1. /
  2. Совок
  3. /
  4. Кризис современного социализма. Что...

Кризис современного социализма. Что за люди коммунисты?

Проф.Иван Ильин.

Кризис современного социализма

Жизнь есть опыт, и учит она нас прежде всего трезвому опыту. Она учит нас, что все отвлеченные доктрины, не выросшие из такого опыта, суть праздные выдумки, ведущие к неудачам и крушению. Здесь непозволительно ссылаться на «благие намерения» или на «идеализм»… На самом деле есть два вида идеализма: один глубокий, почвенный, здоровый и творческий, вырастающий из духовного, религиозного и жизненного опыта, а другой – мелкий, беспочвенный, химерический и доктриальный, который не созерцает, а фантазирует, который «знает» такое, что он решительно не знает, и заменяет опытную уверенность – нетерпимой самоуверенностью. Русской интеллигенции в xix и в xx веке не хватало истинного идеализма; она жила химерическими доктринами и именно вследствие этого пришла к революции и социализму.

В дореволюционное время среди русского студенчества считалось, что тот, кто все время отдает науке или искусству и в сущности говоря накапливает и бережет духовный и жизненно-реальный опыт, а от «общественности» и «политики» сторонится, тот «академист», «карьерист», «шкурник» и «реакционер». Он, по словам поэта Некрасова, принадлежит к «ликующим, праздно болтающим, обагряющим руки в крови». «Настоящий» студент призван прежде всего желать и требовать политического и социального обновления. Он должен иметь «идеал» и содействовать какой-нибудь определенной партии. Но идеал – «один», другого нет. Это «социализм». Что такое «социализм», из чего он исходит, к чему ведет, как осуществляется, – этого не знал никто. Да и что тут надо знать? Социализм – это, по выражению одного пустомели, выведенного Островским, – «все высокое и прекрасное», мало того – это осуществление справедливости, а справедливость, всеконечно, требует равенства; а если осуществить «справедливое равенство», то начнется братство, свобода и всякое благорастворение воздухов… В это надо верить, за это надо бороться, и «честный» человек непременно стремится «в стан погибающих за великое дело любви»…

В действительности первый признак ответственного и вдумчивого человека состоит в том, что он умеет различать, во что надо веровать и чего нельзя принимать на веру. Именно этого русская радикальная интеллигенция никогда не умела. Ей, с самого Вольтера, все казалось, что в религии вера неуместна, а верить надо в радикальные политические лозунги. «Просвещенный» человек не может принимать всерьез Евангелие, учение Христа и традицию Церкви, если он это делает, то он или «чудак», которому можно дать снисхождение, или «корыстный лицемер», которого надо осмеять и разоблачить. «Просвещенный» человек должен прилепиться сердцем, воображением, мыслью и волею – к тезисам западного демократизма, республиканства и, конечно, социализма. Он должен благоговейно читать пошлости Писарева, наивности Чернышевского, сентиментальные вирши Некрасова, сумбуры Михайловского и Лаврова, невежественные глупости народовольческих брошюр и мертвую, абстрактную трескотню марксистской литературы. В это надо верить; и по вере – делать; а для дела – жертвовать.

Кто имел хоть какое-нибудь представление о социализме до 1917?! Никто. Как представляли себе социальную революцию ее вожди? Вот, например, князь П.А. Кропоткин, вождь анархического коммунизма, всеевропейски известный своею проповедью индивидуального террора против буржуазии… Сколько убийств было совершено с его одобрения! Вспомним хотя бы свирепое и бессмысленное убиение Императрицы Елизаветы Австрийской в Женеве (1898), итальянского короля Гумберта (1900), португальского короля Дон Карлоса и его наследника Луи Филиппа (1907)… Вспомним убиение целого ряда президентов республик: французского, Сади Карно (1894), уругвайского, Борда (1897), гватемальского, Барриса (1898), доминиканского, Эро (1899), североамериканского, Маккинли (1901)… Это все дела рук анархистов-коммунистов, объяснявших свои злодеяния, как «пропаганду фактом»… А эти бомбы, бросавшиеся ими же в кафе и театры, полные народа! «Если ты сидишь с сытой буржуазией, то и погибни вместе с нею» (Ревашоль, Вальян и другие провозвестники противоестественной химеры…).

И во имя чего все это делалось? Что предносилось Кропоткину, когда он призывал к коммунизму? Он представлял себе дело так: собираются граждане, отменяют всякую власть, отменяют частную собственность и затем вытаскивают из квартир все свое и чужое имущество и складывают его на площади; образуется огромный ворох (le tas), груда всякого добра, из каковой груды каждый имеет право взять в свое личное пользование то, что ему нужно (pris au tas). Каждому по потребностям, а в смысле труда – с каждого по способностям. Источник зла (власть!) устранен. Немедленно расцветает повальное братство и начинается эпоха свободной «взаимопомощи среди людей и животных» (заглавие одной из его книг). Можно представить себе, как «прозревал» этот престарелый «пророк» анархо-коммунизма, когда он при большевиках вернулся в Россию и поселился в Москве на Новинском бульваре!… Благодушный старичок со светскими манерами приходил в сущее отчаяние от всего, что делалось в России, он пытался даже уговаривать Ленина и, не преуспев в этом деле, поспешил скорее скончаться… Похоронили его с почетом, как «героя революции»…

А разве далек был от этого Керенский, выпустивший из тюрем в марте 1917 года всю уголовную шпану и пытавшийся вести мировую войну на уговорах и при солдатском митинговании? А прочие эсеры, сумевшие захватить большинство в Учредительном собрании при помощи самой беззастенчивой всероссийской демагогии, но не умевшие создать никакого отряда для защиты от щелкающей затворами ружей матросни…

Но если так думала и поступала «элита» русской революции, то чего же было ждать от волнующегося студенчества? А это значит, что русская радикальная интеллигенция, мечтавшая и вопившая о «социализме», не имела о нем ни малейшего представления. А тут еще эта не то наивно-глупая, не то демагогически-лживая фраза Карла Маркса, обещавшего, что с водворением социализма сама собою отпадет государственная организация… Он-то о чем думал? Он-то что себе представлял? Или он умалчивал о том, что думал, и вслух произносил другое? И не за ним ли вслед смертельно больной Ленин, создавший в 1917 году Чеку и требовавший крови, пробормотал, что социализм – это «кооперация плюс электрификация»?.. Пробормотал и впал в полную невменяемость от прогрессивного паралича…

Вот этот исход мы и предсказываем для социализма: он рожден «прогрессивным параличом», поразившим дух, разум и инстинкт радикальной интеллигенции, и приведет он к «прогрессивному параличу» хозяйственного инстинкта и духовной культуры. Человечеству нужно социальное устройство, а не социалистическое: ибо последнее по самому существу своему антисоциально.

Жизнь есть опыт, и учит она нас прежде всего ответственному опыту. И когда человечество вынашивает – мыслью, воображением, волею и верою – какую-нибудь социальную химеру, то разоблачить и преодолеть ее может только опыт. Ныне это и происходит во всех странах, захваченных социализмом или коммунизмом. Трудно массе отказаться от вековой мечты, трудно дать воле, окостеневшей в вековых резолюциях и организациях, новое направление, трудно, уверовав, разувериться. И людям социалистической химеры – и вождям, и массам – все еще кажется, что произошло какое-то «недоразумение», что где-то что-то неверно истолковали, исказили и ошибаются: ведь «идеал» гласил – свобода, демократия, равенство, общность (социализм); какой же это социализм, если нет ни свободы, ни демократии, ни равенства? Нет, надо по-прежнему веровать, что социализм это «все высокое и прекрасное»: обилие, всеобщие сытость и комфорт, равенство, братство, гуманность… Вот как в Англии «лэбэристы» так хорошо (было) завели: всем бесплатные очки, парики, челюсти, корсеты, резиновые удобства. Вот это был социализм: при свободном всеобщем голосовании – исключение частной инициативы, водворение повсюду нового социалистического чиновничества, захват больших предприятий, миллион контролеров и обер-контролеров и всюду – очки и парики, парики и корсеты – бесплатно.

Но именно опыт ведет к пересмотру. И пересмотр этот ныне начался повсеместно… конечно, за исключением таких деятелей, как Бивэн в Англии, Шумахер в Германии, Ненни в Италии, Абрамович со Шварцем в «Социалистическом Вестнике», по мнению которых, все сделанное – «удалось» и надо только продолжать «полным ходом». Эти так до самой смерти не поймут, что социализм уже разоблачен и провалился и что «полный ход» неизбежно приведет или к крайнему левому или к крайнему правому деспотизму.

* * *

Более вдумчивые и осторожные давно уже (еще в 1947 году) начали сомневаться и делать оговорки. Такова, напр., была достопримечательная статья «эсера» Григория Аронсона в XvII книге налевомыслящего «Нового Журнала»: «Путь к социализму оказался мучительным». Есть реальная опасность, что «демократический социализм» внезапно обнаружит «свое внутреннее бессилие»… «Нельзя забывать, как демократия слаба и как легко она может пасть жертвой узурпации»… «В целом ряде стран наблюдается весьма слабый уровень демократического сознания народных масс, в среде которых весьма распространены тяготение к диктатуре, эсхатологические верования, переоценка роли насилия, нигилизм по отношению к праву и презрение к свободе»… «Почти повсюду демократия слаба и неустойчива»… «И вот возникает вопрос: «не взорвет ли социализация – демократию?» Ибо «благодаря проведению национализации – неимоверно возрастает мощь государства. Прерогативы власти получают чрезвычайное усиление благодаря тому, что в ее руках сосредоточиваются огромные национально-экономические ресурсы». И таким образом, «страшный призрак тоталитарного государства, этого… опасного врага свободы и социализма… подкарауливает современных социализаторов»…

А между тем, по Карлу Марксу, «обобществление средств и орудий производства, социализация – является альфой и омегой социализма»…

Не значит ли это, что марксизм погубит свободу и демократию? Мы полагаем, что это неизбежно, ибо самое естество социализма требует тоталитарного строя. Парики-то, очки и корсеты на первых порах дадут, но потом – потом снимут кожу. Аронсон вспоминает очень уместно любопытную предсмертную оговорку Каутского; «Если бы нам доказали, что освобождение пролетариата и человечества целесообразнее всего может быть достигнуто на основе частной собственности на средства производства, как это допускал Прудон, то мы должны были бы выбросить социализм за борт»… И вот, смысл нашей эпохи в том, что исторический опыт приступил к таковому доказательству, вернее сказать, дал его. Как интересно читать у Аронсона такое признание: «обобществление средств и орудий производства отнюдь не является непременным и главным признаком социализма в реальности» и «слишком решительный загиб в этом направлении может жестоко отомстить за себя»…

Это означает, что умнейшие из социалистов начинают понимать опасность социализма, а может быть, и его несостоятельность и подготовлять отбой… Давно пора! Но надо помнить, что эта больная «идея» снится фантазерам не первое тысячелетие… Что она никем из наших современников не создана творчески, а воспринята из чужих рук, что она стала чем-то вроде религиозного догмата, проповедуемого и с крыш, и в подвалах, и успела создать в массах, неспособных к самостоятельному суждению, сущий психоз… За все это мы и расплачиваемся. И как будто начинаем умнеть. Напрасно говорит поговорка, что «крепкость задним умом» будто бы присуща именно русскому человеку. Несправедливо это! Западный европеец тоже «задним умом крепок». Вот доказательства.

Рабочие союзы в Англии издавна были драгоценным оплотом «лэбэристов» (социалистической партии); рабочий, голосующий за либералов или за консерваторов, был в Англии самобытным исключением. Но вот недавно (в начале января 1953 г.) рабочие союзы отказались от совместной с социалистами выработки единой избирательной программы для следующих выборов, и некоторые представители тредюнионов прямо высказались в том смысле, что они не ждут от социализации предприятий блага для рабочих и что огосударствление угольных копей не дало рабочим того, чего они ожидали. Они прямо указали на то, что государство не справляется с социализацией, что частные предприниматели работают лучше огосударствленных и что обещание дальнейшей социализации не прибавит левым на выборах ни одного голоса. Третий квартал 1952 года дал в угольных копях дефицит в 5 миллионов фунтов стерлингов, т.е. дефицит в 2 шиллинга на каждую тонну, а транспортная комиссия грозит дефицитом в 21 миллион фунтов. Англия «объелась» социализмом, и Бивэну остается только бушевать и возмущаться. Но он оказался задвинутым и в пределах своей социалистической партии, а Эттли, бывший премьер, открыто признал, что в будущем всякая новая «социализация» должна быть осторожно рассмотрена и взвешена с точки зрения общегосударственного интереса и возможного времени. Тем временем стальная промышленность в Англии и транспорт возвращены в частные руки, и можно с уверенностью сказать, что социализм в Англии нанес сам себе такие тяжелые удары, каких не могла нанести ему никакая отвлеченная полемика консерваторов. Осуществление дало опыт, опыт оказался отрезвляющим…

К этому надо присоединить социалистический опыт в захваченной коммунистами Восточной Европе. Продовольственное оскудение идет здесь рука об руку с невыполнением промышленных заданий и с антисоциальным режимом, подавляющим рабочих и крестьян. Коммунисты ищут «виноватых» и… находят их: 1) саботаж кулаков и интеллигенции; 2) сбрасываемые американцами с воздуха картофельные жуки; 3) интриги «израильтян»; 4) недостаток террористического радикализма в министерских мероприятиях. Но поляки, чехи, венгры, румыны и болгары думают иначе: они на опыте постигают, что есть социализм, и делают выводы на будущее время.

Не поучительны ли данные сельского хозяйства в Восточной Германии? Уже осенью 1952 года здесь было насчитано свыше 200000 гектаров бесхозной, т.е. заброшенной земли. Крестьяне, трудолюбивые собственники и искусные хозяева, бегут от коллективизации. С 1 января до 15 февраля 1953 года на запад бежало 2507 хозяйственных крестьян. А коммунисты открыто говорят о необходимости «уничтожить крестьянское сословие», как таковое. Школа социализма оказалась суровой и беспощадной, но в то же время – отрезвляющей и оздоровляющей. Свободный Берлин должен ежедневно принимать от 2000 до 3000 беглецов из порабощенной Германии, в том числе рабочих, крестьян, немецких совчиновников, совполицейских, соввоенных, сов-социалистов и евреев. Социализм в его настоящем, тоталитарном осуществлении оказался чем-то вроде чумы или урагана, и выводы навязываются людям сами собой.

Эти выводы начинает делать уже и Иосиф Броз, носящий кличку «Тито» (по-сербски: «Тайна Интернационала Террористична Организация»). Чтобы оценить эту «титоброзную» эволюцию надо знать подвиги его прошлого. Так, уже во время немецкой оккупации он работал над экспроприацией югославских «селяков»: его агенты совершали в пределах богатого крестьянского села провокационные нападения на немецкие части, в ответ на это немецкие войска зажгли село с четырех концов по образцу селения Орадур во Франции, а разоренным и пролетаризированным крестьянам не оставалось ничего иного, как уходить в леса и горы и примыкать к «титоброзной» партизанщине, которая всячески уклонялась от открытой борьбы с немецкими оккупационными войсками. Читая подробные описания этого времени, не знаешь, чему больше удивляться – дальновидности предводителя, свирепости его или дьявольскому замыслу.

Долгие годы длилась в дальнейшем борьба Тито Броза с не поддающимся коллективизации крестьянством Югославии. Ныне этот диктатор понял, что оборонять страну, враждуя с крестьянством, невозможно и что коллективизация хороша лишь за столом в беседах с марксистским идеологом Моше Пияде. Конец февраля принес известие, что впредь социализм решено вводить только «добровольно», медленно и поощрительно. «Искусственные? Образования» дают только отрицательные результаты. Все принудительные колхозы должны быть распущены, останутся только свободные общины и кооперативы. Этому соответствует план ликвидации «бюрократической опеки» в промышленности и торговле. Один из самых свирепых коммунистов нашего времени, Тито Броз, вводит в Югославии что-то вроде нэпа. Наивно было бы здесь «верить» и «надеяться», но о кризисе социализма этот поворот говорит совершенно явственно.

Итак, Европа переживает кризис социализма. Мучительный, унизительный и ломающий по форме. Но, будем надеяться, что серьезный и глубокий по своим последствиям…

Что за люди коммунисты?

Нет никакого сомнения в том, что двадцатый век выдвинул, мобилизовал и сплотил новый «сорт» людей, именуемых «коммунистами». Все остальное, некоммунистическое человечество в высшей степени заинтересовано в том, чтобы верно распознать их душевную установку, их умственный и духовный уровень, их происхождение, их сильные и слабые стороны. Ибо нам очень важно знать, что породило их? чего можно ждать от них? и что надо делать в будущем, чтобы люди такого сорта или совсем не возникали, или же своевременно обессиливались. Достаточно подумать о том, что три главные атамана современного коммунизма – Ленин-Ульянов, Троцкий-Бронштейн и Сталин-Джугашвили – родились и выросли в дореволюционной России, чуть не половину своей жизни действовали в ее пределах и неоднократно арестовывались ее полицией, с тем чтобы опять оказаться на свободе и подготовлять свои предательски-дьявольские планы к осуществлению. И Россия не сумела им помешать…

Компетентные люди исчисляли, что в 1917 году к началу октябрьского переворота людей коммунистического уклада и настроения насчитывалось в России не свыше 50000 (в том числе и люди, ввалившиеся из-за границы, а также люди, приобщившиеся немецкому золоту). Правда, рядом с ними стояли еще три социалистические партии, – меньшевики, социалисты-революционеры и народные социалисты, – так или иначе составлявшие их авангард, соглашавшиеся заседать с ними в совдепах и психологически подготовлявшие им их «социальное ристалище». Программно и тактически эти люди не были коммунистами, но идейно они состояли с ними в «братстве», и именно поэтому они не сумели противостать им, ни подготовить им отпор. Это были их «путерасчищатели» и «совздыхатели». Но смешивать их с коммунистами было бы несправедливо и неосновательно.

А мы сосредоточим наше внимание исключительно на коммунистах и начнем с России.

Будет справедливее всего, если мы предоставим самим коммунистам ответить на наш вопрос, памятуя, однако, что те нравственные и умственные мерила, которые они прилагают к себе и к своим сторонникам, очень невысоки и соответствуют их умственному и моральному уровню. Это есть суд своих над своими. Действительность может быть только хуже этих отзывов.

Начнем с Ленина, навербовавшего этих людей, снабдившего их немецким золотом, поручившего им управлять Россией и присмотревшегося к их деятельности. Берем эти отзывы из его речей, произнесенных в последние годы его вменяемости (1921-1923). Вот его суждения через пять-шесть лет после захвата власти.

Коммунисты захватили власть в России, совершенно не подготовленные ни к управлению государством, ни к ведению хозяйства. Это были подпольные «интеллигенты», «старые нелегальщики», «коммунистические литераторы» и «профессиональные журналисты» (1921.1.25), привыкшие разговаривать, писать партийные статьи и сидеть по тюрьмам. «Нас в тюрьмах торговать не учили! А воевать нас в тюрьмах учили? А государством управлять в тюрьмах учили? А примирять различные наркоматы и согласовать их деятельность? Нигде нас этому не учили»… Отсюда у нас всеобщее, повальное неумение вести дела. «Ответственные коммунисты в 99 случаях из 100 не на то приставлены, к чему они сейчас пригодны, не умеют вести свое дело и должны сейчас учиться» (1922.ii.27). Необходимо «воспитание нас самих», необходимо «изучение практического опыта», «деловая проверка» и «деловитое исправление» (1921.1.25). «Несомненно, что мы сделали и еще сделаем колоссальное количество глупостей» (1922.xi.13). «Дела с госаппаратом у нас до такой степени печальны, чтобы не сказать отвратительны»… «Мы уже пять лет суетимся над улучшением нашего госаппарата, но это именно только суетня», «засоряющая наши учреждения и наши мозги»… (1923.iii.4). «Буржуазные деятели знают дело лучше, чем наши лучшие коммунисты, имеющие всю власть, все возможности и ни одного шага не умеющие делать со своими правами и со своею властью» (1922.iii.27). Именно поэтому буржуазные спецы могут дурачить коммунистов: «если сколько-нибудь толковый саботажник встанет около того или иного: коммуниста или у обоих по очереди и поддержит их – тогда конец. Дело погибло навсегда» (там же). Поэтому «построить коммунистическое общество руками коммунистов – это ребячья, совершенно ребячья идея»; управлять хозяйством мы сможем тогда, если коммунисты сумеют построить хозяйство чужими руками, а сами будут учиться у этой буржуазии и направлять ее по тому пути, по которому хотят» (там же).

Итак, способность коммунистов пугать, мучить, развращать и убивать людей – общеизвестна, но управлять и хозяйствовать они не умеют. «Что такое наши заседания и комиссия? Это очень часто игра» (1922.III.6). «У нас направо и налево махают приказами и декретами, и выходит совсем не то, чего хотят» (1922.III.27). «Надо поменьше играть в администрирование» (I921.II.21) и «научиться бороться с волокитой» (1922.III.6), ибо «волокита и взятки» – это «такая болячка, которую никакими военными победами и никакими политическими преобразованиями нельзя вылечить» (1922.Х. 19-22). Так же обстоит дело и в ведении хозяйства: «мы доказали с полной ясностью, что хозяйничать мы не умеем», «ответственные и лучшие коммунисты хуже рядового капиталистического приказчика» (1922.III.27). «Не заботятся о том, чтобы сберечь копейку, которая им дана…, а составляют планы на миллиарды и даже триллионы советские» (1922.III.8); «у нас живую работу заменяют интеллигентским и бюрократическим прожектерством» (I921.II.21); «до какой степени мы в торговле дьявольски неповоротливы» мешковаты!» (1922.III.27); «а купцы над коммунистами смеются – раньше были главноуговаривающие, а теперь главноразговаривающие» (1922.III.6).

В основе всего этого, по мнению Ленина, лежит личная непорядочность и массовая некультурность коммунистов. «Чтобы вылезти из отчаянной нужды и нищеты, для этого надо быть обдуманным, культурным, порядочным», а этого «коммунисты «не умеют» (там же). «Не хватает культурности тому слою коммунистов, который управляет» (там же). «Если взять Москву – 4700 ответственных коммунистов, – не оказались ли они подчиненными чужой культуре» (т. е. русско-национальной, дореволюционной!), «как побежденный навязывает свою культуру завоевателю?». Правда, «культура у побежденных» (т.е. у русского народа) «мизерная, ничтожная, но все же она больше, чем у нас, чем у наших ответственных работников-коммунистов» (1922.iii.6). «Образование в нашей стране минимальное» (1922.xi.13); «нам необходимо прежде всего учиться читать, писать и понимать прочитанное» (там же). «Мы люди вроде того как бы полудикие» (192 i.x.i 7), «безграмотный человек стоит вне политики, его сначала надо научить азбуке» (там же)… «А мы болтаем о пролетарской культуре» (1923.1.4).

При этом низком умственном и нравственном уровне коммунисты, по свидетельству Ленина, отличаются крайне повышенным самочувствием: таково «невежественное самомнение» коммунистических «сановников» «интеллигентское самомнение коммунистических литераторов», их пристрастие к «мишуре, к торжественному коммунистическому облачению», их «коммунистическое чванство» (Ленин. Соч. XvIII, ч. I, 82, 384; ч. II, 37). Среди коммунистов имеется множество «мазуриков», «обюрократившихся, нечестных, нетвердых», таких, «которые внушают отвращение человеку, в поте лица снискивающему себе хлеб» (1921.ix.21), «число таковых измеряется сотнями тысяч» (1921.x.17), но все же в общем – это «лучшие представители пролетариата теперь управляют Россией» (1921.ix.21). И это значит, что все, что приведено выше, характеризует именно лучших.

Понятно, что основная затея Ленина и его клевретов – передать всю политическую, хозяйственную, культурную и общественную жизнь России в ведение таких диктаторски настроенных невежд, затея противоестественная и гибельная сама по себе, – получает особенно нелепый и гибельный характер вследствие такого качества партийно-человеческого материала. Любопытно отметить, что Дзержинский в своих трех предсмертных речах отмечал те же свойства коммунистического управления.

Таков был первый отбор большевистской революции. С этого началось: захватили власть переворотом, захватили потому, что она была расшатана и растрачена «временным правительством» – и посадили править лично непорядочных, чванливых невежд, жадных, жестоких и аморальных. Это продолжается и доныне.

* * *

Вот свидетельства других коммунистов об этом «качественном» отборе за двадцатые годы. Мы цитируем их собственные слова по стенографическим протоколам партии.

Коммунисты, заполнявшие собою кадры партии в двадцатых годах, а потом и в Тридцатых годах, – необразованны, малограмотны, некультурны. «Общий теоретический уровень этой основной массы членов нашей партии чрезвычайно низок» (Зеленский, Стеногр. xii съезда Компартии, с. 364,397; Рязанов, xiy съезд. Стеногр. с. 691). Таков же «уровень политической подготовки» (Резолюция xi съезда, с. 525). «Товарищи не знают азбуки коммунизма» (Зиновьев, xi, 363), но это еще полбеды, среди них множество просто безграмотных, что Троцкий приравнивал к «духовной вшивости» (xi, 262). Количество политически неграмотных коммунистов исчисляется в 50-70% всего партийного состава (Ногин, xii, 69; Сталин, xiii, 125, 132; Гнушенко, xiii, 194), у комсомольцев – до 67% (Бухарин, xiii, 549). Количество совсем безграмотных достигает в деревенском комсомоле 80-90% (Бухарин, xiy, 313, срв. у Зиновьева, xi, 448); однако и грамотный комсомол не учится и «поголовно совершенно ничего не читает» (Бухарин, xiii, 549).

Плохо обстоит дело и на верхах партии. На партийных съездах, где присутствует обычно весь партийный верх (1000-1500 человек), преобладает масса с низшим образованием, напр., на XIII съезде было 66,8% делегатов с низшим образованием; 17,9% – со средним, 6,5% –с высшим (Каганович, XIII, 5558). При этом делегаты, конечно, были склонны преувеличивать, а не преуменьшать свой образовательный стаж. Отсюда понятны эти вечные жалобы на «катастрофический недостаток квалифицированных сил» (Резолюция, xiii, 715, срв. у Курского, xiv, 92 и др.). Ибо «для того чтобы руководить той или другой губернией, величиной почти в целую европейскую страну, тут нужны крупные силы, крупные руководители» (Зиновьев, xiv, 461), а где их взять, когда даже в рабочем профессиональном движении коммунистические организаторы «смыслят меньше, чем некоторое животное в тех апельсинах, которых так мало в советской России (Рязанов, xi, 234). Поистине «нужна высокая квалификация для того, чтобы руководить миллионами» (Бухарин, xiv, 821), а у коммунистов, с самого начала лишенных «культурных и технических сил» (Орджоникидзе, xv, 396), уровень все падает и падает, ибо старшее поколение, чему-то с грехом пополам учившееся в дореволюционной России, сходит со сцены, а комсомольская «смена» растет невежественная и карьеристически настроенная: «скорее получить место», «быть забронированной», получить «целый ряд добавочных развлечений» – вот их желания (Бухарин, xiii, 549). И Крупская-Ленина-Ульянова права, утверждая, что «от вступления в комсомол парень не делается всеведующим» (xiii, 486). Вот почему «укреплять теоретический уровень» в партии некому (Зеленский, xi, 398); вот почему «коммунисты, работающие в наших учреждениях», «никоим образом не могут пользоваться авторитетом среди рабочих», «они не могут быть руководителями и поднимать общекультурный уровень наших ячеек» (Зеленский, xi, 99). Вот откуда эти безграмотные приказы, идущие из сталинского секретариата Центрального Комитета партии (Ногин, xi, 60). Отсюда же и безграмотность в советской прессе (Яковлев, xi, 376).

Таковы же и самые видные коммунисты, за исключением нескольких людей. «Невежественные вы люди», – кричит Рязанов-Гольдендах Томскому, не вынесши его развязно преподносимых грубых ошибок (XIv, 798). Вот правая рука Сталина, Серго Орджоникидзе (впоследствии по приказу Сталина убитый Ежовым и Поскребышевым!): он не умеет отличить гражданского права от уголовного (Крыленко, Xv, 546). Вот председатель Московского Совета – Угланов: он едет революционировать Германию, но читать по-немецки не умеет (Угланов, Xv, 722)… Все эти вожди подписывают доклады спецов и хозяйственников, не читая: «мы не знаем, что делаем, а знают это другие и бумаги в наших портфелях» (Дзержинский, Речь 9, vii, 1926, с. 34). «Наши ответственные работники, в том числе и наркомы – слишком много подписывают чужого и очень мало вносят своего» (Рыков, xv, 1044); они говорят на съездах по шпаргалкам, которые накануне выпрашивают у спецов, «чтобы несколько ориентироваться» (Кржижановский, xiii, 417), и, «руководя хозяйственными организациями, они в большинстве случаев не имеют технического образования», чем и «вносят в дело полную безответственность» (Рыков, xv, 1043).

При этом моральный уровень коммунистов значительно ниже умственного. Могло ли быть иначе, может ли это и доныне быть иначе, если принять во внимание, что в коммунисты люди шли и идут для предательства России, желая сытости и карьеры? Следуя своей партийной догме, коммунизм презирает нравственное начало, как таковое: «морально то, что в данный момент полезно партии», т.е. международному сброду предателей и нырял. Именно в связи с этим становится понятным то обстоятельство, что при партийных «чистках» и «Проверках» – «охотятся» за «чуждым», «хотя бы и честным» элементом «больше, чем за жуликом» (Шкирятов, xi, 334). Это означает, что честных людей терпят в коммунистической партии лишь постольку, поскольку их умственный и нравственный уровень позволяет им быть фанатическими коммунистами. Согласно этому в коммунисты идут или люди духовно и хозяйственно слепые, или же люди без совести. «Мы с вами, товарищи, ребята стреляные» (Ларин-Лурье, xii, 101, срв. xiv, 508). «Шкуры у нас дубленые» (Каменев, xiv, 245). Эти люди отличаются «неумением работать, чванством, грубостью, хамством, некультурностью» (Вердин, xi, 401). Обычно это «командиры» диктаторы, стремящиеся создать себе карьеру, накопить политический капитал» (Сахат-Мурадов, xiv, 606). Карьера и власть для них все, угодливость и интрига – вернейшие пути. «Мы все чувствуем себя руководителями, обязательно руководителями, на мелкую работу коммунисты идти не хотят» (Афанасьев, xv, 442). Они изо всех сил держатся за свои, взятые с боя места (Беленький, xii, 108). И когда перед xiv съездом (декабрь 1925) Зиновьев имел; неосторожность сказать, что «народная масса в наши дни мечтает о равенстве» (Угланов, xiv, 194), то коммунисты прежде всего испугались за свои оклады (Калинин, xiv, 319), квартиры и автомобили (Зиновьев, xiv, 443).

«Хищения, злоупотребления и бесхозяйственность» этих людей в «госаппарате» Куйбышев не взялся описывать: «вышло бы слишком много» (XIII, 303): одни обогащают своих родственников (Куйбышев, XIII, 305), другие поддерживают связи с шайками бандитов и налетчиков (Молотов, xv, 1084, декабрь 1927 года). Бывают такие случаи, что в центральном органе, заведующем внешней торговлей, «вычищаются» за злоупотребления (т. е. за взятки, продажность и черную спекуляцию) – все коммунисты (Сталин, xiii, 121). Они проповедуют «насчет изъятия» церковных ценностей, а сами «напяливают их на себя» и «цепочки» у них «блестят» (Кутузов, xi, 407). Словом, это люди, которые, по выражению Иоффе (записка, написанная им перед самоубийством), «на все способны» (Ярославский, xv, 356).

И в дальнейшем они доказали это на деле. Революционной корыстью и революционным террором подмятые, они подчинялись своему диктатору, рабски исполняя все его противогосударственные, и хозяйственно бессмысленные повеления. Так, в 1929 году они, подобно тем шайкам бандитов и налетчиков, о которых говорил Молотов, бросились «раскулачивать» деревню и разорять крестьянство, – конечно, по приказу Сталина, и партии. И уже через несколько месяцев на окрик из центра и ввиду расправы, грозившей разбойным старателям (ибо диктатор не может быть не прав!), часть этих покорных рабов прибегла к самоубийству. Люди без всякого знания, без собственной мысли, без административного опыта, – они стали затем из года в год изводить русский народ набатносозидаемой промышленностью, спешной постройкой каналов, концентрационными лагерями, Соловецкою каторгою, сибирскою золотопромышленностью, колхозным разорением и всегда и повсюду унижать его страхом, голодом и подлейшей системой взаимных политических доносов и насильственного «заагентуривания»…

Коммунист есть невежда и «противоестественник» (выражение Аристотеля). Коммунист есть раб чужой химеры, вечный трус перед «начальством» и вечный мучитель народа. Из этих людей и вылезли в дальнейшем Ежов, Вышинский, Поскребышев, Маленков, Берия, Булганин и множество им подобных. Из этих людей выбрались на военные верхи и те сталинские «генералы», которых так ярко и правдиво показал М, Соловьев в своей статье «генеральский инкубатор» («Возрождение», 1953, № 27). Из этих людей отобрались и те гнусные «следователи» и «следовательши» советской политической полиции, которые описаны, например, в книжке «Смерш»: эти особы с крашеным лицом и с маникюром, ругающиеся сквернейшими словами и забивающие допрашиваемого резиновой палкой по лицу…

Но надо признать и выговорить недвусмысленно, что и люди первого советского ранга стоят своих последователей во всех отношениях. Отчетливее всех это выговорил коммунист Красин. «Болтунами они были и болтунами остались, а когда дело шло не о том, чтобы произносить речи и громить статьями, а что-то создать, эти строгие вожди мирового пролетариата только и пригодились на то, чтобы совершенно без надобности, бессмысленно и жестоко проливать кровь (своих сограждан)» (письмо от 11 июля 1917 г.). «Так велико невежество на верхах, так плохо ведутся дела, что теряю всякую надежду» (письмо от 21 сент. 1922 г.) «Небольшая группа лошаков и идиотов уничтожила все, что я сделал, точно мальчик, смахнувший всю ткань паука» (8 окт. 1922 г.) До октябрьской революции никто из них не был известен ни как выдающийся писатель, ни как экономист или ученый или что-либо другое в умственном и художественном мире» (письмо без числа). «Все переживаемые нами трудности проистекают из того факта, что компартия состоит на 10% из убежденных идеалистов, готовых умереть за ее идеалы, но неспособных жить для них, и на 90% из подхалимов, вступивших в партию только с целью устроиться» (заявление Красина в ЦК компартии).

Справедливость требует прибавить, что если есть среди коммунистов «убежденные идеалисты», то убеждения их несут унижение и гибель всему человечеству, а так называемый «идеализм» их – свиреп и аморален.

Нет никакого сомнения, что за последние двадцать лет умственно-образовательный уровень компартии повысился, а моральный уровень понизился. Первое потому, что в партию стала входить и впускаться столь нужная ей интеллигенция – и техническая, и военная, и работающая в области искусства (организация «зрелищ» для революционной массы), и даже церковная (группа так называемого «патриарха» и его последователей). Эта новая большевистская интеллигенция (уровень которой несравненно ниже прежней, русско-национальной) не обновила, однако, ни партию, ни ее программу: она служила за страх, приспособлялась, всячески страховалась и утряслась, наконец, в несколькомиллионный кадр чиновников, спасающих себя и губящих Россию и церковь. Но именно поэтому морально, патриотически и, конечно, религиозно – ее уровень таков, какого Россия никогда еще не имела. Эти устроившиеся бюрократы не верят в партийную программу, не верят своим властителям, не верят и сами себе. И назначение ее состоит в том, чтобы верно выбрать близящийся ныне (1953 г.) момент, предать партию и власть, сжечь все то, чему поклонялись эти долгие годы, и поклониться тому, над чем надругивались и что сжигали доселе.

Но возрождения России она не даст: для этого у нее нет ни характера, ни чувства собственного достоинства. Возрождение придет только от следующих поколений.

* * *

Долгие годы непосредственного наблюдения и изучения подлинных материалов убедили меня в том, что русские коммунисты мало чем отличаются от западноевропейских: это явление общечеловеческого религиозного кризиса, это люди одной эпохи, одного поколения, одного идеологического уклада, сходного душевного настроения, сходного социального происхождения, сходной морали и единой политики. Недаром на верхах русской коммунистической партии было так много иностранцев и полуиностранцев, недаром руководители советской революции еще до ее наступления то и дело «удирали» за границу, посиживали в библиотеках, послушивали кое-какие лекции, напитывались Марксом, Энгельсом, Каутским, Бебелем и «развязывали себе руки» чтением о французской революции и почитыванием Ницше (последнего периода).

Но главное, что единит их всех, – это полная неспособность к самостоятельному мышлению. Это относится к ним ко всем: русским, полякам, немцам, французам, итальянцам и англичанам. Они совершенно не способны к самостоятельному наблюдению и исследованию. Они получают свое «учение» в готовом виде, в качестве «догмы», которую они принимают раз и навсегда на веру. По существу, это догма Маркса, теоретически обоснованная им в «Капитале», практически развернутая им в статьях и брошюрах: Подготовка коммуниста состоит в усвоении этого чуткого готового умственного препарата и в натаскивании ума на революционное толкование его (эволюционное толкование даст «социал-демократа», меньшевика). Самому партийцу не позволяется думать об основах, умственная самодеятельность немедленно породит должное толкование, «уклон» или ересь.

Итак, коммунист воспитывается на дедуктивном мышлении. Из дедукции, индукции и интуиции – он раз и навсегда присягает дедукции: это мышление, особенно если оно исходит из чужой мысли, является самым легким, самым пустопорожним: отвлеченным, мертвым и пассивным. Индукция наблюдает действительность, собирает единичные данные и пытается найти законы бытия. Интуиция созерцает живую жизнь, вчувствуется в нее и пытается узреть ее основы и истоки. Дедукция знает все заранее: она строит систему произвольных понятий, провозглашает «законы», владеющие этими понятиями, и пытается навязать эти понятия, «законы» и формы – живому человеку и Божьему миру. Сначала они навязываются в истолковании явления и в понимании жизни; а потом (революция) они навязываются людям и народам в порядке властных велений насилия и террора.

Такое дедуктивное мышление есть величайший соблазн в человеческой культуре: соблазн отречения от живого опыта; соблазн самоослепления и мыслительной пассивности; соблазн умственного порабощения, покорности и унижения. Тот, кто хочет верно понять современную революцию, тот должен увидеть, что в основе ее лежит власть дедукции. Так, Ленин всю жизнь думал дедуктивно, усвоив догму марксизма в ее революционном истолковании, и последнее крупное сочинение его, писанное в 1917 году во время укрывания на крейсере «Аврора», – «О государстве» – поражает читателя своей бесплодностью и беспредметностью: оно посвящено дедуктивному издевательству над теми, кто смеет толковать Маркса не революционно, а эволюционно… Эта книга написана умственным рабом, о котором пророчески сказано у Аристотеля: «раб от природы тот, кто приобщен разуму лишь настолько, чтобы понимать чужие мысли, но не настолько, чтобы иметь свои»… И вот Ленин, раб от природы, высиживая на «Авроре» последние сроки и готовя русскому народу и всему миру невиданное в истории нападение и государственное порабощение, является нам как одержимый волевым зарядом и жаждою власти политический разбойник. Вот откуда у коммунистов это возвеличение Спартака, раба и гладиатора, предводителя 70000 восставших римских рабов, который наделал римскому правительству столько хлопот и погиб вместе со своим войском в 71 году до Р.Х.

Ленин много читал, но «многознание не научает иметь ум» (Гераклит). Ленин много читал, но не учился наблюдать и созерцать: и все чтение его было бесплодно и насильственно. Он был типичный полуинтеллигент, усвоивший себе уклад сектанта-начетчика. И если ум есть сила суждения (самостоятельного суждения), вырастающего из индукции и интуиции, то ум его всю жизнь спал. Он жил чужою озлобленною и противоестественною химерою, которая родилась из зависти и властолюбия и которую радикальные полуинтеллигенты Европы вот уже сто лет принимают за последнее слово социальной мудрости. Нужен был провал во всероссийский голод и хаос 1920 –1921 года, нужно было восстание кронштадтских матросов, чтобы был поставлен растерянный и беспомощный вопрос о «новой экономической политике». И вот «ум» Ленина «проснулся» только под самый конец его жизни, когда люэс головного мозга «развинтил» его твердокаменные трафареты. Тогда он бессвязно признался, что нелепо вводить коммунизм в жизнь пролуграмотного народа, что «головка» его партии ничего не стоит, что социализм есть просто «кооперация» + «электрификация», и ушел из жизни недопроснувшимся к мысли и к духовной жизни злодеем.

Дедуктивное мышление срослось в этом злополучном человеке с сифилитической паранойей. Паранойя есть тяжкая душевная болезнь, при которой человек не видит внешнюю живую действительность, как она есть, а пребывает в химерах и галлюцинациях. О паранойе у Ленина московские ученые говорили до его открытого заболевания. Один видный экономист писал ему в 1919 году в Кремль: «вы сифилитизировали Россию спирохетами лени и жадности». Другие говорили открыто, что Ленин живет марксистскими бредовыми идеями, что он хорошо понимает только шкурника и деморализованного негодяя в человеческой душе и на них-то и «делает ставку», но что здоровой, творческой, религиозно осмысленной и духовно мощной стихии человеческой души он не видит совсем. «Мир», с которым он считался, был его бредовый мир, выкроенный по Марксу. В этом мире не было ни добра, ни чести, ни благородства. И сам он жил звериным чутьем, волевым властолюбием и выдумками Карла Маркса. И нужна была вся духовная слепота наших дней, чтобы объявить его «планетарным гением» или провозгласить его (подобно католику Гуриану) «величайшим педагогом истории».

Тот, кто жил под большевиками и наблюдал, тот, кто проходил через коммунистические пайки, распределители и уплотнения, кто на собственном опыте изведал чекистские допросы и тюрьмы – тот чувствовал себя непрерывно во власти неистовой догмы, рожденной из безбожия, зависти, нигилизма и властолюбия. Доктрина мести, уравнения и коллективизации пронизывает и доныне всю эту революционно-бюрократическую машину. Доктрина же эта должна быть принята на веру, вслепую. А для этого первым и основным условием было сложившееся и окаменевшее безбожие в душах людей, вера в Бога угасла, вера осталась пустою и ждала нового «откровения», и это новое «откровение» пришло в виде дедуктивной человеческой выдумки, подброшенной ослепшим народам в образе «научного марксизма», «диамата», «истмата», «ленинизма», «сталинизма» и прочих противоестественных и гибельных изобретений, – сущее торжество глупости над мудростью…

Понятно, что веровать во все эти выдумки ни один человек с живым духом и образованием не мог. Это есть вера для полуинтеллигента или почти не интеллигента, для «раба от природы». И изумление коммунистов на съездах, подсчитавших свои умственные силы и пришедших к самым плачевным выводам (см. «Н.3.», с. 152, 161), производит доныне трагикомическое впечатление… Не могли же эти полуобразованные фанатики воображать, что за их озлобленными и разрушительными теориями пойдут духовно живые и образованные люди!.. Конечно, «сила солому ломит», и с самого начала находились такие, которые ради прокормления или карьеры притворялись коммунистами и бормотали или даже выкликали громко их пошлости. И как быстро все менялось в таком человеке: вот он уже избегает встреч с нами и не смотрит нам в глаза; на окаменевшей шее не повертывается свободно лживая голова; слова его стали партийно-трафаретными; поступки – двусмысленно-фальшивыми; он внутренне презирает сам себя и скрывает это от себя самого, и боится, что мы заметим в нем эти добровольно принятые им рабские черты. А партийные не верят ему, не уважают его, отнюдь не считают его «своим» и только пользуются им как полезным наймитом – впредь до нежданного ареста и расстрела. Но такие перебежчики – не коммунисты: они симулянты из корыстных побуждений, холопы поработителей, человеческие обмылки… И их образованность только оттеняет низкий умственный уровень настоящего коммунистического «кадра»…

Итак, вот общая и основная черта, свойственная коммунистам в России и на Западе: это люди, утратившие веру в Бога и неспособные к самостоятельному мышлению, исследованию и миросозерцанию. Их мышление авторитарно, полуобразованные или почти необразованные, эти люди раз и навсегда заполнили свою умственную пустоту чужими трафаретными формулами. В этом их жуткое сходство с национал-социалистами, заучившими формулы Гитлера. Но за этим на западе стоит еще многосотлетняя подготовка католицизма, принципиально приучавшего своих адептов к мышлению авторитарному, гетерономному (т. е. чужезаконному) и покорному.

Вторая, общая и основная черта всех коммунистов: это люди, чувствующие себя обойденными, неустроенными, подавленными и не прощающие этого никому; они предрасположены к зависти, ненависти и мести и ждут только, чтобы им указали, кого им ненавидеть, преследовать, истреблять и замучивать. Католики учили таких людей столетиями: истреблять и замучивать надо инославных (мавров в Испании, протестантов повсюду, православных, где только возможно) и еретиков. Маркс указал на буржуазию, как на класс. Гитлер перевел направление на евреев и на людей «низшей расы». Итак, коммунисты суть люди с изголодавшимся чувством мести и окаменевшим от ненависти сердцем.

Третья общая черта всех коммунистов: это люди, жаждущие власти, господства, командования, социального и политического первенства. Эта потребность в них настолько сильна, что они освобождают себя от всяких законов и удержей. Политическая лояльность для них не существует: на то они и революционеры. Уголовные законы им не импонируют; преступления их не пугают (вспомним убийство С.Т.Морозова; экспроприации Сталина на Кавказе; вечные похищения людей в Европе; самовольный расстрел Бенито Муссолини и др.). Законы о собственности составляют главный предмет их революционного нападения. «Морально» для них то, что полезно их партии (партийный утилитаризм). Патриотическая верность им смешна. И государственное правление их, построенное на терроре, попирает все законы совести, чести и человечности. Все это можно было бы выразить так: это люди, инстинктивно разнузданные и дерзающие, душевно ожесточившиеся, а духовно омертвевшие. Или иначе: биологически это индивидуализированные люди, а духовно – полулюди, опустившиеся на низшую ступень первобытного всесмешения.

Естественно, что тоталитарное государство становится для них основной формой политического бытия. Оно дает им сразу: плен мысли, порабощение воли; развязание зависти, ненависти и мести; упоение грабежом и произволом; санкцию безбожия и всяческое первенство. Оно дает им иллюзию всемогущества, за которою скрывается подлинное рабство – рабство вверх и рабовладение вниз.

Устанавливая это все, мы отнюдь не закрываем себе глаза на то, что среди коммунистов можно найти салонных болтунов, беспочвенных снобов, сентиментальных глупцов, доверчивых слепцов, извращенных мужчин и женщин, устраивающихся «попутчиков», временно примкнувших представителей национальных меньшинств, людей без убеждений, неистово симулирующих фанатическую убежденность и т. д. Но это все – человеческий наплыв, полая вода революционной эпохи. Это не они «делают коммунизм», они только «примазываются» и «обслуживают». Главный кадр партии терпит их, но не ценит.

А главный кадр партии вербуется из претенциозных полуинтеллигентов и неудачников всех сортов и классов. Сюда идут «обиженные» народные учителя, мелкие газетные сотрудники, бездарные писатели (вроде Луначарского), не устроившиеся техники; извергнутые из сана священники (вроде Горева-Галкина); скомпрометированные полууголовные типы; верхний слой честолюбивых рабочих; содержатели дурных заведений; недоучившиеся студенты и т. д. Словом, вся та отбившаяся и выброшенная социальная пыль, которую создает капиталистический строй, пролетаризируя людей и не устраивая их, раздражая их властью, комфортом и роскошью и оставляя их в лишенцах. К этой «социальной пыли» принадлежит и ее дополняет тот кадр профессиональных преступников, который в Америке носит название «гангстеров», во Франции именуется «апашами», в советском государстве – «урками». Русская императорская уголовная полиция успешно боролась с опасностью, которую этот кадр представлял собою в общественной жизни, коммунистическая революция впитала в себя обширный состав, этого кадра. И только позднейшая история установит размеры его участия в злодеяниях коммунизма, как в России, так и в Европе.

(Проф.Иван Ильин, Статьи 1948 — 1954гг).

Оставьте комментарий