этим так же доразуметь, что если тот (Петр) не в вину себе поступал, соблюдая до времени то, что не было уже необходимо, чтобы не потерять вверенных ему; тем паче он (Павел) должен был действовать по всей истине Евангелия, чтобы сохранить то, что ему вверено в необрезании, чтобы иначе язычники, устрашенные игом закона, не были отталкиваемы от веры во Христа».
  И познавше благодать данную ми. Благодатию здесь называет то, о чем помянул прежде, то есть вверение ему благовестия язычникам и споспешествование свыше его проповеди явлением знамений и чудес. Из того и другого вместе Апостолы не могли не увидеть, что ему точно свыше дарована благодать такая же, как и им.
  Святой Златоуст говорит: «показав свое единомыслие с Апостолами, с большею свободою продолжает беседу и не останавливается уже на одних Апостолах, но возводит слово свое даже до Христа, Которому усвояет данную ему благодать Апостольства, и свидетелями сего называет самих Апостолов, говоря: и познавше благодать. Не сказал: услышавше, но: познавше,— то есть удостоверившись из самых дел. Видишь ли, как он показал наконец, что его проповедание угодно и Христу, и Апостолам? Ибо не была бы ему дана благодать сия и не действовала бы в нем, если бы такое проповедание не было угодно Христу».
  В силу такого удостоверения святым Апостолам оставалось только дать руки святому Павлу с Варнавою, в знак совершенного с ним во всем согласия и одобрения его образа действования,— что они и сделали.
  Иаков и Кифа и Иоанн. Иаков тот же, что и выше, брат Господень, который, за святость жизни и любовь к Господу, в Иерусалиме между всеми был в большом почете и предстоятельствовал в Церкви Иерусалимской. Первым стоит он ради сего предстоятельства, а не как брат Господень. Святой Златоуст замечает при сем: «где ему нужно было сравнивать себя, там упоминает об одном только Петре; а где надлежало представить свидетельство, там называет троих вместе, и притом с похвалою».
  Мнимии столпи быти. Столпы — опора, охрана, указатели пути. Все это идет к помянутым Апостолам в отношении к вере. Мнимии,—то есть «сущие столпы веры и почитаемые таковыми от всех» (Экумений).
  Святой Златоуст замечает: «словом: мнимии — он не отвергает того, что они действительно были таковы, но приводит мнение и других и говорит, что те великие и славные, которых все повсюду превозносят, они сами суть свидетели того, что я говорю, что сие угодно и Христу, что истину сего они дознали из самых дел и уверились в том из самого опыта». То же и Амвросиаст: «святой Павел говорит: Апостолами более славными между другими, коих за твердость называют столпами, подтверждаю, что мне от Бога дарована благодать и дар первенствовать в проповеди среди язычников, как Петр первенствует в проповеди среди обрезанных».
  Десницы даша мне и Варнаве общения. Дали десницы общения в знак содружества и полного согласия, единомыслия и едино действия. «Показывает, что с их мнением согласно было и его мнение, а с его мнением согласно было и их мнение» (святой Златоуст) «Не оказалось, чтобы старшие Апостолы в чем-либо разногласили с Павлом, так чтобы, когда он говорил, что получил совершенное ведение Евангелия, они отрицали то и что-нибудь хотели придать ему, как несовершенному. Но напротив, они явились не обличителями несовершенства, а одобрителями совершенства» (блаженный Августин).— Мне и Варнаве. «Как при Петре ставит лучших между Апостолами мужей, так и к себе присовокупляет Варнаву, который соединен был с ним по Божию изволению. Благодать же первенства (в проповеди язычникам) к себе одному относит, как и одному Петру (в проповеди среди иудеев). Так Апостолы обрезанных дали десницы Апостолам языков в доказательство общего согласия» (Амвросиаст). «Павлу и Варнаве для того даны десницы общения Иаковом, Петром и Иоанном, чтобы из-за разности в отношении к соблюдению (иудейских обычаев), не подумал кто, что у них разно и само Евангелие, и чтобы между обрезанными и необрезанными также было единодушное общение» (блаженный Иероним).
  Да мы во языки, они же во обрезание. «И той, и другой стороне угодно было то, чтобы они так проповедывали иудеям, и другие — так язычникам» (святой Златоуст). Это не исключительно, а преимущественно. Ибо и Павел с Варнавою в самом даже Иерусалиме возвещал истину; и потом везде сначала обращались с проповедию к иудеям, а потом уже переходили к язычникам (см.: Деян. 17, 1-4; 18, 4-9; 19, 8-9). И Петр с Иоанном действовали среди язычников, после того, как в Иерусалиме и Иудее уверовали все, могшие уверовать, а не веровавшие все более и более отчуждались от уверовавших, став во враждебное к ним отношение. — Блаженный Иероним решает так: «рождается вопрос: что же? Петр, если б нашел кого из язычников (готовым уверовать), не привел бы разве его к вере? И Павел, если б нашел кого таким из обрезанных, разве не сообщил бы ему крещение Христово? Этот вопрос решается так, что преимущественно один назначался для иудеев, а другой для язычников, для того чтобы те, кои привязаны были к закону, имели кому следовать и тем, кои чужды были закона, готов был учитель и руководитель. Вообще же у обоих их одна была цель — собрать Церковь Христову из всех языков. Читаем, что Петр крестил Корнилия, и Павел часто проповедал Христа в синагогах иудейских».
  Стих 10. Точию нищих да помним: еже и потщахся сие истое сотворити.
  Нищие здесь разумеются нищенствовавшие среди верующих иудеев, по причине гонений, лишений и разорений, причиненных неверующими верующим; заповедь такую постановить сообща заставляла крайняя нужда. Хотя из уверовавших не все были разорены и были между ними достаточные, готовые помогать, но, верно, число бедных и обедневших было так велико, что к поддержанию их недоставало у христиан местных средств. Язычники, меньше иудеев терпевшие разорение от своих, были достаточнее и без обременения себя могли подавать помощь бедным иудеям, — что они охотно и исполняли, по убеждениям и распоряжениям святого Павла. Этим вместе поддерживалась и духовная связь с центром христианства — Иерусалимом и поддерживалось тяготение всех Церквей к матери их,— Церкви Иерусалимской. Поминает же о сем святой Павел, может быть, ради того, чтоб показать, что сделанное им у них распоряжение, — по субботам отлагать, что кому рассудится, в помощь бедным верующим иудеям (см.: 1 Кор. 16, 1), было вынуждено возложенною на него заповедию Апостолов, а не есть какое-либо излишнее, самовольное постановление, лично им придуманное.
  Святой Златоуст пишет: «что значат сии слова? В деле проповеди, говорит, мы разделили между собою всю вселенную; и я взял язычников, а они — иудеев, потому что так угодно было Богу. В попечении же о нищих из иудеев и я им помогал. Посему, если бы было между нами какое несогласие или распря, они не приняли бы моего участия. Кто же сии нищие? Многие из уверовавших иудеев в Палестине, которые лишились всего, что имели, и повсюду были гонимы. На сие указывает он в Послании к Евреям, когда говорит: и разграбление имений ваших с радостию приясте (Евр. 10, 34). На то же указывает и в Послании к Солунянам, когда, восхваляя их мужество, говорит: вы бо подобницы бысте церквам Божиим, сущим во Иудеи: зане таяжде вы пострадаете от своих соплеменник, якоже и тии от Иудей (ср.: 1 Сол. 2, 14). И везде он показывает, что уверовавшие из язычников не столько гонимы были от оставшихся в язычестве, сколько были гонимы уверовавшие из иудеев от своих единоплеменников. Ибо иудеи — жесточайший народ из всех народов. Потому Апостолы так много и заботятся о верующих из иудеев, что они лишены всякого утешения в жизни. Потому и апостол Павел пишет о них и к римлянам, и к коринфянам и не только собирает для них деньги, но и сам относит оные, как сам же говорит: ныне же гряду в Иерусалим, служай святым (ср.- Рим 15, 25). Ибо они нуждались и в дневной пище».    
   

4) Твердость святого Павла в учении о свободе от закона, обнаруженная в противостании святому Петру, когда тот не по времени и месту оказал снисхождение иудействующим христианам (2, 11-21)

  Говорили лжеучители галатам, что святой Павел сам нестоек в своих убеждениях. У вас учит, что нисколько не нужно держаться закона, а в других местах, между иудеями, сам блюдет закон и других подчиняет закону (святой Тимофей уже был обрезан). Из этого выходило’ что ж его слушать, когда он то так, то иначе действует? Против этого святой Павел отвечает им сказанием о том, как он действовал в отношении к святому Петру, когда тот, по неведению, нечаянно поступил несогласно с благом Церкви и успехами Евангелия. Смысл этого сказания таков: точно, я бываю с иудеями иудей и на других действующих так смотрю снисходительно, но только дотоле, пока этим содевается спасение многих и зиждется благо веры; как же скоро из этого выходило что-либо вредное для веры и Церкви, тогда я восставал против этого со всею силою, несмотря ни на какое лицо; обстоятельство это и: а) само по себе много поучительно (см.: 2, 11 — 14); но оно особенно значительно для понимания веры тою: б) речью (см.- 2, 15 — 21), которую святой Павел держал тогда в присутствии иудеев и еллинов о спасении в Господе Иисусе Христе, с совершенным отрешением от всех дел законных Эта речь служит переходом к следующей части, дает тему, которую потом раскрывает святой Павел и доказывает со свойственною ему энергиею слова.         а) Сказание о сем событии (2, 11—14)

  Обстоятельство, о котором поминает здесь святой Павел, было следующее: в одно время, после Апостольского Собора, святой Петр пришел в Антиохию, когда там был еще и Варнава с апостолом Павлом. Церковь Антиохийская состояла вся почти из уверовавших язычников, были в ней и иудеи, но в незначительном количестве. Святой Петр, наученный откровением свыше не гнушаться язычниками и опытом удостоверившись, что необрезание не мешает принятию благодати Святаго Духа и вступлению в Церковь, в коей потому несть ни иудей, ни еллин, но все, едино во Христе Иисусе, обязаны к братскому между собою общению, — жил в Антиохии с христианами из язычников в полном общении, без соблюдения обычных в отношении к язычникам правил иудейских, и ел с ними,—чего ревностные иудеи никак не допускали и в чем святой Петр уже вынужден был оправдываться в Иерусалиме после крещения Корнилия и трапезования в его доме Но когда некоторые веровавшие иудеи пришли в Антиохию от апостола Иакова, он стал отстраняться от веровавших язычников и прекратил свободное с ними общение, боясь этих сущих от обрезания. К нему пристали и прочие иудейские христиане, антиохийские, так что и Варнава увлекся их примером. Произошло разделение, соблазнительное и опасное Святой Павел, заметив это, объяснил святому Петру, а в лице его и всем иудеям-христианам, что так действовать не следует. Что было вследствие сего объяснения, святой Павел не сказывает, но из молчания святого Петра можно заключить, что все согласились с святым Павлом, вступили опять в общение с христианами из язычников и мир Церкви восстановился. — Истина восторжествовала, — что особенно и важно было для святого Павла внушить галатам.
  Многим в этом обстоятельстве представляется непонятным действие святого Петра. Смотря на него как на ошибку или колебание убеждения в первоверховном, они естественно возбуждают в себе вопрос: как же это могло быть? И для решения его строят разные предположения. Но стоит только посмотреть на дело в его естественном значении по тогдашнему времени, тогда и вопроса не родится и предположений для решения его строить не будет никакой нужды.
  Почему так поступил святой Петр? Не по ошибке и не по колебанию убеждения, а потому, что он так, а не иначе должен был поступить по Апостольской совести и убеждениям, которые разделил и святой Павел. Возьмите дела Церкви немного повыше. В первое время проповеди Евангелия, которая началась в Иерусалиме, об участии в ней язычников никому и на мысль не приходило, хотя все Апостолы получили заповедь- идти и научить вере вся языки (Мф. 28, 19). Навело на это особое дивное указание свыше. Орудием к тому со стороны Апостолов был избран святой Петр, а со стороны язычников благоговейный Корнилий,—как это сделалось всем известно (см.: Деян. 10). Видением плащаницы с гадами, спускавшейся с неба с повелением закалать и есть, указывалось, что не должно гнушаться язычниками и без смущения принимать их в лоно Церкви, коль скоро уверуют, а тем, что Дух Святый сошел на Корнилия и всех веровавших в доме его, означалось, что язычникам для того, чтоб стать чадами Божиими, от Бога рожденными, никакой нет нужды предварительно обрезываться, а следовательно, уже исполнять потом все чины иудейские. Святой Петр уразумел все это и потом в Иерусалиме с дерзновением удостоверял всех, что таким указаниям свыше нельзя не покориться и что потому язычников надлежало оставить свободными от ига иудейских постановлений. Но отсюда же следовало, что если для язычников получение благодати не условливалось обрезанием, то оно не условливается им и для иудеев. Святые Апостолы и все разумнейшие из иудеев так и поняли. Другие же, немощнейшие, не могли этого скоро уразуметь и держались того убеждения, что для спасения и благодати необходимо и иудействование. Святой Петр и другие, зная по опыту, как трудно отстать от этого убеждения, положили щадить немощнейших верующих из иудеев, не настаивая на отрешении от иудейства с детства привыкших к тому иудеев, и предоставляли времени, обстоятельствам и благодати Божией просветить их и изменить их убеждения. В том же духе они и сами продолжали держаться прежних чинов иудейских среди иудеев и в других местах; но, конечно, под тем непременным условием, чтоб это не вредило делу веры и успехам проповеди Евангельской. Положили всем быть вся, но затем, да всяко некие спасутся (ср.: 1 Кор. 9, 22),— или, другими словами: не своей ища пользы, но других, да спасутся. Коль же скоро отсюда, то есть от иудействования или свободы от того, происходило что вредное для Евангелия, то они, не стесняясь, отказывались там от уз закона, здесь от свободы. В действиях святого Павла это выражается до осязательной очевидности.
  С этой именно точки надо смотреть на действие святого Петра в Антиохии. Когда не представлялось никакой нужды связывать себя узами иудейских постановлений, он свободно жил с христианами из язычников. Когда же увидел, что это необходимо, он отказался от этой свободы и связал себя теми узами. Какая же это была нужда? Не только щадение немощи пришедших из Иерусалима, но покой и мир всех Церквей, собранных из иудеев. Когда те пришли, святому Петру предлежало решить, — продолжать ли держать себя свободно, как доселе, или стать с этими пришедшими иудеями иудеем. Он избрал последнее, как и следовало сделать. Он уже знал, как иудеи-ревнители раздражительны и не могут равнодушно смотреть на поблажки, как им казалось, язычникам. Оставшись по-прежнему в близости с язычниками, он конечно раздражил бы этих пришедших. Это само по себе еще невелико; но они, опять возвращаясь в Иерусалим, повсюду разливали бы свое раздражение и по Иудее, и в Иерусалиме. И пошли бы там разделения и волнения, которые не могли бы остаться без вредных последствий для Церкви Божией. Предвидя это, на основании прежних опытов, святой Петр должен был опять начать с иудеями сими иудейски жительствовать. Его мог остановить от этого только очевидный вред христианам-язычникам, какой могло производить его поведение. Но этого он не мог предполагать и видеть. Из прежней истории, до христианства, язычники уже привыкли к отчуждению от них иудеев; в христианстве еще не было опытов, как они встретят подобное временное отчуждение. У апостола Петра был потому выбор — между совершенно вероятным смятением среди иудеев и вредом для язычников, которого он даже предполагать не мог, то есть не было никакого выбора, а предлежал один образ действования, который и принят им.
  Святой Павел совершенно подобно сему действовал в других случаях. Потому и здесь он, конечно, не видел ничего, против чего следовало бы восставать. Он видел, что Апостольское благоразумие заставляло святого Петра так действовать; и ничего бы не сказал, если б это поведение Петра не оказало неблагоприятного впечатления на верующих антиохиян, которого не видел святой Петр и которое заметить мог только один святой Павел. Как только произошел и замечен был сей вред, ход дела принял совсем другой оборот. Тут выступил на среду очевидный вред и требовал внимания к себе более, чем предполагаемое смятение среди иудеев. Долг выяснить это лежал на апостоле Павле, Апостоле языков: что он и сделал. Но при этом он не мог пред всеми открыть того скрытного намерения святого Петра, а говорил так, как бы святой Петр точно сделал ошибку. Святой Петр сознал правость указаний святого Павла и выразил свое с ним согласие молчанием. Если 6 он остался при своем, можно бы его укорить; но тут он очевидно видел, что закон: всем бытъ вся, да всяко некия спасет (ср.: 1 Кор. 9, 22),—обязывал его не щадить более иудеев. И можно даже предполагать, что он очень был рад тому, что святой Павел повел такую речь. Она могла сильно подействовать на присущих ревнителей иудейства и послужить им побуждением к охлаждению ревности по иудейству и переходу к простоте Евангельской. Это предположение удовольствия святого Петра от речей святого Павла возникает в уме само собою, так что святые Отцы, наши толковники, допустили даже предварительное соглашение между святым Петром и Павлом в намеренном устроении всего события с целию разительнейшего вразумления иудео-христиан, и присущих, и всех.
  Вот естественный ход дела! Из него видно, что и апостол Петр не мог иначе действовать, яко Апостол иудеев, и святой Павел — молчать, яко Апостол языков. Оба они сошлись в едином, яко Апостолы Единого Господа, заповедавшего устроять Церковь из всех языков. Чтобы не оставалось никакого сомнения в этом, приводим мнения древних толковников Церкви.
  Вот мнение блаженного Иеронима: «из того, что Петр, прежде чем пришли некоторые из Иерусалима, ел с христианами из язычников, видно, что он не забыл данного ему свыше внушения, что Бог не брезгает никаким человеком, лишь бы веровал во Христа Иисуса. Но когда он ради тех, кои еще думали, что для спасения необходимо исполнять закон, стал уклоняться от трапезования с христианами из язычников и тем уверовавших в Антиохии язычников побуждал подчиниться игу закона (ибо они не знали доброго намерения святого Петра, что он делал так для спасения иудеев, а полагали, что так и должно, по смыслу Евангелия),— то святой Павел, видя, что благодать Христова в опасности, новое — старый сей воитель — употребил искусство ополчения за истину, чтобы меру благоразумия Петрова, полезную для иудеев (и оказавшуюся неполезною для верующих язычников), исправить новою мерою благоразумия, которую он полагал в открытом противоречии Петру, в том, чтобы в лицо ему противостать, не обнаруживая тайного его намерения, чтобы таким противостанием Петру спасти верующих из язычников (в чистоте и беспримесности Евангельской веры). Если кто полагает, что святой Павел истинно (за одно иудействование) восстал на Петра и так небоязненно укорил его, то не будет ли этому противоречить то, что и сам Павел для иудеев бывал иудей, да иудеи приобрящет, и что сам он окажется виновным в лицемерии, когда остриг главу в Кенхреях (см.: Деян. 18, 18), в Иерусалиме принес приношение (см.: Деян. 21, 26) и обрезал Тимофея? Итак, если сам он, посланный благовестить язычникам, не неуместным находит сказать: безпреткновенни бывайте Иудеем и церкви Божией, якоже и аз во всем всем угождаю, не иский своея пользы, но многих, да спасутся (ср.: 1 Кор. 10, 32 — 33) — и делал нечто такое, что противно свободе Евангельской, чтобы не соблазнить иудеев; то как же мог он за это одно истинно укорять Петра, Апостола обрезания, в том, что сам обличается делающим, будучи Апостолом языков? Но, как сказали мы, он восстал на Петра и других, чтобы соблюдение закона, держимое с особенным скрытным намерением (оказавшееся вредным для христиан из язычников), исправить укором (делаемым тоже с особым намерением) и таким образом спасен был тот и другой народ».
  Вот слова святого Златоуста: «показав (выше) свое согласие и единомыслие с Апостолами, далее он находит нужным упомянуть и о беседе своей с Петром, бывшей в Антиохии, и потому говорит: егда же прииде Петр во Антиохию, в лице ему противостах и прочее. Многие, без должного внимания читая сии слова Послания, думают, что Павел обличает ими Петрово лицемерие. Но это несправедливо. Так понимать не должно. Здесь мы найдем глубокое благоразумие Петра и Павла в пользу слушателей. — Павел говорит сие не против Петра; но, с каким намерением сказал: от мнящихся быти что, якови некогда беша, ничтоже ми разнствует, — с тем же говорит и сие. Впрочем, чтобы нам более не оставаться в сомнении о сем, не излишне будет показать и самую причину сказанного. Апостолы, как выше я сказал, дозволяли в Иерусалиме обрезание, ибо невозможно было вдруг отвлечь от закона; но, когда пришли в Антиохию, они ничего подобного не соблюдали уже и с верующими из язычников обращались безразлично; так поступал тогда и Петр. Но когда пришли из Иерусалима знавшие, что там он действовал иначе, то он перестал поступать по-язычески, опасаясь оскорбить их, и переменил образ своего обращения по двум причинам: чтобы не привести в соблазн верующих из иудеев и чтобы Павлу доставить благовидный случай к обличению. Павлу известно было намерение, по которому так действовал Петр. Но Павел обличает, а Петр благодушно переносит обличение, дабы ученики, видя молчание учителя, при сделанном ему выговоре, тем скорее убедились переменить свой образ мыслей. Ибо если бы не при таком случае Павел стал увещевать их к тому, то не произвел бы ничего важного; теперь же, когда сделал такое строгое обличение, имея к нему достаточную причину, он гораздо больший произвел страх в учениках Петровых. И если бы опять Петр, выслушав обличение, стал противоречить, то очень легко другой бы мог подумать, что они извращают строение спасения; теперь же молчание его при Павловом обличении поразило великим страхом верующих из иудеев. Для сего он так сильно и противостал Петру. Смотри притом, с какою осмотрительностию говорит он, давая заметить благоразумным, что слова его не были делом брани, но делом служения и мудрого мероприятия. Если б они в самом деле несогласны были между собою, то, конечно, один другого не стал бы обличать в присутствии учеников; иначе они подали бы им большой соблазн. Теперь же это кажущееся несогласие было полезно».
  Глава 2, стих 11. Егда же прииде Петр во Антиохию, в лице ему противостах, яко зазорен бе.
  Егда же. Когда же это? После Собора Апостольского, когда с апостолом Павлом был еще и святой Варнава. Прямее всего это падает на время пред вторым Апостольским путешествием святого Павла: ибо после этого Варнавы уже не видно с апостолом Павлом. Следственно, это было скоро после того Собора, в промежуток времени между ним и вторым путешествием святого Павла. Но было ли тут время? Было В Деяниях повествуется, что посланные с апостолом Павлом и Варнавою Иуда и Сила пребыли тамо время (ср.. Деян. 15, 33) Затем, когда Иуда возвратился в Иерусалим, а Сила остался в Антиохии, Павел и Варнава живяху во Антиохии, учаще и благовествующе слово Господне (ср : Деян. 15, 35). По некиих же днех Павел предлагает Варнаве идти опять на проповедь Из этого заключить должно, что от Собора до этого момента прошло довольно времени, в которое мог прийти в Антиохию и святой Петр Иные относят это ко времени после второго Апостольского путешествия святого Павла, с которого возвратясь он пробыл в Антиохии время некое (Деян. 18, 23) Но в таком случае надо привлечь туда и Варнаву из Кипра: лишнее предположение, без которого можно обойтись при первом мнении. Настаивать, впрочем, на точнейшем определении времени не настоит нужды, потому что оно не может иметь влияния на смысл сказания.
  В лице ему противостах — или тотчас, как заметил соблазн, или с твердостию, без потворства, не спуская ему ради того, что он из старших, или то же, что ниже: пред всеми, — то есть не отлагая, чтоб сказать о том наедине. Того требовало благо Церкви.
  Яко зазорен бе, κατεγνωσμενος ην,— зазрен бе; что заставляет думать, что он зазрен не апостолом Павлом, а другими,— антиохийскими христианами из язычников. «Не сказал: подвергся зазрению от меня, но: зазорен бе,— разумея зазрение от других. А если бы и сам Павел зазирал его, то не убоялся бы сказать сего» (святой Златоуст). «Не зная причины, некоторые зазирали его» (блаженный Феофилакт) «Не Павлом зазрен, знавшим, почему так делал Петр, но теми, кои не знали эгого и думали, что он в самом деле лицемерит» (Экумений).
  За что же был зазрен святой Петр? За то, что прежде трапезовал с христианами из язычников, а потом отстранялся от них.
  Стихи 12 — 13. Прежде бо даже не прийти неким от Иакова, с языки ядяше: егда же приидоша, опряташеся и отлучашеся, бояся сущих от обрезания. И лицемеришася с ним и прочии Иудеи, яко и Варнаве пристати лицемерству их.
  Сотрапезование есть знак приятельского обращения в житейском быту, которое предполагает согласие во всем прочем. То же и здесь. Когда святой Петр трапезовал с язычниками-христианами, тем показал, что уже никакого нет средостения между иудеями и язычниками в Церкви Христовой. В самой Антиохийской Церкви слияние иудеев с язычниками водворено святым Павлом и Варнавою с самого начала ее основания. И святой Петр, пришедши туда, действовал совершенно в том же духе. Но когда пришли некие от Иакова, он изменил свой образ действования,— то был в полном обращении с язычниками, а тут стал чуждаться их и отстраняться от них. Что заставило его так поступить? Бояся сущих от обрезания, говорит святой Павел.
  Святой Петр убоялся? В Пятидесятницу пред бесчисленным собранием народа проповедал он безбоязненно новую истину, потом, в храме, возвещал то же по исцелении хромого, потом, по темничном заключении, не убоялся дерзновенно внушать веру в Распятого пред самими распинателями и решительно, в глаза всему синедриону, запрещавшему проповедь о Господе, сказал: аще праведно есть пред Богом, вас послушати паче, нежели Бога, судите. Не можем бо мы, яже видехом и слышахом, не глаголати (ср.: Деян 4, 19 — 20) А тут убоялся? Там пред врагами не боялся; а здесь убоялся пред братиями, уверовавшими, только дорожившими законом? Он убоялся не обычным каким-либо человеческим страхом, но страхом любви Христовой,— боялся, чтобы эти сущие от обрезания не отпали или, оставаясь в вере, не произвели смятения между всеми Церквами из иудеев, выставляя среди них Петра открытым врагом закона, если б он и в присутствии их продолжал быть с язычниками как язычник. «Не того боялся, чтобы не подвергнуться опасности самому (ибо, не быв боязливым вначале, мог ли бояться теперь?), — но того, чтобы не отпали ученики, чего и сам Павел боялся. Так, пиша к галатам, говорит: боюся о вас, еда како всуе трудихся в вас (4, 11); и к коринфянам: боюсь, да не како, якоже змий Еву прельсти лукавством своим, тако истлеют и разумы ваша (ср.: 2 Кор. 11, 3). Страх смерти ничего не значил для них; но страх погибели учеников сильно поражал души их» (святой Златоуст).
  Личность пришедших, — ни то, что они от Иакова, ни то, что, может быть, были значительны среди иудеев, — не имела влияния на опасения святого Петра. Он опасался не их, а за них, ради того одного, что они были от обрезания, веровавшие иудеи, дорожившие законом и считавшие исполнение его, и при вере в Господа, условием спасения. Что эти сущие от обрезания пришли от Иакова, это не означает необходимо того, что они были посланы Иаковом: ибо так можно о них сказать, если они пришли с ведома только Иакова и даже что они пришли из того места, где первенствовал Иаков. И никак нельзя заключать, чтоб они были одного духа с Иаковом. Ибо он, хотя живя в Иерусалиме среди иудеев, так строго исполнял все подзаконное, что самые подзаконники считали его святым; однако ж он нисколько не считает подзаконности условием спасения. Он первый подал решительный голос о свободе язычников от закона на Соборе (см.: Деян. 15, 13); он же, когда святой Павел прибыл в Иерусалим после третьего своего Апостольского путешествия, посоветовал ему соблюсти некоторые обрядности для смягчения ходившего о нем слуха, будто он презирает закон (см.: Деян. 21, 18 — 26), чем показал, что исполнение закона не считает условием спасения, а временною мерою благоразумия для привлечения и удержания в вере иудеев. Если б пришедшие в Антиохию были такого же духа, то святому Петру нечего бы было опасаться за них. Но видно, это были такие, которые не могли сносить никакого снисхождения язычникам, и святой Петр знал это, почему и действовал в отношении к ним так, чтобы не раздражить их ревности, которая, как известно, не будучи управляема разумом, начинает действовать шумно, беспорядочно, ни с чем не соображаясь.
  Так святой Петр стал отстраняться от язычников, с целию избежания соблазна любителей иудейства и сохранения мира в Церквах. Вышло же иначе. Первым следствием этого было разделение в Церкви Антиохийской. Иудеи, внушениями святого Павла слившиеся в сей Церкви с язычниками, увлекшись примером Петра, стали теперь отделяться от них. Лицемеришася с ним и прочии Иудеи, говорит святой Павел. Они не знали намерения святого Петра и, только подражая ему, отделялись от язычников. Но им могло прийти на мысль: уж в самом деле не следует ли держать себя вдали от язычников? Это не могло не колебать их прежнего убеждения, что средостение, разделявшее иудеев и язычников, уже рушилось. Таким образом труды апостола Павла делались тщетными. У него была одна забота: из иудеев и язычников слить одну Церковь, в которой не было бы следов ни иудейства, ни язычества, а царствовало одно христианство и все верующие жили в одном духе о Христе Иисусе. Образцовая в этом отношении Церковь была Антиохийская, на образование которой употреблено им столько трудов. — И вот, однако ж, у него на глазах в этой Церкви совершился опасный раздел.
  Каково было апостолу Павлу видеть это,— особенно когда и Варнава пристал к лицемерству прочих, этот сотаинник Павлов, в одном духе с ним действовавший здесь и в других местах, насадивший вместе с ним не одну Церковь, свободную от иудейства?! Поступок святого Варнавы с первого раза кажется очень непонятным. Но в нем ничего нет особенного: он действовал в том же духе, как и святой Петр и как в других случаях действовал сам святой Павел. Он пристал к святому Петру, не видя еще, как будет действовать святой Павел, и не ожидая каких-либо последствий, вредных делу Евангелия. Но иначе взглянул на это обстоятельство святой Павел Он ясно видел истекавший, из этого образа действования, вред благосостоянию Церкви. Одно разделение уже было вредно. Но, кроме того, могли произойти колебания в убеждениях самих христиан-язычников. Они могли подумать: что же это мы стали будто отверженные? Но из этого одни могли выводить такое заключение: если для общения нужно иудействовать, то и мы готовы, — а другие: если нужно для общения иудействовагь, а мы иудействовать ни за что не согласимся, то остается обратиться к старым языческим верованиям Святой Павел не говорит, чтоб поступок Петра произвел такое действие на христиан из язычников; но возможность его очень вероятна. Всячески не мог же он остаться безо всякого на них влияния. Амвросиаст полагает, что когда святой Петр, прежде живший с язычниками по-язычески, вдруг стал чуждаться их ради тех пришедших ревнителей закона, то и христиане-язычники поставлены были тем в недоумение, какой же образ действования прав? Если справедливость требовала иудействовать, то сам он оказывается нарушителем ее, когда с ними жил по-язычески. Если же лучше или праведно было жить просто, как они, то их расстроивало начавшееся у него теперь пренебрежение к ним.
  Как бы, впрочем, ни истолковывать все это, видно было, что благонамеренный поступок святого Петра оказался вредно подействовавшим на христианское общество антиохийское. Это и вызвало святого Павла на выяснение истины для восстановления нарушившегося было порядка.
  Стих 14. Но егда видех, яко не право ходят ко истине благовествования, рекох Петру пред всеми: аще ты Иудей сый, язычески, а не иудейски живеши, почто языки нудиши иудейски жительствовати?
  Егда видех. Прежде всех увидел; потому что ему удобнее было это видеть Если бы святой Петр увидел этот вред сам, то, конечно и без напоминания, перестал бы действовать так, как считал благотворным действовать; за ним перестали бы и прочие, и дело уладилось бы само собою. Но что увидел святой Павел? Что не право ходят ко истине благовествования. Мысль здесь не та, что не по-Евангельски живут, а та, что действуют так, что образ их действования оказывается неблагоприятным для успехов благовествования. Кто хочет, чтобы благовествование шло и распространялось успешно, тот не станет так действовать Вы поступаете так, что этим подрываете успехи Евангелия. В этом ваша неправость. Благоразумное мероприятие уже не благоразумно, коль скоро оказывает действия, совсем противоположные ожидаемым.
  Рекох Петру. Святой Павел говорит апостолу Петру ради того, что с него началось отчуждение от язычников и что, следовательно, если он перестанет отчуждаться от них, за ним перестанут и другие. И потому еще так могло быть сделано, что, если б святой Павел обратился к другим, те могли бы думать, что святой Петр за них, и смело стали бы возражать; теперь же, видя, что обличается Петр и молчит, должны были и они молчать и покориться слову святого Павла. Святой Златоуст пишет, что святой Павел затем обращается к Петру, чтобы из сделанного ему выговора познали истину уверовавшие из иудеев. Ибо, если бы Павел обратил свое обличение на самых верующих из иудеев, они с презрением и негодованием отвергли бы его обличение; ибо еще не научились много уважать его. Теперь же, видя молчание обличаемого своего учителя, они не могли ни презирать его, ни противоречить тому, что он говорит.
  Он говорит ему пред всеми, ради того, что и поступок его, вызвавший замечание, был совершен пред всеми, и особенно потому, что для всех и полезно, и нужно было держать в мысли и сердце то, что он имел сказать. «Что он сказал пред всеми, нужда заставила, чтоб это укорение послужило целительным врачевством для всех. Ибо не было полезно дело, явно причинившее вред, исправлять тайно» (блаженный Августин). «Для того сказал пред всеми, чтобы устрашить слушающих» (святой Златоуст) «Как те, кои с здоровыми ногами делают вид, что хромают, всё же порока в ногах не имеют, а прихрамывают по какой-либо другой причине; так и Петр, зная, что обрезание и необрезание ничтоже есть, но соблюдение заповедей Божиих, ел прежде с христианами из язычников; потом же на время отстранился от них, чтобы не оттолкнуть от веры иудеев. Почему и Павел в том же духе противостает ему и говорит пред всеми, не с тем, чтобы обличить Петра, но чтоб те, коих ради лицемерился Петр, исправились или чтоб у иудеев гордости сбить, а язычников не допустить до отчаяния» (блаженный Иероним).
  Аще ты Иудей сый, язычески, а не иудейски живеши, почто языки нудиши иудейски жительствовати? Святой Павел обращается к тому, что пред сим было, и в этом берет основу для своего замечания. Святой Петр, возросший в узах иудейских постановлений, вступив в общество христиан из язычников, дал себе полную свободу от сих стеснений, не соблюдая обычных у иудеев правил, которыми определялись у них отношения к язычникам. Святой Павел говорит как бы: себе, бывшему несвободным, ты дал свободу от иудейства, а язычников, не знавших этой связы (узы), ты нудишь иудействовать. Сущность укора не в том, что он стал с иудеями иудей, а в том, что этим язычников нудил иудействовать. Как? Примером своим, который в нем имел силу убеждающего слова и даже закона. Видя себя отчужденными и желая сохранить общение с высокочтимым лицом, они готовы были или приходили к мысли подчиниться игу закона. Таким образом, убеждения, посеянные там святым Павлом у иудеев и язычников, колебались, и чистота Евангельской истины была в опасности принять в себя извращавшее ее примешение.
  Приведу отеческие на этот случай мнения, которые впечатлительно истолковывают значение его. Блаженный Августин пишет: «Петр укорен был Павлом не за то, что соблюдал иудейские обычаи, но за то, что (этим соблюдением) и язычников понуждал к тому же. — Отделяясь от язычников в угодность тем, кои считали необходимым для спасения соблюдение иудейских постановлений, он давал вид, что считает необходимым наложить иго работы законной и на язычников. Это видно из самых слов, которыми он укорен. Ибо святой Павел не говорит ему зачем ты опять возвратился к иудейским обычаям, — ты, который, будучи иудей, язычески, а не иудейски живешь,— но: зачем язычников нудишь иудействовать?»
  Блаженный Иероним полнее выражает ту же мысль: «теснит Петра неопровержимым доказательством или, лучше, в лице Петра тех, которые понудили его к таким противоречивым поступкам. Если, говорит, ты, Петр, по естеству иудей, в младенчестве обрезанный и все предписания закона соблюдавший, ныне по благодати Христовой, зная, что все это ничтоже есть само по себе, а было только образом грядущих благ, стал с верующими язычниками вкушать пищу с полною свободою, без смущения, то как же ты, отстраняясь теперь от них, как будто от нечистых, понуждаешь их иудействовать? Ибо если нечисты те, от которых отстраняешься, а отстраняешься ради того, что они не обрезаны, то этим заставляешь их обрезаться и стать иудеями, между тем как сам ты, будучи иудей, по-язычески живешь. Павел выставляет причиною своего восстания против Петра то, что он своим лицемерством (благонамеренным) понуждал язычников иудействовать; ибо они располагались подражать ему».
  Святой Златоуст обращает внимание на другую сторону дела, именно на то, что святой Павел стоит за язычников, а в виду имеет вразумление иудеев, и притом не прямо их самих, а в лице святого Петра. «Что имеет в виду святой Павел, говоря сие? Хочет сделать более удобоприемлемым и выносимым свое обличение. Ибо, если бы сказал так: худо ты делаешь, что соблюдаешь закон, тогда иудеи обвинили бы его в дерзости против учителя. Теперь же, обвиняя его за своих учеников, сим сделал удобоприемлемее речь свою, и не сим только, но и тем, что, оставив всех других, обратил все обличение против одного апостола Петра. Аще ты, говорит, Иудей сый, язычески, а не иудейски живеши,— почти так говоря: вы подражаете своему учителю, а и сам он, будучи иудеем, живет по-язычески. Но ясно не сказал сего потому, что совета его не приняли бы; а открывает мысль Петрову под видом выговора за язычников Также, если бы он сказал: для чего ты обратившихся из иудеев принуждаешь опять жить по-иудейски? — слова его были бы гораздо невыносимее; теперь же, как бы принимая сторону учеников из язычников, а не из иудеев, сим самым исправляет сих последних. Ибо обличения и укоризны принимаются легче и скорее, когда бывают не слишком строги. Из язычников же никто не мог жаловаться на Павла, потому что он говорил против иудеев. А все сие устроил во благо Петр своим молчанием, приняв на себя вид лицемерия, дабы освободить иудеев от действительного лицемерия».
  Молчание святого Петра заставляет предполагать в нем такие мысли в ответ святому Павлу: если так, если те, верующие язычники, точно соблазняются и выводят из моего поступка, будто для спасения должно иудействовать, то ты прав, я не должен так поступать. Я согласен с тобою в том, что этого средостения — иудейства — не должно быть между верующими. Речь святого Павла не произвела разрыва. Святой Петр видел правоту ее и остался в добрых отношениях к святому Павлу, как сам о том свидетельствовал (см.: 2 Пет. 3, 15). Мирное принятие Павлова слова показывает, что он говорил то же, что было на сердце у самого Петра. И может быть, он рад был случаю такого впечатлительного вразумления тех ревнителей, с которыми в Иерусалиме говорить и управляться было очень затруднительно. Блаженный Феодорит пишет: «великий Петр молчанием подтверждает Павловы слова, как бы так говоря уверовавшим из иудеев и бывшим тогда с Апостолами: справедливо укоряет меня Павел, невозможно и противоречить словам его.— А что Петр, имея в виду пользу слушающих, остался доволен словами Павловыми,— это явно для всякого. Итак, поелику один укорял, а другой принимал это в молчании; то сим уготовлялось врачевство, полезное для уверовавших и из иудеев, и из язычников. Написал же сие Божественный Апостол галатам, давая тем знать, что великие и первые Апостолы, по немощи иудеев, дозволяли иногда хранить закон, но не всегда так поступали».
  Отношение этого случая к галатам выясняет и святой Дамаскин, показывая, как напоминание о том соответствует целям Послания. «Этим обстоятельством святой Павел мимоходом научает галатян благодушно принять и к ним обращенный укор. Ибо, если Петр, будучи из иудеев, подвергшись укору за то, что других располагал иудействовать, спокойно принял сей укор, как дело уместное и хорошее; тем паче галаты, будучи из язычников, и после уверования во Христа склонявшиеся к игу закона, будучи укоряемы за то, должны благодушно принять этот укор».
  «Как любовно принял святой Петр этот укор спасения ради стада Христова! — говорит Августин. — Укоряемый был более дивен, чем укоряющий Вот пример для подражания, — пример смирения, которое есть высочайшая добродетель христианская. Им преимущественно хранится взаимная любовь, которой ничто скорее не разоряет, как гордость».    
    б) Речь по поводу его (2, 15—21)

  Речь святого Павла к святому Петру, по поводу отчуждения его от язычников, только началась предыдущими словами. Она непрерывно идет и далее до конца главы и выясняет существо веры во Христа Господа, и особенно свободу при ней от закона, в чем главный предмет Послания. И все древние толковники (исключая одного, кажется, Амвросиаста), считают стихи 15 — 21 продолжением речи святого Павла к Петру и прочим бывшим там иудеям. Иные прямо это означают, как Феодорит, который переходит от 14-го стиха к 15-му так: «сказует же Павел и все иное, что говорил он блаженному Петру, имея в виду пользу бывших там иудеев». Другие, не поминая о том, ходом речи своей дают понять, что они следующие с 15-го стиха слова считают продолжением речи, начатой в 14-м, как святой Златоуст, который говорит: «сперва он устремил речь свою к одному Петру, сказав: аще ты Иудей сый,— а потом обращает оную ко всем, не исключая и себя».
  И течение речи таково, что никакого повода не дает полагать, что она с 15-го стиха обращается уже к другим лицам. Никому на мысль не придет, чтоб святой Павел, бывший очевидно в движении, начав речь к святому Петру, ограничился тем одним, что сказал в 14-м стихе. Напротив, после сего стиха невольно ожидается дальнейшая речь, в том же духе и тоне, и слова: мы естеством иудеи и прочее — совершенно отвечают этому ожиданию. Но согласись только, что хоть один стих еще сказан был в Антиохии, уже не найдешь, на чем остановиться до конца речи, чтоб сказать: отсюда обращается святой Павел к галатам. К галатам обращается он после сей речи с 1-го стиха 3-й главы. Здесь же вся речь идет к святому Петру и прочим иудеям. И такую мысль тем необходимее удержать, что стиха 18 (яже разорил…) понять нельзя, если не относить его к святому Петру, бросившему было иудейские порядки и потом опять за них взявшемуся; а стих сей стоит в средине всей речи. Другие хватаются за это и говорят: 18-м стихом и кончается речь к святому Петру, а далее она обращена к галатам. Но стоит только прочитать в ряд эги стихи, чтоб отказаться от такой догадки. С 18-го стиха святой Павел речь ведет в своем лице: аз… аз. Этим 19-й стих сливается с 18-м внешне; внутренне же, мыслями, он с ним связуется союзом: ибо, аз бо… Разрывать их, следовательно, и не приходится. То несомненно, что, приводя сию речь в Послании к Галатам, святой Павел имел в виду пользу галатов и она, точно, дает им сильные внушения; но то будут спасительные для галатов выводы из речи, не к ним обращенной. Эти выводы некоторые из древних толковников и делают.
  Заметить можно, впрочем, что никакого влияния не имеет на понимание сих стихов, в Антиохии ли к Петру сказаны они или в Ефесе написаны к галатам. Потому напрягаться определять то и нужды нет, и не важно. Важно то, что они изречены святым Павлом и, следовательно, богодухновенны.
  В сей речи: аа) сначала святой Павел держит внимание все на том же случае, по которому и начал говорить, стараясь из самого поведения святого Петра и других иудеев извлечь убеждение в том, как неосновательно держаться закона, особенно после того, как уже он был так открыто оставляем (см.: 2, 15 — 18); бб) потом показывает, как искренно уверовавшему во Христа должно на Него уже Единого возложить все свое упование спасения, решительно отказавшись от закона. Говорит об этом настроении так, как оно у него образовалось и держится, давая разуметь, что оно таково же должно быть и во всех (см.: 2, 19—21).

аа) Сначала Апостол держит внимание все на том же случае (2, 15—18)

  Глава 2, стихи 15 — 16. Мы естеством Иудеи, а не от язык грешницы. Уведевше же, яко не оправдится человек от дел закона, но токмо верою Иисус Христовою, и мы во Христа Иисуса веровахом, да оправдимся от веры Христовы, а не от дел закона: зане не оправдится от дел закона всяка плоть.
  Мы — мы с тобою, Петр, если относить только к святому Петру речь, или со всеми бывшими там иудео-христианами, или вообще не с этими только, но со всеми иудеями, уверовавшими во Христа. Видно, что святой Павел отвлекает мысль от Петра и речь направляет на тех, кои привязаны еще были к закону и исполнение его считали необходимым для спасения. — Естеством Иудеи — иудеи по рождению и происхождению, а не после рождения принявшие иудейство. Отцы и праотцы наши — иудеи. И родились, и воспитаны мы в иудейском законе. Иудеи — народ Божий, Богом избранный в часть достояния, Им хранимый и руководимый, народ, которому Сам Бог указал истинный путь угождения Ему и снабдил всеми средствами оправдания пред Ним, следовательно, народ святой, назначенный к святости и приспособленный к достижению ее. — А не от язык грешницы. Грешник тот, кто заповедей Божиих не исполняет, нарушает закон Божий. Но здесь язычники грешниками называются по противоположности их иудеям, как не знающие истинного Бога и поклоняющиеся не по естеству сущим богам и как не имеющие закона, который показывал бы им, как быть праведными пред Богом, и потому допускающие среди себя много срамных дел, Богу противных, которых они, однако ж, и грехами не считали, которые одобряются даже их религиею Выставляя такую противоположность, Апостол наводит на такие мысли, что если язычники — грешники, то иудеи — не грешники; и далее’ если иудеи естеством не грешники, то язычники естеством грешники, то есть иудеям на роду написано быть святыми, а язычникам — погрязать в грешности,— так что между иудеями грешность есть исключение, а у язычников негрешность была бы исключением.
  Так вот каковы мы! — говорит как бы святой Павел. И нечего бы нам искать иных путей спасения и оправдания пред Богом. Пусть бы искали его язычники. И однако ж,
  уведевше,— очевидно узнав, осязательно убедившись,— отчасти и из собственного опыта, а главным образом из откровения во Христе Иисусе, яко не оправдится, не может стать или сделаться праведным, не может достигнуть праведности и святости человек всякий, не мы только, иудеи, но и всякий человек, который стал бы на нашем месте, не может стать праведным и святым от дел закона, посредством дел закона, при самом строгом исполнении предписаний закона, определявших внешний строй нашей религиозной жизни, которые хотя и освящали к плотской чистоте, но совести не успокоивали и сил противустояния греху не давали, — но токмо верою Иисус Христовою, только верою во Иисуса Христа, обетованного Избавителя, Который, смертию Своею удовлетворив правде Божией и Духа Святаго во освящение нас ниспославши нам от Отца, сделал то, что всякий верующий в Него и Ему последовать решившийся и отпущение грехов получает, и силою свыше облекается на противостояние греху и творение всякой правды, ради веры в Него и решимости быть Ему во всем верным до положения живота,— узнавши всё это, и мы, иудеи, которым Самим Богом показаны были все чины оправдания, до времени имевшие силу, теперь же обветшавшие уже, во Христа Иисуса веровахом, — уверовали во Христа, оставя закон, ко Христу прибегли, на Него возложили все упование спасения, да оправдимся от веры Христовой, — в том убеждении, что Он и грехи наши все простит, и даст нам силу стяжать внутреннюю правоту, в мыслях, чувствах и расположениях, которая одна делает правыми пред Богом,— а не от дел закона, которые доставляют только внешнюю правость, оставляя сердце в прежней, ветхой неправости: зане не оправдится от дел закона всяка плоть. Ибо дела закона до этой внутренней правоты пред Богом никого не доводили и довести не могут. Не дано им от Бога, их определившего, такой силы.
  Во всей речи этой мысль одна: закон не приводит нас к праведности; почему, уверившись, что ее может подать только Иисус Христос, мы, оставя закон, прилепились к Нему верою. Но святой Павел разнообразно выражает ее, чтоб сильнее напечатлеть ее в памяти Три раза напоминает о бессилии закона доставить праведность и три раза указывает истинный источник праведности, святости, спасения в Господе Иисусе Христе чрез веру в Него. Так полна была душа его этим убеждением и так ревновал он передать его в души других! При всем том есть здесь стороны, требующие объяснения.
  Что разумеется здесь под законом? Внешний чин, которым определялся строй нравственно-религиозной жизни иудейского народа — обрезание, субботствование, праздники, жертвы, омовения, окропления и подобное. Этот чин отособлял иудеев от всех других народов и составлял их исключительную собственность. Расположения, входящие в состав благочестия и добронравия, каковы: страх Божий, упование на Бога, сострадание, благотворительность, терпение, воздержание, трудолюбие и подобное,— были общи всему роду человеческому, а не одним иудеям принадлежали. Они здесь и не разумеются под законом. Что точно здесь под законом разумеется внешний чин иудейской жизни, видно из того, из-за чего началась речь. Речь началась из-за того, что святой Петр сначала оставил было все чины и порядки, отособлявшие его от необрезанных, и жил свободно с ними, а потом, когда пришли строгие ревнители о соблюдении сих чинов, он отшатнулся от необрезанных и опять подчинился чинам, отособлявшим от них вместе с теми ревнителями отособления. Тут, следовательно, действующими причинами были закон обрезания, необщение в пище с необрезанными. Их прямо и разумел святой Павел,— и, наряду с ними, все подобные законы, определявшие внешний порядок иудейской жизни: ибо обрезание одно обязывало уже ко всем ним, равно как необрезание делало свободным от них. Что в 14-м стихе апостол Павел называет: иудейски жить, — это значит: жить, строго соблюдая все порядки, характеризовавшие иудейскую жизнь; жить же язычески — значит жить не подчиненным сим порядкам. Эти порядки составляли средостение, отделявшее иудеев от язычников. Святой Павел все усилия свои обращал на то, чтоб разорить это средостение и из иудеев и язычников слить одну нераздельную Церковь, как одно тело Христово.
  Так разумеют здесь закон все древние толковники. Блаженный Феодорит пишет: «необходимому в законе поучала сама природа; таковы заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не крадь, не свидетельствуй ложно на ближнего, почитай отца твоего и матерь твою и другие подобные; заповеди же о субботе, об обрезании, о прокаженных, о жертвах, о кроплениях составляли собственность закона; ибо им не научала природа Поэтому все сие называет Апостол делами закона».— Святой Златоуст хотя не говорит так определительно, что разумеет он под законом, но во всем толковании этого отделения Послания, где приходилось говорить о законе, он поминает только об обрезании, субботе и жертвах; и, следовательно, разумеет под законом то же самое, что прямо выразил Феодорит. Вслед за ними так понимают закон и все другие древние толковники.
  Таким образом, не следует здесь разуметь под законом нравственный закон, правила благочестия, добронравия и все добрые дела. Это понимание противно прямому смыслу этого отделения и всему тому, о чем пишет святой Павел во 2-й главе. Ибо и на Соборе в Иерусалиме трактовали о внешних иудейских чинах, и случай с апостолом Петром был из-за внешних чинов. Когда Апостолы Собора писали антиохийцам, что они решили ничего не возлагать на верующих из язычников, кроме известных ограничений; то, конечно, не то разумели, что дают им полную свободу от всех правил благочестия и добронравия, но что не обязывают их к исполнению каких-либо законов иудейской внешней жизни, начиная с обрезания (см.: Деян. 15, 24).
  Что значит здесь оправдание? По общему смыслу оправдаться — значит представить уважительные причины, по которым законно с кого-либо снимается взводимая на него вина, и он объявляется правым. В этом смысле оправдание пред Богом не может иметь места. Между людьми возможно, что на иного взнесут вину, которой за ним нет, и ему стоит только объяснить дело, чтоб явиться невинным. Но пред Богом мы все виновны самым делом, и ради греха прародительского, и ради собственных своих грехов. Никаких извинений не можем мы представить в свое оправдание, и ничего не можем мы сделать, чем бы могли загладить вину свою. Как же быть? Так бы и оставаться нам всегда под судом правды Божией, если бы благость Божия не устроила нам особого способа оправдания. Чтобы лучше понять это, представим нашу виновность под видом долга пред правдою Божиею. Должник сам может не иметь способа уплатить свой долг, но за него может уплатить другой, и, когда уплатит, заимодавец более не считает уже его ответным пред собою, очищает, делает его свободным от долга. Это самое и устроила нам благость Божия в оправдание пред Богом. Долги наши неоплатны. Но за всех нас уплатил их правде Божией Господь наш Иисус Христос крестною Своею смертию, сила которой определяется так, что в ней Господь грехи наши Сам вознес на теле Своем на древо (см.: 1 Петр 2, 24), рукописание грехов наших пригвоздил на кресте (см.: Кол 2, 14). Остается только сделать, чтобы правда Божия признала каждого из нас в отдельности, лично, подходящим под эту милость или чтобы каждый из нас предъявил правде Божией, что в общей массе лиц, долги которых оплачены, уплата шла и за него. Пусть в каком-либо городе много должников и какой-нибудь богач объявит заимодавцам, разным или одному, что какой должник представит расписку или свидетельство от меня, того долг считать оплаченным из моей кассы, а его свободным от долга. Вот эту расписку или свидетельство от лица Господа и должен каждый грешник представить правде Божией, чтобы стать пред нею свободным от долга грехов своих Какая же это расписка или свидетельство? Вера в Господа нашего Иисуса Христа. Уверовавший в Господа прав пред лицем Бога правды.
  Что же есгь вера в Господа? Напрасно хотят определить веру в Господа одним словом. Ее надобно описать; ибо она есть состояние сердца, совмещающее не одно чувство, убеждение и расположение, а несколько. Она приходит чрез покаяние; ибо Господь говорит: покайтеся и веруйте во Евангелие (Мк. 1, 15). Из этой лаборатории кающегося духа вера исходит уже не одна, но любовию споспешествуема (ср.: 5, 6), после того как иже веру имет, и крестится (ср.: Мк. 16, 16). Это и есть новая тварь, которая зачинается благодатию в первых движениях покаяния, а в этом строе является уже вполне образовавшеюся, характеристически сложившеюся, принявшею христианскую личность. Весь ход дела таков. Только истинно кающийся взыскивает Господа. Кающегося же исполняют два чувства и расположения: жаление, что грешил, и крепкое желание не поддаваться более греховным влечениям Но в первом чувстве томит его правда Божия, коей ничем удовлетворить не может, во втором — желание — страшит собственное бессилие, опытом дознанное. Он и прибегает к Господу в полной уверенности, что Он избавит его от той и другой крайности,— и прежние грехи простит, и даст ему силу вперед противостоять грехам Без сих двух уверенностей вера в Господа не мыслима, равно как покаяние немыслимо без сокрушения в грехах и твердого намерения не поддаваться греху. Но все эти расположения суть только приготовления к образованию верующей личности. Самое же образование производится благодатию Святаго Духа в таинстве крещения, в коем, погружаясь, он погружается в смерть Христову и получает отпущение грехов, а возникая из погружения, выходит в обновлении жизни, облеченный силою не работать греху, жить же прочее Богови о Христе Иисусе (см/ Рим. 6, 3—13). Вот когда является вполне образовавшеюся верующая христианская личность. Проходит она весь этот путь; но из пройденного ничто не утрачивается, а напротив, все входит в строй ее духа, который одним словом именуется: вера. Вера потому совмещает в себе много чувств; но отличительная ее черта, выдающаяся, есть предание себя на служение Господу до положения живота в чаянии спасения благодатию Его Чувствует верующий, что куплен ценою крови, должен работать Купившему его, в полной уверенности, что этим путем он будет непременно спасен.
  Только тот, кто так верует, является оправданным пред Богом, не в том только смысле, что с него снимается вина греховности, но что в нем полагается семя всякой правды в его решимости работать Господу, исполнением воли Его, и в чувстве силы на то, вселяемой в него благодатию, его возродившею. Он обладает внутреннею правотою; ибо дух правый обновлен во утробе его (ср.: Пс. 50, 12).
  После сего само собою понятно, почему закон не оправдывает, а только вера в Господа Иисуса Христа: потому что закон не давал новой жизни. Иудей согрешивший приходил, исповедывал свой грех, приносил положенную жертву и восстановлялся во всех правах иудея; но внутренно он оставался все тот же, с тем же рабством греху. Посему говорится, что все жертвы очищали только к плотской чистоте (см.: Евр. 9, 13). Равно исполнение и всех других уставов закона сообщало только внешнюю правость, внутри оставляя ветхую неправоту. Само обрезание вводило в сонм Израилев, но сердце оставляло необрезанным. Таким образом иудей, верный закону, только объявлялся правым внешно, не будучи прав в сердце своем. Напротив, уверовавший в Господа не объявляется только правым, но получает правоту во внутреннем строе жизни, обновляется и, как созревший юноша, полный сил, исходит на угождение Господу, в чувстве благодатной силы, ему дарованной. Это обновление внутреннее есть характеристическая черта веры Христовой Ради него собственно христианин и оправдывается пред лицом правды Божией, оправдывается совершенным оправданием. Оно-то собственно и есть то свидетельство, ради которого все прощается, и предъявивший его опять принимается в полную милость и полное благоволение Божие.
  Между тем, однако ж, закон не был худ. Он имел свою силу по Божиему определению и приносил соответственный плод: держал в исправности, хотя внешней только, и тех, кои были более внимательны, подготовлял к принятию Господа, так как все его чины были образом грядущих благ. Уразумевшие то, и под законом находясь, воздыхали о сих благах и чаяли пришествия Лица, имевшего принести их. И это становило их среди иудеев выше иудеев. Таковы были все ветхозаветные патриархи, Пророки, праведники.
  Святой Златоуст видит в словах святого Павла такое побуждение к оставлению закона: «мы, говорит (святой Павел), оставили закон не потому, чтоб он был не добр, но потому, что немощен». В пояснение этой немощности Феофилакт прибавляет к словам святого Златоуста: «(а немощен он) потому, что душ не освящал, а отнимал только плотскую нечистоту». На этом основании блаженный Феодорит значение закона вообще определяет так: «нарушение сих заповедей (выше указанных: об обрезании, субботе, жертвах, омовениях и прочем) есть грех (для иудея), однако же и хранение их не есть преуспеяние в совершенной правде. Ибо все сие служило указанием на нечто другое; впрочем, иудеям пригодно было на то время». Блаженный Иероним, говоря о таком значении закона, объясняет, в каком случае и по какому поводу закон оставался с таким малым плодом. «Некоторые говорят: если верно то, что говорит здесь святой Павел, что от дел закона никто не оправдится, а только верою Иисус-Христовою; то патриархи, Пророки и святые, жившие до пришествия Христова, были несовершенны. Таковым должно ответить, что здесь те называются не достигшими правды, которые верят, что оправдаться можно только такими делами. Святые же, бывшие древле, верою Христовою оправданы. Ибо Авраам видел день Христов и возрадовался. И Моисей поношение Христово считал богатством, большим сокровищ Египетских: взираше бо на мздовоздаяние (Евр. 11, 26). И Исайя видел славу Христову (см.: Ис. 6), как свидетельствует евангелист Иоанн. Отсюда видно, что не столько дела закона осуждаются, сколько те, кои надеются быть оправданными только от дел, когда и Сам Спаситель говорит: аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в Царство Небесное (ср.: Мф. 5, 20)».
  Стих 17. Аще ли ищуще оправдитися о Христе, обретохомся и сами грешницы, Христос убo греху ли служитель? Да не будет.
  Апостол останавливает внимание на предлежащем обстоятельстве,— что, исключая пришедших от Иакова, все иудеи, бывшие тут, и с апостолом Петром в том числе, бросили было все законное ради веры в Господа, а потом опять к нему обратились, по той причине, что теперь смотрели на них ревнители закона. Как будто те захватили их на худом деле, которое надлежало поспешить исправить! Как будто грех, оставя закон, прилепиться ко Христу, — ко Христу, Который есть очищение о гресех наших! Вот какая нелепость выходит из вашего образа действования!
  Словом: ищуще — показывает Апостол, что все, которые слышали слово его, точно, были люди возбужденные и ревностно искали спасения. Искали его в законе и видели, что он не удовлетворял требованиям совести и сердца боголюбивого Почему законно оставили его и прилепились к Господу, истинному Спасителю, Врачу душ, в Коем подаются нам все сокровища духовные. Этого искали во Христе и, конечно, нашли, ибо всяк, ищай сего в Нем, обретает. Зачем же опять обращаться на немощные стихии? Понять нельзя этого поведения.
  Искали оправдиться, а обретохомся грешницы. Когда застали нас за такими делами, которые свидетельствовали о том, что мы веруем спастися единственно в Господе Иисусе Христе, без дел закона; мы спохватились, стыдно нам стало и пред другими, и пред своею совестию, — и поскорее поправлять свою ошибку. Приняли было свободу, а потом опять отскочили от нее, будто обжегшись, будто учинивши пагубный грех!
  Христос убо греху ли служитель? И вышло, по вашему, что прилепиться ко Христу и на Него Единого возложить все упование спасения, бросив законные дела,—значит то же, что в грех впасть. — И стал у вас Христос греху служитель, в грех всех ввергающий, кто к Нему ни прилепится верою. Можно ли так, — когда Он спасения ради нашего пришел и мы к Нему обратились, чая сего спасения и самым делом обретая его? Вот какой смысл имеет ваш поступок. Какое отсюда могли извлечь побуждение — совсем бросить закон и уже не возвращаться к нему более,— те, кои уразумели силу сих речей Апостола!
  Святой Златоуст пишет: «если, говорит, вера во Христа не может оправдать, но опять необходим закон; то, оставив закон для Христа и не получая оправдания чрез его оставление, но подвергаясь осуждению, мы должны будем признать виновником нашего осуждения Того, к Которому перешли, оставив закон. Смотри, к какой неизбежной нелепости он привел слово свое. Ибо если не должно, говорит, оставлять закона, а мы оставили его для Христа, то мы будем за сие судимы. — Но для чего, Павле, говоришь и советуешь сие Петру, который знал все сие совершенно? Не ему ли Бог открыл, что человека необрезанного не должно осуждать за то, что он не обрезан?.. Не для исправления Петра говорит он сие, но, обратив речь свою к Петру потому, что находил это нужным, говорит между тем ученикам. Ты облекся во Христа, соделался членом Господа, сопричислен к вышнему граду,— как же пресмыкаешься еще около закона? Как можно тебе достигнуть Царствия? Внемли словам Павла, что соблюдением закона ниспровергается Евангелие, и, если хочешь, я покажу тебе, — и как это; а ты устрашись и постарайся избегнуть угрожающей бездны. Для чего ты наблюдаешь закон? Конечно, убоявшись закона и опасаясь оставить оные письмена? Но ты не убоялся бы оставить закон, если бы не презрел веры, как бы слабой и самой по себе не могущей спасти тебя Если необходимо исполнение закона, то необходимо должно отвергнуться Христа или, последуя Христу, сделаться преступником закона Ибо если должно исполнить закон, то не исполняющие его — законопреступники, и виновником сего законопреступления будет у нас Христос; ибо и Сам Он разрешал от обязательства сему закону и другим дал заповедь разрешать от сего обязательства. Смотри, до чего доходят иудействующие! Они Христа, виновника нашего оправдания, делают виновником греха, как и Павел говорит: Христос убо греху ли служитель? Доведши их до такой нелепости, ему уже не нужно было приводить другие доказательства к опровержению их, но достаточно было одного отрицания»; посему он и сказал только: да не будет! Ибо против совершенно явной нелепости не нужно изыскивать доказательств, а достаточно и одного отрицания.
  Это да не будет, по мнению блаженного Августина, произнесено святым Павлом не от одного своего лица, но от лица всех его слышавших, не исключая и пришедших ревнителей закона. Ибо, чтоб Христос был греху служитель, этого «и они не могли сказать, потому что не только сами веровали во Христа, но не хотели даже, чтоб Евангелие было преподаемо кому-либо, кроме обрезанных».
  Стих 18. Аще бо яже разорих, сия паки созидаю, преступника себе представляю.
  Объясняет, каким образом оказались грешниками, когда, оставя закон, опять к нему обратились, — примером из житейского быта Здесь никто не станет разорять какого-либо здания наобум, а разве убедившись, что оно не нужно. Но если он же, разоривши здание, опять начнет его созидать в том же виде, то тем обличит себя, что худо сделал, разоривши его,— оказался преступником против житейской мудрости. Так и у нас, говорит как бы святой Павел. Бросивши закон, мы разорили его; обращаясь же к нему снова, опять созидаем его. Но если мы обращаемся к нему снова ради того, что без него нельзя быть, то этим пред всеми обличаем себя, что худо сделали, оставя закон, согрешили тем пред Богом. Если, наоборот, мы бросили закон по тому убеждению, что он обветшал и потерял силу, и ко Христу прилепились по тому убеждению, что Он есть единый истинный Спаситель, то, возвращаясь теперь вновь к брошенному закону, идем против своей совести и нарушаем сознательно верно познанную нами волю Божию искать спасения только в Господе Иисусе Христе. Следственно, мы явились грешники и пред Богом, и пред своею совестию.
  «Видишь ли благоразумие Павла, — говорит святой Златоуст.— Иудеи хотели показать, что не соблюдающий закона есть преступник; а он говорит противное, что исполняющий закон есть преступник, и преступник не только против веры, но и против самого закона. Ибо под словами: яже разорих, сия паки созидаю,— он разумеет закон. И слова его имеют такой смысл: закон получил конец; и мы сами подтвердили сие тем, что, оставив оный, прибегли искать спасения от веры. Усиливаясь после сего восстановить закон, мы сим самым делаемся преступниками оного, то есть когда упорно хотим соблюдать то, что отменено Самим Богом».
  Укор этот очень силен; почему святой Павел обращает его к самому себе, как бы он сам так поступил, вместе с тем, чтоб смягчить впечатление, которое не могло быть приятно. Или, говоря в первом лице, пускает речь в общность, как бы так: я ли, другой ли кто, вообще всякий, кто так ни поступает, худо делает,— чтоб отвлечь речь от слушающих — ради смягчения укора.

бб) Затем Апостол показывает, как на Господа Единого должно возложить упование спасения (2, 19—21)

  Глава 2, стих 19. Аз 6о законом закону умрох, да Богови жив буду, Христови сраспяхся.
  В последних трех стихах Апостол показывает, с какою решительностию должно оставить закон и прилепиться к Единому Господу, выставляя в основание к тому то, что в этом прилеплении к Господу, как бы слиянии своей жизни с Его жизнию, и есть настоящая жизнь, спасение и праведность. Говорит об этом в своем лице, как бы так: вот так надо поступать всякому, как я,— умереть закону и жить только Христу и Христом. Он мог так говорить о себе и выставлять себя в образец не для похвальбы, а для объяснения дела. Ибо всем было известно, как он вдруг, как только узнал, что есть истина во Христе, пресек всякое общение с законом. Сколько прежде предан был ему и уповал на него, столько, уверовавши в Господа, далек стал от него и ни во что ставил его.
  Такое свое отношение к закону он выражает словами: я умер закону, — перестал для него существовать, и он для меня. Как умерший свободным становится от всех обязательств к живым, так у меня со смертию закону прекратились все к нему обязательства. «Закону, говорит, умрох, — чтоб не быть более под законом» (блаженный Августин). Ибо «кто освобождается от закона, тот умирает закону» (Амвросиаст).
  Умершим себя закону выставляет он чрез закон же: законом закону умрох. Закон сам умертвил меня для себя, сам от себя оттолкнул, сам от себя отвел и привел ко Христу. Это можно понимать двояким образом. Или так: сам закон тем, что не удовлетворял моего искания правды, заставил меня бросить его и обратиться к другому истинному источнику праведности; или так: сам закон предуказал мне Христа — цель и конец закона; сам он говорит о пришествии Христа Спасителя и о необходимости слушать Его, чтоб спастись. Следуя сему внушению закона, я обратился ко Христу и бросил закон. Та и другая мысль совмещается в одной той, что закон был пестун во Христа. Древние толковники на ней более и останавливаются. Так блаженный Августин: «законом, говорит, умрох закону; поелику был иудей и закон имел пестуном во Христа, как объясняет после (см.: 3, 24). Самим пестуном делается то, что он после и сам не нужен бывает: как и сосцами питается младенец, чтоб после не иметь нужды в сосцах».— Так святой Златоуст: «показывает сим, что он чрез сей самый закон умер закону, то есть самый закон убедил меня не следовать закону. И если после сего буду следовать ему, то сим самым нарушу его. Как же и каким образом? Моисей, предсказывая о Христе, говорит: пророка от братии твоея, якоже мене, возставит тебе Господь Бог твой: Того послушайте (ср.: Втор. 18, 15). Очевидно из этого, что не повинующиеся Христу преступают закон».—Так Феодорит: «убежденный самим законом, говорит Апостол, сделал я себя мертвым для закона; потому что закон предуказывал мне Христа; убежденный законом, пришел я ко Христу, и для закона я мертв; потому что не им уже управляюсь в жизни, но последую постановлениям Христовым».
  Но, кроме этого главного понимания, они находят в словах Апостола оттенки и других мыслей. Так говорят, что под законом, коим умер закону святой Павел, можно разуметь закон Евангельский, как бы так: новый закон пришел от Бога, повинуясь которому я оставил закон ветхий; или так: я был связан с ветхим законом, как жена с мужем, и не мог оставить его; но пришел новый закон и умертвил тот закон ветхий, от которого став, чрез смерть его, свободным я сочетался с новым законом, что позволяет мне и самый закон.— Так святой Златоуст: «возможно, что он здесь говорит о законе благодати, потому что и благодать обыкновенно называет он законом, когда, например, говорит: закон духа жизни о Христе Иисусе освободил мя есть (ср.: Рим. 8, 2)» Так блаженный Иероним: «кто умирает закону, тот жил ему прежде, соблюдая субботы, новомесячия, дни праздничные, жертвы. Когда же пришел Христос, и закон ветхий умер чрез Евангельский закон, то душа, которая, по писанному, живу сущу мужу прелюбодейца бывает, аще будет мужеви иному, — по смерти мужа, то есть ветхого закона, свободна сочетаться (с иным мужем) с духовным законом (веры во Христа), да плод принесет Богови (ср.: Рим. 7, 3 — 4)».
  Святой Златоуст, сверх того, находит возможным видеть у Апостола и такую мысль: закон умертвил меня, — я и стал ему мертв; но Христос оживотворил меня мертвого, —я и живу Ему. «Мы можем,— говорит он,— и иначе понимать слова: аз законом закону умрох. Если закон повелевает исполнять все написанное в нем и за неисполнение наказывает (смертию), то мы все умерли им, потому что никто не исполнил его Но как бездушному и мертвому не свойственно повиноваться заповедям закона, так и мне, умершему законом, потому что я умер силою слова его. Следовательно, более он не должен требовать повиновения от умершего, которого и сам он умертвил,— и смертию не только телесного, но и душевною, чрез которую подверг и телесной.— Поелику же он сказал: я умер, то, чтобы не сказали ему: как же ты живешь? — он представил и причину жизни и показал, что закон умертвил его живого, а Христос, восприяв мертвого, оживотворил его чрез смерть Свою: в чем показывает еще двоякое чудо — и тем, что Христос оживотворил его мертваго, и что оживотворил чрез смерть».
  Да Богови жив буду,— то есть чтоб жить для Бога. Живет для Бога тот, кто все мысли свои, желания, чувства, слова, дела и всякие труды посвящает Богу, во славу Его, на угождение Ему, по святой воле Его. — И сущие под законом жили для Бога, но только внешно; внутреннее же их не Ему работало. При всем том они считались правыми, яко исполнившие внешние условия оправдания. Теперь же, говорит, я, благодатию Божиею возрождаясь в Господе, и внутренно и внешно, всем существом к Богу устремляюсь и живу Ему истинно, «то есть бессмертною и нестареющеюся жизнию» (Экумений). — Или так: прежде пришествия Господня, кто хотел жить Богу, тот должен был жить по закону Моисееву; ибо такова была воля Божия. Теперь иначе: Бог в Господе Иисусе Христе учредил новый, лучший и действеннейший образ жизни по Богу. Почему, кто хочет ныне жить Богу, то есть вполне по воле Его, истинно в угодность Ему, тот должен бросить закон и веровать в Господа: ибо такова ныне воля Божия, чтоб Богу жить не иначе как во Христе и чрез Христа. Если б я, говорит, оставил закон, да и только, оставил, чтоб только не стеснять себя законом, то это было бы хуже, чем быть под законом. Но я оставил один закон, чтоб принять другой, лучший; я все в той же области вращаюсь, в которой царствует воля Божия; оставил закон, чтоб жить Богу,— как прежде, рабствуя закону, думал жить Богу. Но тогда не было во мне истинной жизни; а теперь я сознаю ее во мне и ею живу, с уверенностию, что, живя так, живу Богу.
  Где же взял святой Павел сию новую жизнь? В сораспятии Христу. Христови, говорит, сраспяхся. Этими словами показывает он, как, оставя закон, он стал жить Богу. Он как бы говорит: не думайте, что оставить закон было для меня легко. Нет. Это было то же, что распятие. Для чего распялся Христос? Для того, чтоб исполнить волю Отца Небесного, Который тако возлюби мир, яко и Сына Своего Единороднаго предал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но иматъ живот вечный (ср.: Ин. 3, 16). Эту волю и я уразумел и, чтоб ей последовать, все принес в жертву, — все, что так дорого было моему сердцу,— наши религиозные убеждения и любовь народа моего. Легко разве мне было оставить то, к чему с детства привык, что так высоко ценил и чем так дорожил?! Но, уразумевши, что на то была воля Божия, я оторвал от сего сердце мое. Не видел разве я, что, оставляя закон, навлеку ненависть народа моего, который люблю и славу и благостояние которого считаю своими? Но я предал себя на всякие страдания от тех, кого люблю, чтоб не погрешить против воли Отца нашего Небесного, так явно открытой мне в Господе Иисусе Христе. Перемена моя была болезненна, как смерть. Больно было отстать от закона, страшно было возбудить опасности кругом и поставить себя в состояние ожидания смерти на всякий час. Но я предал себя на болезни и смерть, прилепившись ко Христу верою и все упование спасения моего на Него единого возложивши. Я был и есмь в состоянии распятого,—в сораспятии Христу.
  Но в этом еще не все. Сораспятие Христу тут видно; но как отсюда истекла новая жизнь по Богу?! Для того, чтоб началась новая жизнь, недостаточно было одной указанной нравственной перемены. Эта перемена — только приготовление к новой жизни. Самая жизнь образуется рождением свыше, которое совершается в крещении. Святой Златоуст говорит: «но каким образом, скажет кто, он сраспялся (Христу), когда был жив и дышал? Что Христос был распят, это ясно; но как ты распялся и живешь? Словами: Христови сраспяхся — он указал на крещение».— «Христу сраспялся я; ибо Ему спогребся я крещением» (блаженный Феодорит). «Духовно сраспялся я Ему и умер с Ним чрез крещение» (блаженный Феофилакт). Как крещаемый в смерть Христову погружается и из купели исходит в обновлении жизни, Апостол пространно изображает в Послании к Римлянам (см.: Рим. 6, 1 — 13). В этот момент нового рождения душа ощущает и с этого же момента постоянно начинает ощущать, что она уже имеет в совершенстве все, чего ожидала и могла ожидать от закона, который потому оказывается не нужным, — и что новая зародившаяся жизнь столько блаженна, что сравнительно с нею все жертвы ничто. Таким образом то, что во время обращения ко Христу Господу причиняло смертную болезнь и грозило смертями, теперь исчезло: то мертвенное пожерто животом о Христе Иисусе Господе.
  Стих 20. Живу же не ктому аз, но живет во мне Христос: а еже ныне живу во плоти, верою живу Сына Божия, возлюбившаго мене и предавшаго Себе по мне.
  Я умер, говорит, но не с тем, чтоб мертву быть, а чтоб жить иною жизнию, совершеннейшею. Я сораспялся Христу; и Христос, живый и в распятии, жизнию Своею меня исполнил: стал жить во мне. Теперь уж не я живу, но живет во мне Христос. Это не нравственно только, в том смысле, что я Ему всецело предан и все Ему посвящаю,— и мысли, и чувства, и дела, и слова, и внешнее мое все, как и внутреннее,— ничего для себя не загадываю, все для Него,— так что меня будто нет, а есть только Он во мне и угождать Ему единственная моя забота: но и самым делом, существенно, Он во мне. Я сочетался Ему, а Он мне. Я привился к Нему, как дикая маслина, и Он исполнил меня Своею жизнию. Он во мне вседействует, все направляя во славу Божию и спасение мое и других. От Него возбуждение, от Него и сила. Это не так бывает, чтобы личность исчезала; но так, что душа сознательно и свободно предает себя вседействию Христову. И Он вседействует в душе, по желанию, исканию и любовному восприятию Его вседействия; так что в деле выходит, будто душа сама действует. Ибо прилепляяйся Господеви един дух есть с Господем (ср.: 1 Кор. 6, 17). Верою вселяется Христос в сердца (см.: Еф. 3, 17), и исполняется то, что Он обетовал: «вы во Мне и Аз в вас» (см.: Ин. 15, 4). Отсюда: что ни делает верующий, истинно ценное в очах Божиих, не без Него делает (см.: Ин. 15, 5). Без Него таких дел никто и делать не может.
  Экумений пишет: «того ради живет во мне Христос, что во мне не бывает ничего Ему неблагоугодного. Или так: живет во мне, воздействуя, господствуя, всем бывая для меня».— Ту и другую сторону сего таинства жизни во Христе пространнее изображает святой Златоуст: «сказав: живу не ктому аз — указал на последующий за крещением образ жизни, которым умерщвляются уды. Что же значит: живет во мне Христос? То, говорит, что я ничего не делаю, что неугодно Христу. Ибо как под жизнию разумеет он не общую жизнь, но греховную, так и под смертию разумеет освобождение от грехов. Ибо иначе невозможно жить для Бога, как умерши греху. Итак, как Христос умер телом, так и я умер греху. Умертвите убо, говорит, уды ваша, яже на земли, блуд, нечистоту, страсть (ср : Кол. 3, 5). Также: ветхий наш человек с Ним распятся (Рим. 6, 6), то есть в купели крещения.— Теперь, если ты пребудешь мертвым греху, то будешь жив и жить Богу; а если опять воскреснешь для греха, то потеряешь сию жизнь. Но Павел не таков: он чрез всю жизнь пребыл мертвым греху. Смотри, как строга и чиста его жизнь, и преимущественно пред другими удивляйся сей блаженной душе! Не сказал он: живу я, но: живет во мне Христос. Кто дерзнет оспаривать истину сказанного? Хотя он всего себя предал Христу, отказался от всего временного и все делал по Его воле, однако ж не сказал: посему я живу для Христа, но, что гораздо важнее, живет во мне Христос. Ибо как грех, когда возобладает человеком, он уже и живет в нем, и управляет душою его по своему произволу: так, когда по умерщвлении его человек делает благоугодное Христу, такая жизнь его уже не есть жизнь человека, но живущего в нем, то есть действующего и управляющего им Христа».
  А еже ныне живу во плоти. Это вывод из предыдущего. — Жить по плоти — значит жить плотски, чувственно, в похотях; а жить во плоти — значит жить в теле видимо для всех, в этой жизни. Апостол обращает внимание слушавших его на то, как он себя держал или вел себя видимо для всех, и говорит как бы: что если я видимо для всех держу себя так и так,— то есть свободно от всех обязательств закона, ни жертв не приношу, ни омовений не принимаю, не соблюдаю ни субботы, ни праздников и самое обрезание вменяю ни во что,—что живу я ныне так видимо, то это потому, что верою живу Сына Божия; ни на что другое, кроме Него, не опираюсь, на Него возложил все упование спасения, в уверенности непоколебимой, что Он и грехи мои простит, и жизнь мою исправит, и в Царство Свое вечное введет. Этою верою живу; она составляет весь строй моей внутренней жизни Жертвы законные и все предписания закона имели цену потому, что прообразовали Христа — Сына Божия. Теперь же, когда пришел Сын Божий и предал Себя за нас, все чины ветхозаветные потеряли свое значение. Нам надлежит бросить закон и прилепиться ко Христу верою: что я и делаю. Всё вменил в уметы, да Христа приобрящу,— и живу единою верою в Него. Сын Божий, возлюбивший нас, пришел на землю, и предал Себя за нас, и стал Ходатаем нашим, и Умилостивителем правды Божией, и Подателем благодати Божией, дающей нам новую жизнь. Это я принимаю и усвояю себе верою и другого ничего знать не хочу. Вот почему я живу так, как вы видите меня живущим, то есть в совершенном отрешении от закона! Тут, по замечанию святого Златоуста, заключается сильный укор тем, к кому была обращена речь Павлова. Он как бы говорит каждому из них: «Христос столько возлюбил тебя, что предал Себя Самого; и, когда ты не имел надежды ко спасению, привел тебя к столь великой и столь высокой жизни; а ты, получивши такие блага, опять обращаешься к ветхому».
  Святой Златоуст при этом еще особое обращает внимание на то, почему святой Павел совершенное Господом спасение всех усвояет себе одному. «Что ты делаешь, Павле? Почему общее всем присвояешь себе и относишь к одному себе то, что сделано за всех людей? Ибо ты не сказал: возлюбившего нас, но: возлюбившаго мене. А Евангелист говорит: тако возлюби Бог мир (ср.: Ин. 3, 16); и ты сам в другом месте говоришь: Иже убо Своего Сына не пощаде, но предал есть Его — не за тебя, но за нас всех (ср.: Рим. 8, 32). Почему же он так говорит здесь? Он представил себе всю безнадежность человеческого естества и неизреченное попечение о нас Иисуса Христа, и от чего Он освободил нас, и что даровал нам, и, представив все сие, весь объят был пламенем любви к Нему; потому и говорит так. Ибо и Пророки общего всем Бога часто называют своим, говоря так: Боже, Боже мой! К Тебе утренюю (ср.: Пс. 62, 2). Кроме того, он показал сим, что каждый из нас столь же справедливою благодарностию обязан Христу, какою был бы обязан и тогда, когда бы Он пришел для него одного. Ибо он не отказался бы принять на себя такое ходатайство и за одного; потому что и каждого человека отдельно любит столько же, сколько и весь мир. Притом же, хотя жертва принесена была за всех и достаточна была ко спасению всех; однако воспользовались благодеянием ее одни уверовавшие».
  Стих 21. Не отметаю благодати Божия: аще бо законом правда, убо Христос туне умре.
  «Отметать — значит не веровать, уничижать, охуждать» (Экумений). Апостол говорит как бы: не могу иначе; ибо если б я держался еще закона, то отметал бы, уничижал и охуждал благодать. Или так: Сам Господь так милостиво приближается ко мне, ради единой веры, даруя мне и прощение грехов, и внутреннее обновление: как могу я отметать эту благодать и еще продолжать вязать себя узами закона? Святой Дамаскин говорит: «благодатию, говорит, я стал свободен Почему возвращением опять к закону не навлеку укора на благодать, как будто она не сильна животворить» «Ибо (по пришествии благодати) продолжающий жить по закону бесчестит благодать, как недостаточную для спасения» (блаженный Феодорит). По Амвросиасту, святой Павел как бы так говорит здесь: «не могу оказаться неблагодарным благодати Божией и не пребывать непоколебимо в вере в Господа Иисуса Христа, зная, что никем так я не благодетельствован, как Им, и что если я сравню с ним другого (закон), от которого никакой не получил помощи, то этим окажу презрение к Нему»
  Аще бо законом правда, δικαιοσυνη, — праведность, богоугодная, спасительная жизнь,— убо Христос туне умре. Если б закон доставлял и прощение грехов, и внутреннюю правоту и освящение, то Христу не для чего было умирать. Он затем и умер, чтоб доставить нам сии два существенные блага — прощение грехов и освящающую благодать, которых, кроме Него, никто другой доставить не мог и без которых нет нам спасения. Ибо, пока мы под грехом, не прощены, нет нам приступа к Богу. Но если б и были прощены, а внутренно не обновлены и не получили сил на хождение в воле Божией неуклонное, то все оставались бы непотребными пред Богом. Господь Спаситель умер за нас и грехи наши пригвоздил ко кресту. Потом, вознесшись на небо, Святаго Духа ниспослал от Отца. Почему верующим в Него подает и прощение грехов, и спасительную благодать Святаго Духа. Без этих двух нет нам спасения. Следственно, Христос, доставивший их нам, не напрасно умер. Но если б сии блага доставлял закон, то Христу не для чего было бы умирать, когда уже все нужное для спасения доставляет закон.
  Апостол, впрочем, высказывает здесь только общее положение; вывод же из него предоставляет сделать каждому самому, ради его крайней очевидности. Именно: но Христос не туне умер,— никак нельзя сказать, что Христос напрасно умер; следовательно, не законом правда.
  Святой Златоуст говорит при сих словах святого Павла: «какой еще грех больше сего, какие еще слова сильнее сих к обличению? Ибо если Христос умер, то очевидно потому, что закон не силен оправдать нас; если же закон оправдывает, то Христос умер напрасно. Но не безрассудно ли будет называть бесполезным и напрасным сие, столь страшное и превышающее ум человеческий, Дело, сие неизреченное таинство, которого с нетерпением ожидали патриархи, которое предсказывали Пророки и на которое Ангелы взирая ужасались,— дело, которое по справедливости от всех должно быть признаваемо за главную причину Божия промышления о нас? Таким образом Апостол представляет как крайнюю степень глупости и нелепости — столь великое и важное дело почитать напрасным»
  «Очень сильно слово сие, — пишет блаженный Иероним,— против тех, которые после веры во Христа думают, что надо соблюдать предписания закона Если законом правда, то Христос напрасно умер Или пусть покажут, как Христос не напрасно умер, если дела закона оправдывают; но как бы ни были они глупы, не посмеют сказать, что Христос даром умер — Посему мы должны дополнить здесь речь следующим наведением но Христос не туне умер; и заключить: следовательно, не законом правда».
 

  

Взято с сайта  nika.com.ua

Оставьте комментарий